Тамаре Зиминой в этом году исполняется 79 лет. Но, глядя на неё, о возрасте совершенно не думаешь. Её кипучей энергии, жизнелюбию и увлечённости любимым делом можно только по-доброму позавидовать. У Тамары Васильевны долгий и интересный творческий путь: она родилась во Владивостоке, служила в Нижнетагильском и Свердловском драмтеатрах, а с 2004 года она — ведущая актриса «Коляда-театра», чему невероятно рада. 20 февраля мы встретились с ней в стенах его любимого театра и поговорили об актёрской судьбе, театральных ритуалах и о том, что такое счастье.
ОКОЛО: Как вы вживаетесь в роль?
Т.З.: Изначально это работа над материалом, работа с режиссёром — его пожелания. Потом, безусловно, твои какие-то ассоциативные вещи для того, чтобы это было органично. И, по правде, ищешь, так сказать, событийные вещи из сегодняшнего дня, вкладываешь их в этот текст для того, чтобы было интересно с позиции нынешней — читать, слушать, смотреть. А готовясь к спектаклю, ты привносишь новые вещи, потому что жизнь не стоит на месте, и какие-то новые события очень точно попадают на текст. Вот такая подготовка идёт обычно к спектаклю, который ты должен работать.
ОКОЛО: Когда вы пришли в актёрскую профессию?
Т.З.: Я всегда мечтала быть актрисой, я знала, что я буду актрисой. Я в этом не сомневалась. Я родилась в маленьком закрытом городе, во Владивостоке. И тогда, по-моему, все девочки из всех школ мечтали быть актрисами. У нас там была маленькая театральная студия и педагоги были такие прозорливые, они понимали, что все хотят. И поэтому экзамены в театральный были перенесены чуть-чуть раньше, чем мы заканчивали наши школьные экзамены. И для меня была катастрофа, когда я поняла, что я не попадаю в первый год. Я сказала, что тогда пойду мыть полы в театр, а поступлю на будущий год. Но осенью был дополнительный мужской набор. Я пришла документы сдавать, а мне говорят, что мы же мальчиков принимаем. А я говорю, я знаю, я мальчик (смеётся). У нас сейчас идёт эта шутка, когда кто-то хочет играть какую-то роль, то говорит: «Я мальчик!» И я одна из девочек поступила в тот дополнительный набор. Я была очень маленькой, худенькой как травести и с первого дня начала играть мальчишек и девчонок. Ну, а потом всем казалось, что так мне испортили жизнь, потому что я же стала расти — мне же ещё не было семнадцати. Мне говорили: «Боже мой, ни героиня, ни травести…», а потом «Нет-нет, наш гадкий утёнок так выправляется, хорошеет». Так что для меня это было предрешено сразу. И я думаю, что это такое точное, откуда-то сверху, потому что я просто не понимаю, как я смогла бы жить-быть вне театра, вне того, чем я занимаюсь. Потому что для меня это огромная радость и огромная ответственность. Огромное желание и такое любопытство! Мне так интересно всё, что мы делаем, всё, что делается в других театрах. Я бегаю, смотрю спектакли. Когда мы приезжаем на гастроли и, если у меня свободный вечер, чтобы я куда-то не попала — такого никогда не было. Я Николая Владимировича (Коляда — директор и худрук «Коляда-театра» — примечание «Около») мучаю, говорю: «Коленька, я очень хочу посмотреть», а он «Да ты мне надоела!» Я Богомолова, помню, с таким любопытством смотрела, у меня прям была кликуха «Богомоловка», потому что я смотрела вот все его спектакли. То есть насытилась, наблюдала за его актёрами. Всегда на фестивалях пытаюсь смотреть, потому что мне очень это интересно — как существуют другие люди, другие актёры, в какой форме они могут работать. За какими-то вещами подсматриваешь, думаешь о том, смогла ли бы так ты. И иногда где-то ассоциативно какие-то вещи перенимаешь. Это не есть воровство, потому что пропускаешь через себя всё равно по-другому. Но понимаешь, что да, это может быть. И когда у нас в спектаклях вводы, когда приходят молодые актёры и ты их смотришь, а они спрашивают: «Ну как?» Ты что-то подсказываешь, немножко по ритму, то-сё... Они такие умницы, они как-то прислушиваются. Мы же создаём общее дело, а вводы — это всегда всё равно довольно сложно бывает и не всегда им всё могут сказать. А со стороны видишь, что ребята очень выправляются, они что-то хватают, принимают. Я очень люблю смотреть наших актёров, мне это доставляет удовольствие.
ОКОЛО: Как вы оказались в Екатеринбурге?
Т.З.: Я всегда была «без царя в голове». Я по натуре по молодости была такая, — что хочу, то и делаю. Это какой-то ужас! Я могла за один день собраться и уехать в другую страну, я могла уехать на другой конец света. Всё, что угодно. У меня были очень хорошие педагоги, у них родители в Нижнем Тагиле были, и они туда ехали. Они говорили мне: «Тома, ты на Дальнем Востоке. Ты не видела России, ты не видела Урала. Тебя везде возьмут». А меня одну со всего курса оставили в театре. У нас дом в центре города, квартиру дали. И я вдруг захотела посмотреть, что такое Россия, что такое Урал, что такое средняя полоса. Я пришла к директору театра и подала заявление, а он на это дело посмотрел и порвал его. Потому что не бывает так, от добра добра не ищут. Когда на тебя приглашают режиссёров из Москвы, из Питера, тебя пестуют, к тебе так относятся. Ты что хочешь, то и делаешь. Но я сказала нет, я уеду. И я уехала. У меня первая статья в трудовой книжке — «самовольный уход». Я приехала в Тагил и думаю, — а здесь солнце хоть иногда бывает, оно всходит? Там же солнца никогда не было, это так страшно. А что такое Владивосток? Это океан, пять бухт, Сихотэ-Алиньский хребет, это солнце, это небо, это синева такая! Это всё так красиво. Дальний Восток — это необыкновенно красиво. А тут ещё я приехала и намеревалась быть молодой героиней — маленькая, худенькая. А там у главного режиссёра жене сорок лет, она молодая героиня по всем театральным законам, и я должна играть только девочек. А я хотела играть "Сто четыре страницы" про любовь, а мне — нет. Я хорошо девочек играла, потому что их и играть-то нечего, нужно быть просто органичной и честной. И меня в Тагиле любили, но я там даже сезона не проработала. Приехала выездная комиссия свердловским отделением ВТО (Всероссийское Театральное Общество — примечание «Около») и меня пригласили сразу. И два театра — Свердловский и Тагильский — спорили из-за меня. «Она должна отрабатывать, у неё самовольный уход».
ОКОЛО: Как вы познакомились с Николаем Владимировичем Колядой?
Т.З.: В нашей Свердловской драме. Я была молодой героиней, он в массовке бегал. Каждый раз, когда он меня ругает, то я ему говорю: «Ты, вообще, в массовке бегал, когда я уже героиней была!» А потом, когда Николай Владимирович стал ставить пьесы свои, стал организовывать новое театральное направление какое-то, я так захотела работать у него. У него была своя группа, команда, они работали на малой сцене, а мы на большой. И вот, когда я у него получаю главную роль в «Корабле дураков», какое это было счастье! Я помню, как мы работали, это такое удовольствие. Кравцев (Владимир Анатольевич — главный художник Свердловского академического театра драмы — примечание «Около») и Коляда — это какие репетиции были, это столько юмора, веселья и радости. Каждый подходил и просил для него маленькую интермедию какую-то сделать. Ну я, конечно, балованная. Я стала его актрисой и, когда он уходил, чтобы свой театр организовать, он меня позвал, и позвал на главную роль в его новом спектакле «Кармен жива». И я пришла к нему. И с тех пор двадцать лет я с Колядой рядышком во всём, что бы он не делал, я пытаюсь быть рядом. Мне так интересно, просто необыкновенно. Обожаю его, люблю работать в его пьесах, нравится, что он из меня делает, что он мне позволяет делать, в какие ситуации ставит. Вот просто обожаю над какой драматургией мы работаем. Мы, конечно, избалованы. Классика в его интерпретации — это что-то необыкновенное, она совершенно новая. Мы недавно «Ревизора» работали — ни одно слово не привнесено и не вымарано. И это совершенно другие смыслы во всём. Я обожаю всю классику, всё, что он делает. Я готова работать везде, во всех его спектаклях. Но у меня так и получается — в феврале двадцать восемь дней и у меня двадцать шесть спектаклей. И ещё репетиции. Он мне сейчас не дал роль в «Мадам Розе», потому что я играла у него, когда он ставил, а сейчас новый молодой режиссёр пришёл. И он говорит, что пусть молодые актёры играют, а я говорю, что буду играть (смеётся). Мне очень нравится, как молодой режиссёр предлагает, в какой манере всё. Сначала мне казалось всё ужасно, так как ты погружён в то, что делал ты, что предлагал Коляда. А я нетерпеливый человек, тем более, что роль была уже сделана. И там был прекрасный спектакль, глубокий. Мы с Олегом Ягодиным (ведущий артист «Коляда-театра» — примечание «Около») работали — я мадам Роза, он Момо. И я сейчас прихожу на все их репетиции каждый день, и думаю, что я не там выйду, что там есть две исполнительницы, и я всё прекрасно понимаю, но всё равно для меня это интересно. Это репетиционный процесс материала, который ты уже сделала, который любила, в который ты столько сложила… И ты по-новому, уже с позиции глаз другого режиссёра, всё осваиваешь — это очень интересно. Я позавчера вдруг понимаю, что я под утро просыпаюсь и проговариваю весь текст с позиции того, как они движутся — ведь у них сейчас другая площадка.
ОКОЛО: Что такое быть артистом?
Т.З.: Мне кажется, это жизнь с возможностью поделиться тем, что дают тебе режиссёр, драматург, литература. Потому что, к сожалению, сейчас такое цифровое время, когда все сидят в гаджетах, книг не читают. А я помню, как мы ночами читали книги, как мы подписывались на журналы, как собирали макулатуру. У меня была девочка в книжном магазине, и, когда я уезжала на гастроли, она складывала новинки, а когда я приезжала, то что-то аккуратненько читала прямо в магазине и отдавала ей, потому что купить всё было невозможно. Но в основном я книги покупала, и поэтому у меня такая библиотека была! Я даже подарила драматургию всю нашему Екатеринбургскому театральному институту. Бадаев (Алексей Феликсович — заведующий кафедрой продюсерства, теории и практики исполнительских искусств, кандидат филологических наук, профессор — примечание «Около») говорит, мол, давайте заплачу, а я говорю, ну, что за глупости. У меня потрясающая библиотека! Вот именно с позиции поделиться, мне кажется, только так можно увлечь людей, чтобы им захотелось что-то перечитать, что-то посмотреть, с чем-то познакомиться. Влезть хотя бы в свой этот интернет и там найти новое. Потому что этот визуальный ряд, когда ты видишь, как двигаются, слышишь музыку — это совсем другое восприятие. Мне кажется, это так глубоко, так объёмно. Я сама иногда, когда смотрю спектакли, открываю что-то новое. Я вот тут посмотрела «Войну и мир» и пришла к Коле и говорю: «Я не помню этого момента!» А я когда девчонкой была, сидела на печке, читала «Войну и мир», я весь французский перевод читала, все сноски. Я хорошо помню, как печка остывала, и ты сидишь на ней и читаешь. Вот так я отношусь к тому, что я делаю.
ОКОЛО: Есть ли какие-то театральные ритуалы, которые вам помогают настроиться на спектакль?
Т.З.: Я знаю только одно. Надо быть готовым. Мы собраны, мы умеем «выплывать». Если мы «повисаем», но ты знаешь, что и как, то останавливаться нельзя, ты понимаешь определённые законы. Это я знаю точно — нельзя останавливаться. Болен-не болен, это тоже никого не интересует. Что бы у тебя ни случилось, дверь закрыта — и ты уже в другом мире, и ты в том, что ты должен делать. Когда на сцене я сломала ногу, то я просто этому не верила! Когда я пришла к хирургу, и он говорит, что должна быть операция, а я ему: «Да не может быть!» Я не поверила. Или вот у нас в театре свет отключали, и мы выносили свечки. А когда у нас трубу прорвало! На большой сцене играем спектакль, трубу прорывает, после антракта мы там работать не можем, мы мгновенно переходим в другой зал и второй акт заканчиваем уже там. У меня смотрели тогда знакомые, говорят: «Как оригинально, как здорово начать на одной площадке, а закончить на другой».
ОКОЛО: Как вы понимаете, что спектакль прошёл хорошо?
Т.З.: Во-первых, ты слышишь как дышит зал, ты понимаешь, что он очень точно отмечает то, что для нас важно. Когда они понимают «про что», когда идут нужные смеховые реакции. А на поклоне ты видишь, когда все зрители стоят в слезах — и мужчины, и женщины — и ты сам начинаешь всё по новой. И так приятно, когда люди дарят цветы, когда приходят и спрашивают, работает ли та или эта актриса сегодня. И ты как-то понимаешь, что созвучна с ними. Что-то привносишь такое, что человек хочет ещё раз увидеть, услышать, почувствовать.
ОКОЛО: Актёр должен умеет всё — и петь, и танцевать, и ходить на руках. А какую суперспособность вы хотите иметь?
Т.З.: Мне так хочется, чтобы несмотря ни на какой возраст это всё можно было делать. Вот Коля сейчас нас начинает щадить, он меня так иногда обижает, но, действительно, мне практически без году восемьдесят лет, но меня это очень обижает. Потому что мне хочется, чтобы был сделан какой-то пластический рисунок, а он поражается, говорит, что это сумасшествие какое-то. Но мне всё хочется, мне хочется что-то новое, по-новому существовать, мне хочется попробовать то, что я никогда не делала.
ОКОЛО: Вы столько времени в «Коляда-театре». Как изменилась публика за годы вашей работы здесь?
Т.З.: На Урале очень жёсткий зритель, это вам не Москва и не Питер. Москва и Питер более открыты, а у нас суровые люди. И если они стоя аплодируют, то это дорогого стоит. Цветы и подарки тоже есть, но всё как-то посуровее. И работать здесь — это большая честь, и большая ответственность. Иногда прямо чувствуешь, что сегодня вроде бы не «наши» зрители, а мы их очень быстро «приручаем». Новые приходят из любопытства или что, а когда они приходят второй раз, ты понимаешь, что эти зрители становятся очень быстро постоянными. Либо бывает, что люди понимают, что тут «не его» место, но я, к счастью, таких примеров очень мало знаю. Потому что достойно здесь люди работают, у нас всегда идёт жёсткий разбор спектаклей, мы между собой бываем очень требовательны. Я могу сказать, что «посадили» сцену, как так можно! И что надо выкручиваться! Иногда у нас идут такие разборки, и я говорю: «Коль, ну, «садит» человек сцену. Что делать?», а он «Тянуть, тянуть. А потом выйти и наподдать ему!» Вот так мы разговариваем. У нас такие бывают ситуации, прямо до слёз. Устал-не устал — неважно. Вообще-то, я тоже устаю, и что? Если ты пришёл работать, то соберись. Как Коляда говорит — перед спектаклями нужно хорошо есть, хорошо высыпаться, витамины глотать. Потому что это труд, это энергия. И деньги на тренажёрный зал мне подарили зрители, я добавила и купила годовой абонемент. У нас там и йога, и растяжка, и бассейн. Если у меня несложный спектакль, то после дневной репетиции я могу полтора часа там провести. И если вечернего спектакля нет, то вечером занимаюсь. Я благодарна, что у меня сейчас есть абонемент.
ОКОЛО: Если бы у вас была возможность что-то изменить в жизни, то что бы это было?
Т.З.: Меня приглашали во многие театры, я могла работать в Минске, в Риге, в Москве. Но я как-то оказалась здесь. Тут большую роль сыграло то, что я встретила человека, с которым прожила всю жизнь — своего мужа. И для меня это так ценно, так дорого. К сожалению, его нет уже двадцать лет, но, когда я слушаю пьесы Коляды, я знаю как можно говорить его слова «Я встретила Бога, я родилась, чтобы жить, и поэтому умерла». Это просто необыкновенно, все его тексты такие удивительные, такие созвучные, так, наверное, и должно было быть, другого не могло быть. И я бы ничего не меняла. Я балованный человек, я приезжаю в Москву, я смотрю всё, что я хочу, я бегаю на выставки. Там не проводишь время просто так, у тебя там ритм определённый. Точно так и в Питере. Я везде была — ещё с гастролями драмы. Мне глобус дарили, и мы просто отмечали, где я была на гастролях. А гастроли по три месяца были раньше. А с Колядой вся заграница гастрольная. Мы, например, Париж ногами обошли весь, и знаем его лучше Москвы. А Словения, а Польша, а Югославия! Я просто счастлива тому, что есть. Я люблю жизнь и люблю находить радость во всём. Меня огорчает немного внешняя политика, я очень политизированная, всем интересуюсь, я просто не могу по-другому. Потому что это наша жизнь. Наша.
ОКОЛО: Что нужно сделать, чтобы человек вас разочаровал?
Т.З.: Не люблю подлость, не люблю предательства, не люблю измену. Измена в том смысле, когда человек так долго тебя дурачил, что ли. Не люблю разочаровываться, мне от этого очень грустно. Я влюбляюсь и мне так верится, так хочется! И когда происходит разочарование от каких-то невероятно огорчительных вещей, то всегда становится грустно. Я не люблю, когда предают наше общее дело, то, что мы делаем. Здесь всё по-другому, здесь действительно семья. Но, как говорится, в семье не без урода. Надо как-то воспитывать и не позволять гадить в твоём доме. И поэтому я огорчаюсь иногда, когда что-то не меняется долго.
ОКОЛО: Чем вы гордитесь?
Т.З.: У меня чудесные внуки, я их так люблю, так обожаю. А когда я иду на работу, я смотрю и думаю: «Уже весна, уже какое небо и солнце». Я смотрю — какие дети, какие они изумительные, какие радостные, какие у них чудесные лица, как они хорошо одеты. Мне нравится команда, в которой я работаю, мне нравится этот театр, этот коллектив. Мне нравится, когда люди профессионально растут. Мне нравится, когда сюда приходит молодёжь, которая так точно попадает, я очень любою смотреть какие они талантливые, какие они молодые и как они много умеют. Вот это вызывает во мне такую гордость! Я бегаю, смотрю спектакли, всегда прихожу и думаю, какие они грамотные и умные. А у Богомолова! Как они умеют говорить, как они разговаривают. Потом бежишь к «вахтанговцам»… Но, каждый раз, когда попадаю в нашем театре на поклоны, то понимаю, что здесь какая-то такая энергия у этой команды. Они как-то насквозь пробивают. Вот это у меня вызывает гордость, уважение и радость.
ОКОЛО: Без чего вы не выходите из дома?
Т.З.: Без роли. У меня всегда есть, даже если она повторена уже. И даже в антракте повторяю. Ко мне иногда походят: «Томка, у тебя есть роль?» Конечно, она у меня всегда есть с собой, вы же знаете! И ещё не выхожу из дома без хорошего настроения.
ОКОЛО: Как вы себя радуете?
Т.З.: У меня чудесные друзья. Я так люблю с ними бывать, они такие открытые люди, столько радости они приносят мне. Меня радуют встречи. Хорошие книги — это все знают. Я много читаю, я не зачитываю, отдаю. Я люблю с молодыми драматургами встречаться, потому что у них колоссальная школа. Они пишут что-то и на тебя, они любят тоже с тобой встречаться, разговаривать о каких-то ролях, о репетициях. И ничего не успеваешь. У меня расписаны все встречи, все дела. Когда «прогенералить» дома, когда подстричься сбегать, а когда понимаешь, что вот здесь надо выспаться. Даже если на полчаса, на час встал позже, то по ощущению сразу будто бы ты выспался (смеётся). Ты будильник себе во всяком случае уже не ставишь. И сразу столько сил, и голос по-другому звучит уже.
ОКОЛО: Что такое счастье?
Т.З.: Наверное, когда ты видишь как улыбаются другие, и когда у тебя очень многое вызывает улыбку. Я хорошо помню, как в одной пьесе у Коляды было что-то такое: «Иду я по улице, всё сумрачно. И смотрю, идёт девчонка мне навстречу и улыбается. И вот она поравнялась со мной, и я как будто ленточку эстафетную перехватил и иду дальше, улыбаюсь оттого, что человек может просто так чему-то улыбаться». И это так и есть, у тебя организм начинает по-другому работать. У тебя прибавляется шаг, у тебя чуть-чуть расправляются плечи, приподнимается голова и ты идёшь… Я это замечала.
Текст: Дарина Львова
Фото: Наталья Тютрюмова
Прошу прощения, но «104 страницы про любовь» — это пьеса Э. Радзинского, наверное, нужно ее название оформить в кавычки.