Самое замечательное в пьесах Чехова - то, что их можно интерпретировать бесконечное множество раз и это будут совершенно разные истории. Каждый раз интересно и волнительно одновременно.
Небольшой драматический театр обладает своей неповторимой атмосферой и стилем прочтения, этот театр старается быть как можно ближе к зрителю, как к человеку. С этих позиций и будет рассказана история о трех сестрах Прозоровых. Премьера спектакля "Три сестры" состоялась в 2010 году.
Лев Эренбург представляет историю дома Прозоровых как трагикомедию, градус страстей не понижается на протяжении всего спектакля, а лишь переходит от внешних экстравагантных выходок к внутренним всполохам душевных терзаний.
Спектакль начался. Звучит грустный вальс и сестры возвращаются с кладбища в годовщину смерти отца. Ольгу, громко рыдающую, ведут под руки Тузенбах и Соленый. У нее истерика, ей моют руки холодной водой. Ольга (Татьяна Рябоконь) - женщина с расстроенными нервами, у которой только в субботу не болит голова, потому что в этот день в школе нет уроков. Дальше входит Маша (Татьяна Колганова) - красивая элегантная женщина в черном платье. У нее слабое горло, которое постоянно кутает пуховым платком ее муж Федя. Удушающая забота нелюбимого человека раздражает Машу и печалит одновременно. Ирина (Мария Семёнова) входит последней - хромоножка с палочкой, не терпящая жалости и опеки. Она сильная, но участливая и заботливая, нежная и не терпит ссор.
Обеденный стол накрыт белой простыней, и Ольге мерещится, что это ее отец лежит на столе. Все на грани нервного срыва, так ярко и нервно начинается спектакль. Герои Чехова в этой постановке все физически больны, эти болезни проистекают из их страданий. Возвышенные и меланхоличные интонации авторского текста снижены до обыденного тона. Это все и делает персонажей такими близкими к зрителю, не простачками, а людьми, у которых есть горести, может что-то болеть, они ругаются, дерутся подушками, плачут в объятиях друг друга, философствуют за стаканом водки. Такой подход не принижает пьесу, а наоборот - открывает причины томлений, долгих разговоров. Соленый (Вадим Сквирский) мучается от зубной боли и неразделенной невыразимой любви к Ирине. Здесь он - не бретер, не Лермонтов, а человек, который не может высказать своих чувств, он бережно прячет от мороза под пальто розу для возлюбленной. Штабс-капитан с искренностью и заботой помогает помыть пол Ирине и признается в этот момент ей в любви, сцена может показаться смешной, но это тонкое наблюдение актерами за жизнью и ее проявлениями. В своих поступках они абсолютно органичны, нет и тени наигранности. Наступает атмосфера полного довериями между зрителем и актерами. Так точно текст ложится на жест, на его физическое проявление. И уже не кажется странным эпилептический припадок Вершинина (Константин Шелестун), ведь он контужен. В полузабытьи подполковник восхищается цветами на ковре, ощупывая узор трясущейся рукой. Доктор Чебутыкин Иван Романович (Евгений Карпов) для всех просто “Ваня”. Это не холодный, циничный и безразличный доктор, а усталый, все понимающий и печальный человек. Он всех утешает, хоть и не помнит, как лечить отдышку, с неохотой идет на дуэль, не веря в ее серьезность. От осознания своей старости и беспомощности, неудачной любви он пьет.
При всей трагичности истории спектакль наполнен и комическими моментами. Наташа неудачно надела платье на именины, и все видят ее трусы. Ольга по-женски помогает ей, одергивает одежду и говорит, что пояс не идет. Андрей, которому надо худеть, втайне от жены пытается есть и прячет столовые приборы в пиджак. Во время сцены любви между Андреем и Наташей вилка неудачно колет Наташу в бок и тайные трапезы мужа раскрываются. Она скандалит и говорит, что переберется с ребенком в комнату к Ирине. Андрею надо худеть, а он заедает стресс.
Постепенно внешняя буря стихает и на передний план выходит внутреннее. И вот мы уже видим нежную любовь, душевную близость всех этих людей, застрявших в городе Эн. Никакой ненависти нет, только отчаяние от невозможности быть рядом с тем, кого любишь. Головы, преклоненные на колени, легкое пожатие руки и долгий взгляд в глаза, а еще можно сидеть и обнимать сапог любимого или собирать рассыпанные зерна кофе, скрывая слезы.
Кажется, никогда так еще не были близки персонажи Чехова к людям, которые будут жить через двести, триста лет после них и не будут помнить их имена и сколько их было.
Текст: Наталья Яковлева
Фотографии НДТ