«Невидимая книга» Семена Серзина — это спектакль, на котором нужно смеяться, мечтать, пить и плакать невидимыми слезами. 26 мая я выпила рюмку водки без закуски, одна, Довлатову ведь не нужна была компания, и начинаю рассказ.
Мои любимые мужчины в литературе — алкоголики-неудачники, которых не печатали, но они всё равно писали, потому что любили своё ремесло больше жизни и свободы. Я бы сошла с ума, если бы писала в стол. Пусть иногда мне кажется, что никто меня не читает и никому это не нужно, я продолжаю, ведь это нужно мне. Я преобразую веру, любовь и надежду свою в слова, больше я ничего не умею. Если этот текст прочтёт хотя бы один человек, я счастлива. Довлатов и Бродский научили меня писать образно и от сердца, а ещё шутить, когда больно.
«Невидимая книга» — красивый, трогательный и камерный спектакль. Михаил Касапов, Николай Куглянт, Евгений Серзин и Владимир Карпов примеряют на себя роль Довлатова и его талантливых друзей-собутыльников. Таких и сейчас можно встретить на улицах и в парках, травмаях и метро, за столиком в «Маяке», они читают мне стихи, приглашают в ресторан в Доме актера, говорят комплименты и знают, где можно купить алкоголь в любое время суток, очень их всех люблю и чувствую родство душ. Марина Даминева играет и женщину, спрашивающую в Пушгорах про дали, и Катю Довлатову, мудрую, как все маленькие дети.
Заметки Довлатова о людях и мире вокруг по-прежнему смешны и актуальны, потому что человечны и добры. «В грязи играют дети, присмотрелся — мои», это смешно, сколько ни перечитывай. Обаяние «Невидимой книги» в том, что ребята вкусно и с задором играют и с воодушевлением пьют. Довлатов живёт в своих произведениях, пока мы над ними грустим и смеёмся.
Творчество Довлатова мне близко, потому что я всегда нахожу там себя. Все пишущие люди каждый день решают для себя дилемму: писать свободно и для себя или клепать беспрецедентное говно за деньги, и я тоже. Я часто смотрю на лист и думаю: кто наделил меня правом что-то писать и высказываться и почему я решила, что мой голос что-то значит? «Лист бумаги — счастье и проклятье! Лист бумаги — наказание мое…». У Бродского на суде спрашивали: «Почему вы называете себя поэтом? Кто вам дал такое право?». Я думаю, что моя способность писать — это изменённое состояние сознания. В память о тех людях, которые сделали меня той, кем я стала, я пишу дальше, как бы тяжело ни было. В конце концов татуировка обязывает. Да и мир будет очень печальным и скучным местом без литературных неудачников.
Текст: Алла Игнатенко
Фото Невидимого театра