Десять лет назад создатели фильма “Высоцкий. Спасибо, что живой” получили в свой адрес десятки довольно сомнительных упрёков за то, что, дескать, показали великого артиста с неблаговидной стороны. И лишь немногие зрители и критики увидели в рассказанной истории страшную исчерпанность человека, длительное время находившегося на пределе, картину ада в его душе. Театр “DMT”, решившийся в премьерном спектакле сезона “Эдит Пиаф. PADAM!” обратиться не к творчеству, но, в первую очередь, именно к жизни великой француженки — жизни, про которую не стоит рассказывать маленьким детям — отчаянно рисковал получить аналогичные обвинения. Подливало масло в огонь и то, что спектакль решили играть в не самом привычном месте — в баре. И хоть арт-бар “Сухой закон” специализируется, в первую очередь, именно на театральных мероприятиях, являясь своего рода “буфетом при театре”, выбор площадки привыкшего к более классическому формату зрителя определённо должен был напугать.
Однако жизнь оказалась к спектаклю благосклонной и все опасения отвергла. Теперь перед хозяевами арт-бара стоит сложная задача, как вместить в довольно небольшое помещение до полусотни зрителей, сохранив между ними некоторую комфортную дистанцию. Впрочем, пока они с этой задачей справляются.
Спектакль начинается легко и непринуждённо, сохраняя атмосферу, которая царила в баре в последние полчаса перед началом: режиссёр Михаил Воронцов выходит и рассказывает, что сейчас актриса Наталья Зиновьева “будет изображать Эдит Пиаф в меру своего таланта”. Та же, смерив режиссёра укоризненным взглядом, здоровается со зрителем и предлагает спеть припевы песни “Padam, padam” вместе с ней. Дальше начинается спектакль как таковой, и переключение происходит в прямом смысле слова по звонку: старый телефон будет ещё не раз по ходу спектакля издавать гулкие трели, оказываясь механизмом перехода между сценами, переключателем картинок в калейдоскопе сцен жизни героини. И вот перед нами Эдит Пиаф: ей сорок шесть, она всемирно известна и в то же время страшно больна, это последняя глава её жизни. В этот день ей предстоит выйти замуж за своего последнего возлюбленного Тео, который моложе её на двадцать лет. Хватит ли её на то, чтобы сделать его счастливым?...
Для актрисы Натальи Зиновьевой это не первое обращение к образу Эдит Пиаф, ранее она уже играла певицу в одном из спектаклей Площадки на Грибоедова, так что образ Пиаф в некоторой степени слился с актрисой. Возможно за этим стоит нечто личное, но Зиновьева историю не комментирует и, наверное, поступает правильно. Нужно отдать должное актрисе за то, что она соответствует образу великой француженки, но в то же время не пытается откровенно его копировать. Как и Пиаф, актриса выходит на сцену в чёрном классическом платье ниже колена, в парике, напоминающем причёску певицы в годы взлёта её карьеры. Повторяется пара характерных жестов: руки, упёртые ладонями на талии, вертикальное движение сверху вниз на словах “padam, padam”. В остальном же пластика Натальи Зиновьевой на сцене её собственная. Не пытается она воспроизводить и манеру пения Эдит Пиаф: нет ни фирменной хрипотцы, ни характерного для некоторых песен тремоло. Пение тем не менее получается по-своему красивым, лирическим. Начиная петь без микрофона, Зиновьева позже всё-таки берёт микрофон, чтобы особенно ярко спеть высокие ноты в “Hymne à l'amour” и некоторых других песнях.
В спектакле есть и второй актёр — Сергей Кучко — ему приходится постоянно менять образ, изображая мужчин, которые прошли сквозь жизнь Эдит Пиаф — то страшных и жестоких, как сутенёр из публичного дома, то мягких и добрых, как Марсель Сердан. В начале и в конце постановки, облачаясь в пальто и сдвигая на лоб шляпу, в ярком свете прожектора, скрывающего черты лица, он становится неземным собеседником, внешним свидетелем жизни Пиаф, который будто бы отпускает ей грехи, отвечая в частности, на терзания о любви с Тео: “Тут всё гораздо проще. Вы любите его, он любит вас.”
А жизнь у Эдит Пиаф, пожалуй, и правда была ужасной и изумительной одновременно. Вместо того, чтобы перечислять страницы биографии, вошедшие в спектакль, проще упомянуть то, что осталось в стороне. А среди этого, например, почти сиротское детство, ведь мать бросила Эдит, отец был на фронте, а бабушке с дедушкой едва ли было дело до ребёнка. Остались в стороне и поездки с выступлениями в концентрационные лагеря во время Второй Мировой, в ходе которых певица помогала узникам с побегом. Только эти две истории в сочетании с великим исполнительским талантом могли бы стать предметом спектакля. Однако же многогранная судьба Пиаф позволила оставить всё это в стороне и рассказать, в первую очередь, о её личной драме — человека, а не артиста, единственной, крепкой, всесильной и неподвластной времени любовью которого была музыка.
Драматургия спектакля скупа, но продумана до мелочей. Антракт разбивает действие на две части: до гибели Марселя Сердана и после. Но ведь именно в тот момент и начался закат её жизни. Истории любви и разочарования наслаиваются одна на другую, создавая ощущение бесконечного мрака, в котором один кошмар от другого отделяют лишь звонки телефона. И в какой-то момент кажется, что всё это уже попросту невозможно для одного человека, что это выдумка режиссёра, но нет… Рассказывая об алкоголизме и наркомании своей героини, Зиновьева берёт микрофон, и голос звучит будто издалека, как эхо. Но история продолжается и даже заканчивается иллюзией счастья: Эдит выходит замуж за Тео, и мы так и не узнаем, что в первую годовщину свадьбы ей было суждено умереть.
Спектакль, сыгранный в таком необычном формате, не оставляет возможности порассуждать о декорациях или оценить работу художника по свету. Трудно оценить и музыкальные решения спектакля, так как все они в той или иной степени связаны с творчеством Эдит Пиаф. Отказавшись также от всевозможных заумных рассуждений и унылого пересказа сюжета, критика остаётся по сути ни с чем, кроме, быть может, самого важного: возможности, не стыдясь собственной примитивности, произнести банальное зрительское “мне понравилось”. Сказать, что произошедшее на сцене было изумительно искренним и заставило поверить созданному образу.
В финальной сцене Наталья Зиновьева, отвернувшись от зала, снимает парик и смывает часть макияжа. Спектакль окончен. Впервые звучит фонограмма — знакомая каждому с детства “Non, je ne regrette rien” в исполнении самой Эдит Пиаф. Но я только теперь понял, о чём эта песня.
Текст: Егор Куликов
Фотографии Виктора Полякова