В Таком театре премьера — Борис Павлович поставил спектакль “Риф” по одноименному роману Алексея Поляринова. Поляринов — популярный современный автор (его “Центр тяжести” был выдвинут на несколько крупных литературных премий), сопереводчик романа Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка».
“Риф”, выпущенный в 2020, посвящен табуированной в обществе теме религиозных культов и сект, феномену памяти и исследованию механизмов устройства тоталитарной системы.
Роман нелинейный, состоит из трех сюжетных линий о женщинах, как будто бы не связанных друг с другом. Кира — из крохотного городка Сулима за полярным кругом, узнающая чудовищную правду о прошлом города и роли матери в трагедии; Ли, перспективная американская студентка-антрополог, попадает под влияние профессора-абьюзера. Таня — из Москвы, пытается вытащить мать из секты.
Сделать главными героинь писатель решился не из феминистских позиций и новой этики, а потому, что в детстве в 90-е его растили и окружали сильные женщины, которые принимали все решения. Роман написан простым языком, поделен на главы-эпизоды и так и просится быть экранизированным, читая, ты буквально видишь каждый эпизод на экране и слышишь голос автора за кадром. Павлович усложняет задачу не читавшим роман — в первом акте персонажей играет по несколько актеров. Это и наталкивает на мысль о коллективной травме, и гармонирует с форматом кинопроб в первом акте, и закольцовывается с финалом, когда Таня приезжает снимать кино в родной город матери.
Но режиссер не стремится запутать, а наоборот, дает много воздуха и свободы, лишь схематично обозначая сюжетные линии, словно на контурной карте — как героиня Юли Гришаевой, которая рисует план Сулима на школьной доске. Благодаря этой незакованности в рамки единого образа зритель может буквально “примерить” каждого персонажа на себя, нащупать паттерны из детства, вздрогнуть от личных триггеров.
Одна из важных мыслей книги и спектакля — сектой может быть любое изолированное комьюнити со своими правилами и культом личности, будь то студенческий кампус, офис или даже семья. После короткого опроса зала (кто когда-нибудь зависел от настроения харизматичного лидера?) актеры доказывают принадлежность к секте буквального каждого в определенный период на личных примерах — от маркетинговых пирамид и жизни в театральном институте в течение 9 месяцев до затягивания в субкультуры. Традиционной для Такого Театра иммерсивности много — вот Гарин (Саша Худяков, играющий гуру, лидера секты, убедительный и магнетичный, как и в “Иранской конференции”, и в то же время пугающе похож на ничем не примечательного обывателя) по-крымовски отчитывает студентку за то, что та не знает, кто такой Михоэлс, ищет поддержку у зала, и доказывает с помощью зрительниц неэффективность эксперимента, когда испытуемый в курсе эксперимента. Художник Ольга Павлович конструирует цельные образы персонажей. Титов одет точь-в-точь как Чарли Гордон, и смахивает на него своей инаковостью в одежде, Таня — в мешковатых штанах и шапке а-ля Билли Айлиш, Кира — в дубленке и пуховом платке, повязанном на поясе, точь-в-точь как в детстве. Появляется в “Рифе” и культовая клетчатая сумка-челнок, которая будет рассказывать истории!
Александра Магелатова, фея-проводница в тёмный лес в другом спектакле Бориса “Конец света, моя любовь”, создает гипнотические видеопроекции словно из лабиринтов памяти прошлой жизни. Спектакль наводнен звуками (музыкальный руководитель — Георгий Саварский, он же — один из актеров), он весь состоит из шепотов, всхлипов, проговариваний, криков, обрядовых песен-рыданий (сирена Кристина Токарева, песни которой хочется слушать и в других спектаклях!), атмосферы концерта-ритуала “Братьев Волковых”, на котором можно “подсадить на крючок” и получить власть над сознанием человека. “Риф” — словно зажатый ладонью рот, через которую прорывается плач. Плач по прожитой не так, как мечталось, жизни, по близким, которых больше нет рядом. По чудовищному прошлому своему страны, которое всё еще не отрефлексировано, ведь в России — культура забвения и запрятывания боли и страха глубоко-глубоко. Но они преследуют и рано или поздно настигают — в более страшных формах. И тогда память становится самым мощным инструментом манипулирования. «Взрослые — это мы, и, кроме нас самих, нам никто никогда ничего не объяснит» — сказал Поляринов как-то в одном из интервью. Все мы застряли в той же яме, что и Таня, и захлебываемся в наших персональных “гетто в озере”. Выберемся ли?
Текст: Наталья Стародубцева
Фото: Иван Черных