Совсем недавно появилась новость про назначение Сойжин Жамбаловой худруком в Няганский ТЮЗ, а 21 и 22 января в Москве, в Театре Наций показали (не в первый раз уже) ее спектакль «Калечина-Малечина» как раз оттуда — впрочем, поставленный задолго до того, как она возглавила этот театр.

«Катя-Катя катится, колошматится». История про девочку (Мария Васильева), сталкивающуюся с проблемами, к сожалению, знакомыми многим детям — непониманием как в школе, так и дома. Абсолютно карикатурно-узнаваемая учительница разговаривает штампами «звонок для учителя», «рты закрыли — тетрадки открыли» и т. п., издевается над Катей и унижает ее прямо перед всем классом. Дома ей ничуть не легче: вместо любви — агрессия и насилие. Мама постоянно агрессивно расчесывает ей волосы, а папа проверяет домашнее задание так, что девочка с тетрадкой в руках аж вся трясётся. Точное психологическое наблюдение — это рождает не столько эмоциональную отстраненность, сколько нездоровое желание хоть как-то заслужить их любовь и чувство вины за их ссоры. Как раз про это сильный образ, когда родители ссорятся, а девочка, невольная свидетельница того, что лучше бы ей не видеть, прыгает между ними через веревку.
Собственно, визуальные образы — важный элемент этого спектакля. Если бы не они, это была бы обычная подростковая история про сложное детство, но Сойжин Жамбалова в эту реалистичную историю вводит, с одной стороны, вербатимные монологи актеров про их детство (хотелось бы еще большего контраста между их ролями и их монологами от первого лица, а то все равно было ощущение, что и этот текст читают персонажи) и, с другой, — много фольклорно-потусторонних образов. Сначала это просто редкие вставки: в основном музыкальные — интересное и выразительное сочетание рэпа и фольклора, но постепенно их количество всё нарастает — то ли это фантазии девочки, которая пытается «поэтизировать» предельно серый окружающий ее мир (декорации, к сожалению, узнаваемые: жуткие однообразные серые бетонные заборы, которые еще иногда и в школьную доску превращаются, художник Надя Скоморохова), то ли попытка автора спасти девочку с помощью сказки.
Сюжет к концу становится всё менее явным — то ли девочка кончает жизнь самоубийством, включив газ на кухне, то ли некая Кикимора (Юлия Баранова) ее спасает. С Кикиморой сильный эпизод, когда Катя в отношениях с ней начинает воспроизводить то насилие, которое недавно причиняла ей мама, — расчесывание волос. Это не только эстетическая игра, хотя такое совмещение разных нарративов, реального и фантастически-сказочного, придает объем спектаклю, но и точный способ передать механизм психики — когда детские травмы вытесняются в выдуманные образы, как будто задавая дистанцию между тобой и травмой и облегчая ее проживание.

Постепенный переход из одной эстетики в другую — непростая задача. И мне показалось, что первая часть, условно реалистичная, слишком затянута — спектакль поначалу кажется как будто подростковой историей, а фольклорно-подсознательная часть — иногда слишком патетично-пафосная (эмоции нарастают, и в какой-то момент, на мой взгляд, несколько переходят грань вкуса — особенно звучащая песня «Господи, помилуй, Ты всегда со мной» под фотографиями детей на бетонных стенах). И из-за того, что переход случился так поздно, многие темы как будто проговорены впроброс — например, интересная потенциально метафора про лилипутский город и невыросших людей так и осталась едва упомянутой. Впрочем, в любом случае это интересная работа — с выразительным и объемным сочетанием разных стилей и жанров.
Текст: Нина Цукерман
Фото театра