Ксения Воскобойникова: «Линия – это то, что я препарирую с научным интересом»

Открытие персональной выставки художницы Ксении Воскобойниковой “Каракули. Линии и эмоции” состоялось 15 июня в пространстве Открытые Мастерские в Санкт-Петербурге. Мы побывали на вернисаже и обсудили выставку с самой художницей, а также с куратором выставки Николаем Кононихиным и арт-менеджером Александрой Елизаровой.

ОКОЛО: Какое место этот проект занимает в вашем творчестве?

Ксения Воскобойникова: Это ключевой проект, который объединяет мои многолетние исследования экспрессии, мои эксперименты с формой, с материалом, со скульптурой. Я посвятила ему последний год и планирую и дальше его развивать. Это мой главный проект, в котором я органично себя чувствую как художник и как исследователь заявленной темы.

ОКОЛО: Темой стали эмоции, вызванные последними событиями в вашей жизни. Является ли они логичным продолжением всего того, что вы до этого делали или неким новым ответвлением? Давайте расскажем нашим читателям, чем вы занимались прежде.

К.В.: Как художник я работаю с эмоцией как с сутью и содержанием во всех своих проектах. Вторая тема – это линия. Линия – это то, что я препарирую с научным интересом. Проект родился из эксперимента. Я делала своего рода лабораторную работу: анализировала, ставила гипотезы, опровергала их, делала другие выводы, делала заметки. Результатами этого стали тридцать каракулей, которые вы видите на выставке. И именно этот исследовательский материал уводил дальше в глубину. Я начали видеть, как линия работает с эмоцией, как она ее выражает, как люди на это реагируют, считывают они ее или нет. И уже это проросло в следующие проекты - скульптуру и полотна. Если резюмировать, меня всегда интересовали эмоции и линии, это всегда было центральной частью моего artist statement, и здесь квинтэссенция моих многолетних исследований. Как Малевич нашел свою «нуль форму»*, так и я говорю, что моя нуль форма – это каракуля. Это то, что у меня присутствует везде и всюду, и в этом проекте я вывела в максимум.

ОКОЛО: Какие из выдвинутых гипотез были доказаны, а какие опровергнуты?

К.В.: С чего это началось? Я решила, что 30 дней я буду одним и тем же выразительным средством, условно одним и тем же маркером, создавать каракулю и при этом не буду использовать художественные приемы, не буду думать, что я сейчас делаю композицию или пятно, или что-то еще, а буду просто соединяться со своим состоянием. Вы даже по почерку можете понять, что вы пишите по-разному в зависимости от вашего настроения. Почерк гуляет. Моя гипотеза заключалась в том, что за 30 дней состояние будет часто повторяться, но как вы видите, есть всего лишь пара похожих каракулей. Самое интересное, что похожи каракули, написанные именно в гармоничном состоянии. Каждая каракуля, которую я делала после йоги и медитации похожа на каракулю, которую я делала после йоги и медитации. Во всех остальных каракулях нет ничего повторяющегося. Таким образом я, с одной стороны, опровергла свою же гипотезу, с другой стороны, сделала вывод, что, каракули, созданные, когда я испытывала наиболее сильные эмоции и потрясения, вызывают наибольшую эмпатию и интерес. Например, во время этого проекта я кормила ребенка грудью, а потом переставала.

ОКОЛО: Нашло ли это какое-то отражение в экспозиции?

К.В.: Да, нашло. Вместе с куратором мы выбрали две каракули, представляющие два «эмоциональных полюса», которые стали центром экспозиции. Одна называется «Ясность в делах», когда у меня все хорошо получается, я сконцентрирована и полна энергии, а другая - «Кардиограмма усталости». На обороте каждого листка с каракулей я делала дневниковую заметку, и их названия взяты оттуда.

ОКОЛО: Как вы оказались в этом проекте?

Николай Кононихин: С Ксенией мы познакомились около двух лет назад. Моя сфера интересов связана с классикой ленинградского искусства второй половины XX века и с современной графикой и литографией. Когда я посмотрел, что делает Ксения, я понял, что, с одной стороны, она совершенно другим занимается, с другой стороны, мне всегда были крайне интересны художники, которые мыслят концептуально и работают на территории концептуального и даже актуального искусства. Здесь сказывается мой бэкграунд, связанный с опытом работы на «Пушкинской 10» в 2000 году, на рубеже веков. Я увидел, что в работах Ксении удивительным образом перекликаются, я бы даже сказал переплавляются, две линии, которые идут от наших великих традиций авангарда, а именно абстрактного экспрессионизма.

Если мы стилистически посмотрим на серию «Каракули», то четко классифицируем, что это традиции, которые идут от Кандинского, Пауля Клее. От художников, которым было важно исследование экспрессии линии. Не случайно мы знаем труд Кандинского «Точка и линия на плоскости», не случайно Клее, как он говорил, «любил пускать линию на прогулку» и изображать этой линией девочку с косичками, которая где-то там гуляет. И обращение к детской стилистике, к наивному искусству, к непрофессиональному искусству тоже было характерно для художников и русского, и европейского авангарда.

С другой стороны, в этих каракулях не просто рисунки, выполненные в тех или иных эмоциональных состояниях. Самое главное, что это рисунки спонтанные. Так вот, для художников русского авангарда, а затем школы Стерлигова и Кондратьева, очень важно было выявление своей пластической сущности, своего нутра. И, собственно, то, что Ксения называет «ноль форма», это присущая только ей некая изначальная форма. Классики, начиная от Сезанна, говорили, что самое важное и сложное для художника – выявить свою внутреннюю форму. И через эту форму понять себя и показать миру, что ты из себя представляешь. Метод выявления такой формы – спонтанные рисунки. Спонтанность подразумевает непредумышленность и абстрактность. Рисунки серии «Каракули» — это такая практика выявления внутренних форм, возможно, не осознанная Ксенией с этой точки зрения, поскольку она вела дневник эмоциональных состояний. В этой части она, если можно так сказать, классический представитель традиций русского авангарда.

Но это лишь одна сторона. Вторая сторона связана с тем, что мы называем эмоцией. Не случайно выставка называется "Каракули. Линии и эмоции". Выставка, которую мы сегодня представляем, имела несколько этапов и творческих задач, которые решала Ксения. Начав с прямолинейной фиксации своего эмоционального состояния в виде спонтанных зарисовок, она переходит от плоской фиксации к объемной. Сначала появляется триптих «Порванные струны»: мы видим, как эмоция зарождается, приобретает какой-то вес, какую-то форму, и потом ее прорывает, происходит некий эмоциональный взрыв. Ксения так и сказала, когда сделала эту работу: «наконец меня прорвало»! И для меня, как для куратора и искусствоведа, важно, что «прорвало» у Ксении решено физически и материально. Если на первых двух частях триптиха мы видим линию на плоскости, то через плоскость третьего холста прорывается сжатая струна, все это эмоционально звучит. Этот триптих может быть метафорой того, что произошло у Ксении от каракуль, фиксации на бумаге, до трехмерных объектов – скульптур. Поэтому важно, что после триптиха на холсте возникает триптих скульптурный: «Рождение», «Контроль» и «Угасание».

Здесь мы видим метафору жизни человека, когда эмоции его еще не упорядочены, но еще сглажены. В зрелости человек все подчиняет своему контролю. Хаотичная проволока подчиняется жесткой геометрии контроля. И когда уже человек заканчивает свой путь, эмоции его истощаются и истончаются, происходит это выгорание: мы видим то ли оплавленную часть свечи, то ли верхнюю часть спички. Два эти триптиха говорят о второй важнейшей для меня стороне творчества Ксении – это концептуальный художник. Это архиважно. Как сказал Микеланджело: «Художник рисует головой, а не руками». Как минимум, начиная с этих работ, мы видим, как Ксения выстраивает концепцию, что, в том числе, подразумевает серийность.

Не всякая работа выдерживает масштабирование. Одно дело серия работ, которая идет вокруг, выполненная художницей в последние месяцы, если не недели – это уже не просто эмоции, не фиксация текущего состояния. Речь идет о мощных психологических взрывах, которые проявляются в стрессе, в шоке, в травме, опустошении. Эта серия возникла очень логично, как продолжение серии каракулей, о которых я говорил ранее, и как неизбежная реакция на то, что происходит со всеми нами последние годы. Невозможность найти из этого выход и необходимость жить дальше приводит к сильным психологическим травмам. Ксения отобразила эти состояния.

Одна работа называется «Стресс». Интересно, что прототипом послужила фигура скорчившегося человека, который лежит на боку поджав ноги как загнанный зверь, в которого охотники вонзают стрелы. Следующая работа – это «Шок». Это, по сути, то, что следует после стресса. Когда один стресс следует за другим, наступает защитная реакция организма, которая приводит к тому, что эти острые, смертельные воздействия организм капсулирует до такого сжатого клубка, чтоб оградить организм от гибели. Здесь Ксения использует строительную сетку как метафору того, что внутри прячется нестерпимая боль. Там идет нескончаемый ремонт, но чем закончится этот ремонт совершенно не понятно. Мы пронзены этими болевыми копьями, с которыми нам нужно продолжать жить. В этом же плане работа, которая называется «Травма». Речь идет не просто о травме физической, а о травме психологической, которая возможно произошла когда-то давно, возможно даже в детстве. И метафорой этой травмы становится черная строительная проволока, которой сшили место этой травмы, и человек с этой застаревшей проволокой живет в течение какого-то времени. Но, оказывается, что наряду с этим у человека достаточно много текущих эмоций, и эта белая проволока, которую мы видим сверху – метафора новых эмоций, которые могут быть и позитивными, но вся природа их коренится в травме когда-то перенесенной. Мне кажется, эта метафора блестяще была воплощена Ксенией! В этой же серии работа «Опустошение»: мы видим отверстие в физическом теле, пространство, и эта пустота, и опустошенность, и выгорание.

Получается, что, начался проект с вполне камерной, «семейной» истории. В период рождения ребенка, вскармливания, бессонных ночей рисовались эти каракули. Потом мы видим, как шаг за шагом художник выходит на вопросы глобальные и актуальные, которые касаются каждого. Для меня крайне важно, что Ксения визуально пытается выразить то, что невыражаемо в принципе. Я считаю, что ее практика является крайне интересной, и она внесла важную лепту в это дело.

ОКОЛО: Как этот проект вписывается в общий ландшафт ленинградского искусства, которым вы давно занимаетесь?

Н.К.: Ландшафт ленинградского искусства всегда был разнообразным. Наряду с традиционным ленинградским искусством, возникшим после войны, в том числе левым, на рубеже веков появились актуальные художники, которые в большинстве своем вышли не из Академии художеств, не из государственных институтов и училищ, а из фонда «ПРО АРТЕ» и других практик. Мне представляется, что то, чем занимается Ксения, ближе к актуальному искусству.

ОКОЛО: Какую задачу вы для себя ставили, курируя этот проект?

Н.К.: Я хотел погрузиться в творчество художника и понять, чем оно для меня интересно. Чем оно интересно, я уже сформулировал: абстрактный экспрессионизм, визуализация эмоций и концептуальное решение актуальных проблем. Я написал текст, где попытался изложить то, что делала Ксения до нашей встречи, и что было сделано после. В основном, Ксения сделала все сама.

ОКОЛО: Ксения, а на ваш взгляд, в чем заключалась роль куратора?

К.В.: Я думаю, что художник никогда не будет так глубоко погружен в контекст как искусствовед. Искусствовед мыслит и смотрит на вопрос по-другому. И Николай в этом плане блестяще меня дополняет, обрамляет, направляет. Я все время шучу, что я каждую встречу с Николаем записываю, что мне нужно погуглить, что посмотреть, изучить. Куратор с таким опытом дает совершенно другой полет взгляда художнику. Я после каждой нашей встречи анализирую, что-то наблюдаю. Я видела часть коллекции Николая. Это тоже меня на что-то сподвигло. Многие удивляются, зачем мне куратор. Для меня это в первую очередь возможность работать в сотворчестве. Николай обратил внимание на некоторые вещи, которых я не замечала. Это стало ниточкой, которая повела меня к большему и большему. Проект в моей мастерской разрастается. У меня 28 эскизов только скульптур, которых я планирую сделать до конца этого года, несколько больших холстов. Когда ты варишься сам в себе как художник, у тебя нет возможности посмотреть на свою работу широко со стороны.

ОКОЛО: Как зрителю смотреть эту выставку? Где начало и конец? Это имеет значение?

К.В.: Да, это имеет смысл! Я люблю формат медиации и часто сама провожу их. Я стараюсь выстраивать композицию таким образом, чтобы зритель пошел определённым маршрутом! На выставке всегда присутствует текст. А здесь еще и текст, который написал Николай. Поэтому я предлагаю зрителю сперва прочитать экспликацию, чтобы погрузиться в тему. Все-таки современное искусство требует контекста. Здесь у нас есть небольшая стрелочка «начало экспозиции»: каракули расположены ровно в том порядке, в котором они на календаре, в котором они созданы. Я предлагаю идти по выставке, смотря день за днем, как это все происходило, параллельно осматривая скульптурные объекты. Как сказал Николай, я мыслю сериями и проектами, последовательность выстроена: «Стресс», «Шок», «Опустошение» и заканчивается все «Травмой».

ОКОЛО: Расскажите о материалах и техниках, использованных вами для создания проекта.

К.В.: Во-первых, это цифровая печать на полистирольной ткани. Здесь моя любимая керамика с проволокой, которая является моим объемом, если говорить о каракулях. Здесь пенополистирол, текстурная паста, акрил, проволока, сталь и дерево. Вы уже, наверное, заметили, что как художник я не придерживаюсь какого-то одного медиума. Для меня главное — это идея. В зависимости от того, что лучше работает на идею, я выбираю конкретный материал.

ОКОЛО: Николай рассказал, что создание триптиха «Порванные струны» стало для вас серьезным прорывом. Речь о переходе из плоскости объем?

К.В.: После каракулей первое, что появилось – скульптура «Рождение». Несмотря на то, что я концептуально мыслящий художник, у меня происходит совмещение левого и правого полушария: с одной стороны у меня очень хорошо идет концептуализм, с другой стороны, что-то происходит у меня в процессе. Я могу не понимать - что, а потом вижу, как это вплетается в то, о чем я думаю. Когда я работала над исследованием каракулей, у меня родилась эта работа, я поняла, что хочу поработать с проволокой, вклинить ее. И уже потом я развивала эту мысль, работая над второй, потом над третьей скульптурой. То есть для меня это выход в форму, с одной стороны, спонтанный, с  другой - внутри концепции.

ОКОЛО: Прежде у вас были работы в объеме?

К.В.: Да! Мой предыдущий выставочный проект в ноябре в галерее «На песчаной» в Москве. Там у меня впервые появилась керамическая скульптура. У меня возникла идея, я начала ее реализовывать в объеме, и это было очень интересно и сложно. В работе с объемом совершенно другие законы, чем с плоскостью. Ты даже не представляешь, с чем столкнешься!

Мне очень интересно работать с объемом. Все мои предыдущие проекты были связаны с графикой, живописью и перфомансом, а этот год я почти полностью работаю в скульптуре. Я этого совершенно не ожидало. Это со мной совершенно спонтанно случилось, что мне это удается, нравится и интересно.

ОКОЛО: Что входит в обязанности арт-менеджера?

Александра Елизарова: В обязанности арт-менеджера входит абсолютно все! Наша команда состоит из четырех человек: Ксения – художник, я – арт-менеджер, Катя – смм-щик и Даша - помощница Ксении. И каждому нужно было дать свои задачи и разделить их по таймингу. А главное – контролировать выполнение! В мои задачи входил монтаж выставки, подготовка работ к перевозке. Перевозка скульптур керамических — это сложный процесс, к которому нужно тщательно готовиться. Начиная от заказа коробок нужного размера, заканчивая грамотной упаковкой. Это очень кропотливый процесс. Сам монтаж тоже требует много времени и хорошего глазомера, потому что даже уровень не всегда помогает четко все выстраивать. Я работала с текстами куратора: делала экспликации, распределяла по этикеткам, перерабатывала в пресс-релиз. Арт-менеджер занимается всеми этими сложностями, тонкостями, которые обычно не видны зрителю. Если давать художникам пояснение, зачем работать с арт-менеджером, я бы сказала: чтобы не делать ту работу, которая вас раздражает. Вся эта менеджерская рутина, канцелярская работа, все эти таблички, учеты и так далее. Художники часто не успевают реализовывать свой поток мыслей, полет идей из-за таких от рутинных задач. Арт-менеджер помогает усилиться. Если вы хотите совершить квантовый скачок, сделать в один присест несколько коллабораций, выставку и еще какой-то дополнительный проект, это реально с менеджером сделать, а одному такое сложно вывезти. А если еще есть и команда, которую, кстати, тоже арт-менеджер помогает собрать, то это еще круче!

ОКОЛО: Как вы понимаете суть проекта Ксении?

А.Е.: У меня искусствоведческое образование и я могла бы сказать об идейной составляющей, но мне хочется осветить ее с точки зрения арт-менеджера. Мне кажется, это очень сильный проект, которого у Ксении еще не было. Этот проект раскрывает ее как профессионального художника, который достоин сотрудничать с известными галереями. Несмотря на то, что проект представлен сейчас на социальной библиотечной площадке, он все равно выполнен, как мне кажется, по галерейным канонам. Потому что, когда ты попадаешь в пространство выставки, оно начинает взаимодействовать с тобой. Это не просто расставленные работы по стенам. Это работа с пространством. С визуальным рядом с погружением. Когда человек заходит, он не просто смотрит работы, он ощущает их, потому что все для этого работает.

Мне кажется, присутствие куратора сыграло особенную роль в этом проекте! Он подсказывал какие-то гениальные вещи, например, повесить крупноформатные полотна по центру зала. Серьезно, я в восторге от этих полотен! Их было очень сложно делать, но я все равно в восторге! Конечно, мне очень нравятся новые работы Ксюши: они гораздо больше, технологически сложней (еще сложней они были в транспортировке). Эти работы захватывают внимание не только благодаря своей концепции, но и размеру.

ОКОЛО: В чем особенности работы с Ксенией?

А.Е.: Ксюша очень организованный человек! С ней работать одно удовольствие, потому что арт-менеджер не может вывезти на себе всю работу. Ему нужен художник, который будет таким же инициативным и ответственным. Ксюша выделяется из многих тем, что она искренне горит своим делом и хочет участвовать в разных проектах. Поэтому, мне кажется, у нас получился супер коллектив, супер симбиоз. Ксюша подкидывает мне идею о коллаборации, подкидывает варианты, как ее можно воплотить, а я уже дальше провожу всю подготовительную работу, полностью прописываю проект, презентацию составляю, пишу письмо. Мне кажется, мы друг друга усиливаем.

Усилие художественных авторитетов направить искусство по пути здравого смысла — дало нуль творчества. И у самых сильных субъектов реальная форма — уродство. Уродство было доведено у более сильных до исчезающего момента, но не выходило за рамки нуля. Но я преобразился в нуле форм и вышел за нуль к творчеству, т.е. к Супрематизму, к новому живописному реализму — беспредметному творчеству. Супрематизм — начало новой культуры: дикарь побежден как обезьяна. Нет больше любви уголков, нет больше любви, ради которой изменялась истина искусства. Квадрат не подсознательная форма. Это творчество интуитивного разума. Лицо нового искусства! Квадрат живой, царственный младенец. Первый шаг чистого творчества в искусстве. До него были наивные уродства и копии натуры.» - Каземир Малевич «Живопись в футуризме»

Текст и фото: Александр Шек

Отзывы

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения