Николай Владимирович Коляда — настоящая звезда из Екатеринбурга, он успешно совмещает в себе несколько творческих профессий. Он известнейший уральский драматург, двадцать восемь лет преподающий в Екатеринбургском государственной театральном институте, где его учениками были Василий Сигарев, Ярослава Пулинович, Ирина Васьковская, Ринат Ташимов, Роман Козырчиков, Олег Богаев и многие-многие другие. Он и театральный режиссёр, создавший свой собственный «Коляда-театр», считающийся одним из самых успешных частных театров России. Николай Владимирович также сценарист, актёр, заслуженный деятель искусств Российской Федерации (2003), лауреат международной премии им. К. С. Станиславского. Он легендарная личность и его недаром с любовью называют «солнце русской драматургии». 26 января нам удалось встретиться с Николаем Колядой в кабинете его театра, где мы поговорили о выпущенных и грядущих премьерах сезона, о новых артистах в труппе, о Галине Волчек и о соцсетях.
ОКОЛО: Николай Владимирович, вчера в вашем театре играли «Бабу Шанель», которая идёт на сцене уже более десяти лет, позавчера – были «Концлагеристы», премьера которых состоялась в 2013 году. У вас есть много спектаклей, идущих с большим успехом много лет, но вы никогда не отдыхаете, а работаете над новыми постановками. «Коляда-театр» регулярно выпускает несколько новых работ за сезон. Недавно была большая премьера «Анна Каренина». Как зритель принял новый спектакль?
Коляда: Прежде всего, у нас в репертуаре есть шестьдесят или семьдесят спектаклей, я не считал. Есть много спектаклей, которые мы не играем, потом вдруг вспоминаем и начинаем играть. И это всё зависит не от хорошей жизни, а от того, что мы частный театр, мы должны собирать аншлаги. Семьдесят человек работает у нас – из них сорок артистов. Сейчас была репетиция «Тараса Бульбы», и я смотрю, ужас, сорок артистов! Все жрать хотят, всех кормить надо, всем надо зарплату. Помощи никакой нет, за исключением того, что нам дали это помещение под театр без арендной платы. Но за воду, электричество и всякие налоги мы платим. У всех семьи, там дети болеют, всем нужно одежду, поэтому кланяешься каждому зрителю, который приходит и уже не знаешь, что поставить в репертуар, что привлечёт публику. Особенно сейчас, когда есть ограничения, уже не знаешь, как выкручиваться. Поэтому пытаемся сделать репертуар на уровне, чтобы в нём не был только один условный «Слишком женатый таксист», а всё-таки какие-то классические пьесы брать, или хорошие пьесы моих учеников, ведь я почти тридцать лет преподаю в театральном институте, или мои пьесы. Чтобы были не сплошь комедии, но всё ж привлечь публику. С «Анной Карениной» как-то так получилось, что меня страшно ругали за этот спектакль, кто-то говорил, что это просто издевательство, что это спектакль про Бузову, а кто-то говорил, что это грандиозно и гениально. Для меня в таких случаях, когда говорят такие вещи, всегда вспоминается случай с Галиной Борисовной Волчек, которая, конечно, читала абсолютно все рецензии, хотя и утверждала, что мне, мол, плевать, что они там пишут, но, конечно, её задевало и обижало, когда про театр писали плохое. Она говорила всегда «Коля, для меня главное всегда, чтоб театр был полон». Несмотря на то, что у неё был бюджетный театр, они получали большие деньги от государства, но вот главный показатель – это публика. И при этом у неё не шли эти «Слишком женатые таксисты» и прочее. Великая женщина была, многому меня научила. А про нашу премьеру «Анна Каренина» скажу известную фразу «Я не червонец, чтобы всем нравиться». Один любит блины, другой попову дочку. Нравится или не нравится, а полный зал народу приходит. Кто-то уходит в антракте, кто-то остаётся до конца и бисирует. На последнем спектакле был случай. У меня во втором действии свадьба Кити и Левина, я сделал так, что Кити стоит в свадебном платье, рыдает и плачет, идёт молитва в это время. Как обойтись в сценах русской жизни без церкви? И к ним выходит поп босяком, видно, что он полупьяный. А что, это неправда что ли? Такого не бывает? Он произносит слова, венчает, но при этом он ненавидит их, потому что они разбудили его или что-то ещё. Так и есть – люди стоят, обсуждают, Кити боится, идёт венчание, всё страшно. Во время этой сцены две женщины в зале встали и вышли из зрительного зала. И в книге отзывов написали: «Безнаказанно глумиться нельзя». Мне даже как-то даже неловко за этих женщин стало. Глумиться над Толстым, над Чеховым, издеваться над Горьким, над Пушкиным, над Шолоховым, над великими писателями, которые составляют основу жизни любого русского человека, меня в том числе, хотя я украинец по национальности, над писателями, которые дали мне жизнь, дали мне язык, дали мне всё, я просто не могу! Взяли бы книжку или планшет дома и прочитали бы сами «Анну Каренину», «Воскресенье», всего Чехова. Обратите внимание на то, что у нас есть и была великая русская литература, то богатство, которого нет ни у одного народа в мире. Меня на днях тут Ваня Федчишин – мой артист и режиссёр – спрашивает, кого я люблю из русских писателей. Я ему начал перечислять: Степняк-Кравчинский, Решетников, Сергеев-Ценский, Добычин и кучу других фамилий назвал, а он мне говорит, что даже не слышал про таких никогда. Вы понимаете, это писатели XIX-XX века, второго плана, забытые или нераскрученные, но писатели такого высочайшего качества, которых нет во всём мире! Но, поскольку у нас всего много, у нас есть вершина – Толстой, Чехов. Понятно дело, что Добычин где-то там внизу, хотя они вместе с Шолоховым примерно в одно время были. Но Добычин величайший писатель, прекраснее такого нет на белом свете. Так что глумиться над Толстым, издеваться – ни в коем случае я не хотел и не хочу. И мне ужасно нравится этот спектакль, очень нравится, что там молодые актёры работают: и Даша Квасова, которая играет главную роль, и замечательный парень, недавно пришедший ко мне в театр, Никита Рыбкин – он играет Вронского. Олег Ягодин просто роскошно играет старого Каренина, прекрасно играет Лёвина тот же самый Ваня Федчишин. И мне нравится, что в финале, – что очень важно, есть толчок для работы воображения публики, – все артисты выходят на поклон в той одежде, в какой они пришли в театр и в какой они уйдут из театра. Переодеваются все до одного в свою одежду – в куртки, в джинсы, в свитера. Это какой-то знак для публики, что вот мы рассказывали вам историю Толстого про Анну Каренину, про несчастную любовь, про трагическую любовь, а вот мы нынешние современники стоим, Толстой нам близок и понятен, мы его любим и обожаем, и поэтому взяли в репертуар этот роман для того, чтобы приблизить тех людей, которые жили раньше. Они жили давно и ушли из жизни, но, тем не менее, они были абсолютно такие же как мы. На них были другие тряпки напялены, другие шляпы, но, по сути, любовь, честность, преданность, искренность, любовь к Родине, к женщине, к детям, к матери она как была, так и передана нам. Этот огонь и перешёл к нам, ничего не поменялось, всё то же самое. Они точно также страдали и любили, как и мы страдаем и любим. Просто у нас сейчас интернет, а тогда его не было, вот и всё, вся история. Так что, если говорить про «Анну Каренину», то я очень доволен, что этот спектакль в репертуаре нашего театра. Видите, какой я болтун? Про всё говорю, потому что завожусь сразу же.
ОКОЛО: Насколько технически сложно возить такие большие спектакли на гастроли? В них задействована почти вся труппа. Стоит ждать «Анну Каренину» в Петербурге и Москве?
Коляда: Я бы с радостью, но тут всё зависит… Гастроли – дорогое удовольствие, устраивать туристическое бюро из театра «ну, давайте, съездим в Питер, в Москву, прогуляемся, отдохнём, другим воздухом подышим» … Я так не могу, потому что считаю копейки. Тем более, что сейчас есть ограничения. Хотя каждый вечер у нас сейчас полный зал. Каждый раз приходишь и с ужасом спрашиваешь в кассе – сколько продано? А в декабре бывало продано тридцать-сорок билетов на спектакли, а мне надо платить зарплату. А с чего я её возьму? Поэтому мы бы с радостью привезли спектакли, но в «Анне Карениной» занято тридцать восемь человек, плюс техника, плюс декорации. Я б поехал. В Москве всегда были полные залы. Помню, играем старый спектакль «Король Лир», я играю, выхожу, поворачиваю голову – действительно, народу много, и балкон занят, а слева и справа ещё люди стоят. И я думаю, мама дорогая, это ж как нужно любить театр, чтобы прийти и три часа стоять и смотреть. В антракте я выхожу, а они продолжают стоять. Это огромное уважение к твоей работе, приятно до невозможности, конечно. А публика принимает нас так, что все артисты, когда приезжают домой, просятся обратно. Они хлопают нам полчаса, тащат подарки, шоколадки, цветы, дарят какие-то тортики, дарят вино. У нас на Урале они немного похлопали и пошли домой. Они сдержанные очень люди. Тут такая привычка – не показывать сильно свои эмоции. Потом они придут домой и в интернете напишут, что это было грандиозно и гениально, или, наоборот, обругают. Но так они свои эмоции не показывают, а в Москве, если смешно – хохочут. Может, это у нас публика такая подбирается, не знаю. Но мы тринадцать лет ездим на гастроли в Москву, последние два года только не ездим – денег нет. Мы скучаем, и для актёра же ещё гастроли важны. Потому что там к нам приходят всякие кинорежиссёры, которые, естественно, зовут актёров в кино сниматься. К нам приходили Звягинцев, Лозница, Сокуров. А потом проходит время – вызывают на кинопробы. Артистам это надо, у них профессия такая. И хорошо, что снимаются и Сергей Фёдоров, и Василина Маковцева, и Антон Макушин, и Костя Итунин. А вот за границу поехать мне никуда неохота, потому что уже были десять раз в Польше, раз пять во Франции, были в Болгарии, Румынии, Израиле, Венгрии, Греции… Но все эти поездки связаны с огромной подготовкой. Визы, билеты… как вспомнишь. Тем более, что у меня в театре вся администрация – это я. Я и завлит, и музыкант, и художник, и не от хорошей жизни это, так как платить надо.
ОКОЛО: А кто вам помогает в руководстве театром?
Коляда: Помогает Эка Вашакидзе. Когда я уезжаю, например, недавно в Польше полтора месяца ставил «Вишнёвый сад», то она выдаёт зарплату, пишет расписание, ведёт инстаграм. Есть ещё Женя Чистяков, который оплачивает счета. У нас есть удалённо работающие бухгалтера, которых я даже в глаза не видел. Есть ещё Настя Энтина, которая занимается зрителями, билетами. Да и всё. У меня есть актёры, которые работают ещё монтировщиками, но у них семьи, нужна зарплата побольше. Есть администраторы, четыре костюмера, две уборщицы плюс клининг.
ОКОЛО: Недостатка в людях театрального цеха нет?
Коляда: Я бы мог взять ещё кого-то. У меня заведующим постановочной частью работает Тарас Поддубный, он совмещает. Он и артист, и помощник режиссёра, и завпост. Конечно, здесь должен быть человек технически грамотный. Сейчас вот для спектакля «Тарас Бульба», который ставлю, придумал, что нужны косоворотки с красивыми вышивками. Попросил костюмеров найти такое. Они нашли, но вышивки уже старенькие, и я пошёл в швейную мастерскую, договорился о том, что мне нужно, но я не художник же. Ещё сейчас пригласил для постановки танцев Елену Коротаеву из Гуманитарного университета. Им я, конечно, заплачу.
ОКОЛО: Репетиции «Тараса Бульбы» сейчас идут полным ходом уже?
Коляда: Идут весело и радостно. Мне приснился сон в Польше: будто я иду по театру и тут сидит Волчек, даже на меня не смотрит. А у неё на столе лежит пьеса и на первой странице написано «Николай Гоголь. «Тарас Бульба». Инсценировка Николая Коляды». Я проснулся и думаю: "К чему бы это?" Я даже не перечитывал «Тараса Бульбу» триста лет. Думаю, может, Волчек ставит мою пьесу где-то на том свете… А потом подумал: "Коля, это тебе знак". И я сел и начал писать инсценировку. Посмотрел фильм Бортко с Богданом Ступкой, а когда-то Богдан Сильвестрович играл в моей пьесе «Старосветская любовь» вместе с Лией Ахеджаковой. Может, и это роль сыграло. Все его «А поворотись-ка, сынку», «Слышу, сынку»… Какой фильм замечательный был! Но понятно, что это кино, а в театре надо передать театральными средствами и смерть Тараса, и предательство Андрия, и какую-то жизнь, чтобы она была наша… «Есть ли на свете сила такая, которая пересилила бы русскую силу» – там же патриотические тексты такие. И я начал писать инсценировку, а потом приехал домой и сказал, что будем это ставить. Почему? Потому что мне был такой сигнал с того света от Галины Борисовны. Понимаете, можно, конечно, не обращать на это внимание. Куда ночь, туда и сон, говорят. А с другой стороны, отчего оно приснилось, я ж не знаю. Может, есть тот свет. И я делаю этот спектакль в память об этой великой женщине, о Галине Волчек, которая так много для меня сделала, так многому научила: как в театре жить и, вообще, жить.
ОКОЛО: Вы много снимаете для соцсетей внутреннюю жизнь театра и процесс репетиций, в том числе и готовящихся ещё только постановок. Это такая реклама театра? Не опасаетесь показывать процесс подготовки спектаклей до его премьеры, нет никаких суеверий?
Коляда: Первую же репетицию выложишь в Фейсбуке – сразу пишут, что не так всё надо делать! Но это же первая репетиция, это тысячу раз всё изменится. Конечно, наверное, это такая реклама – кто захочет, тот придёт. Хотя эта реклама в интернете ничего не стоит. Есть такое предубеждение, что сто процентов населения сидит в интернете. Ничего подобного, есть люди, которые знать не знают Фейсбук, Контакт или ещё что-то. Эти видео рассчитаны на моих студентов, для того, чтобы они знали. Кто-то из них ходит на репетиции, а кто-то живёт в других городах. Они смотрят как рождается спектакль из бумажки, а потом уже премьера. Это урок для них. У меня огромный курс режиссёрский – восемнадцать человек – они заканчивают уже второй курс. И драматургов на шести курсах сейчас учится человек тридцать. Я не знаю, смотрят ли они или нет, я им всё время говорю, чтобы смотрели, учились. Потому что я знаю многих педагогов в театральных институтах, которые не знают с какой стороны на сцену входить, они не знают, что такое театр. Я работающий, практикующий педагог. Я пишу, я ставлю, сам ищу музыку, сам ищу оформление спектаклей. Учитесь! Это такой нищий театр, театр детства. Ребёнок возьмёт любую палку, скачет на ней и думает, что он на коне. Примерно такой театр у меня. Он небогатый, но это вовсе не значит, что он плохой. Я знаю богатые театры, где сидишь и умираешь от скуки. Чего мне бояться? Пускай сидит хоть весь город на репетиции, обсуждает и говорит, что это бездарно и плохо. Я знаю, что все театры очень боятся выставить в интернет свои спектакли, мол, публика не пойдёт, они посмотрят там всё. Вот мы только что выставили в Ютубе полностью «Анну Каренину». Естественно, начали обсуждать все, что это отвратительно, что это гениально. И что? После этого мы ещё играли спектакли и каждый раз было битком народу. Просто есть люди, которые знать не знают, что в интернете есть что-то и можно это посмотреть. И одно дело смотреть видео, и совсем другое это спектакль в зрительном зале, когда ты сидишь и дышишь вместе с актёрами живыми. Это непередаваемые ощущения, это совсем другое. Боятся мне нечего. Ну, ошибаемся, сегодня так сделали, завтра так сделаем. Если интересно – смотрите, я же палкой никого не бью, не заставляю. Советовать мне не надо, потому что Фейсбук – страна советов. Я поставил столько спектаклей в своей жизни, написал столько пьес, ещё мне будет кто-то говорить, что не так всё надо делать. Ну, я ещё не в маразме, миленькие. И вот эти грубые советы, угрозы отписаться от меня. Ну, иди, отписывайся, я ж не прошу меня смотреть и хвалить. Когда началась пандемия, все театры перешли онлайн и стали показывать свои спектакли. Я начал смотреть, и думаю, может, вас правильно закрыли и можно не открывать? Хорошо, что вас закрыли, товарищи, и мы этого не видим. Не выкладывают видео, потому что боятся своей бездарности. Я однажды пишу в интернете «У нас сегодня аншлаг», и меня один режиссёр спрашивает, как это мне удаётся продать все билеты? А у нас нет ни одной рекламы, у нас не завешан весь город нашими афишами, у нас нет ничего, я не трачу на рекламу ни копейки. Есть два способа рекламы: делать качественно работу и ОБС – одна баба сказала. Всё, только это работает. Можно кричать, орать, запускать ролики «приходите-приходите». Людей, наоборот, это пугает, знаете, как консультанты в магазине со своим «Вам помочь?». После этого хочется выскочить из магазина, бежать и больше не заходить туда никогда. Да я сам разберусь, что мне надо! Не нужно навязчивой рекламы, все устали от вранья, потому что все знают, если что-то рекламируют, значит это плохое. Я вспоминаю, как режиссёр в Свердловском театре драмы Вячеслав Иванович Анисимов всегда репетировал при закрытых дверях, в тёмном зале, чтобы никто не вошёл. У нас там была уборщица тётя Шура, так она открывала самую дальнюю дверь и садилась в последний ряд с ведром и шваброй, чтобы посмотреть репетицию. А Анисимов поворачивался, видел там её, начинал орать: «Вы мешаете творческому процессу!» И тётя Шура выбегала из зала со своим ведром и шваброй. А мне никто не мешает, пусть смотрят.
ОКОЛО: Вы много лет преподаёте в Екатеринбургском государственном театральном институте на курсе «Драматургия». Спустя годы преподавательской деятельности, вы можете сразу увидеть – талантлив ли студент или нет, выйдет ли из него хороший драматург?
Коляда: Интуиция. Там видно, если это своровано или подражание. Я прочитал в своей жизни тонны пьес, и я сразу чувствую, если здесь что-то живое или нет. И чаще всего принимаешь на курс человека, давая ему аванс. У меня часто спрашивают, как у меня получаются драматурги? А потому что я хвалить умею, я всегда, если увижу даже одну красивую строчку или слово, то скажу, вот это хорошо, молодец. Давай так и пиши. Как говорил Достоевский, уничтожить любого человека можно запросто, если только внушить ему, что всё, что он делает – это ерунда. А если ты даёшь человеку крылья, хвалишь его, говоришь, работай, никаких проблем не будет, давай. И ты даёшь ему аванс. И если человек этим авансом не воспользовался, когда ты его принял на курс, то он скоро уходит или превращается в драмодела. Но я стараюсь своих студентов вывести на то, что им больше всего удаётся. В процессе обучения я прошу их написать пьесу по одному заданию, затем по другому заданию, или монолог, или сказку в стихах. Вот написал много лет назад по такому заданию Олег Богаев (доцент кафедры истории искусств Екатеринбургского государственного театрального института. Главный редактор журнала «Урал» - примечание «Около») пьесу «Русская народная почта», которую потом играл Олег Табаков. Это родилось всё из такого обычного студенческого задания. Если я вижу, что у кого-то что-то лучше получается, я говорю: "Вот, это твой путь". С каждым всё индивидуально, к чему душа лежит, что ему радостней писать. На сто процентов, конечно, нельзя угадать, что вот этот талантлив и из него всё получится. Если человек читает много, ходит в театр, любит это дело, ему нравится писать, он работает, толк будет. Как балерина встаёт к балетному станку каждый день, так и писатель должен каждый день работать, графомания должна в башке сидеть. Две-три страницы обязательно надо написать. Если ты этого не делаешь, то у тебя происходит «расквалификация». Если я и устал, я каждый вечер сажусь и что-то там «насобачу», хотя бы от руки, чтобы не забывать. Мозги должны думать. А когда студент напишет к зачёту четыре странички, то о чём говорить. Либо ты хочешь профессией владеть, хочешь радовать публику, актёров, себя, хочешь зарабатывать, либо нет. Я всем всегда ставлю «зачёт», всем «отлично». Жизнь им поставит оценки, а не я.
ОКОЛО: Николай Владимирович, вы автор более ста пьес. Однажды вы сказали, что пишите их для того, чтобы подарить бессмертие людям, которых вы знали или о которых вы слышали. Читали ли пьесы сами люди, про которых вы написали?
Коляда: Я хочу зафиксировать время, папу, маму, моё детство, нашу жизнь на целине в Казахстане. Зафиксировать людей, которые ушли из жизни, их привычки, страсти, трагедии и радости. Кто сделает это кроме писателей? На видео это всё не так смотрится, а зафиксировать это необходимо. Другое дело, что потом написанное нельзя показывать ни в коем случае тем людям, про которых написал, иначе они обижаются. Ведь помимо фиксации времени ты добавляешь вокруг что-то от себя. Есть пьеса «Курица», которую я написал в 1989 году, она идёт по всему миру, и даже кино по ней сняли, где играла Светлана Крючкова и Наталья Гундарева. Сюжет мне подсказала моя подруга, эта любовная история случилась в её жизни. Я всё приукрасил, написал пьесу и выслал ей почитать. Она мне перезвонила, и очень холодно сказала, что ей не понравилось. А пьесу везде ставят вот уже тридцать лет!
ОКОЛО: У вас на сто процентов авторский театр. Вы знаете всё про каждую лампочку и вешалку, в курсе как дела у ваших артистов и сотрудников, знаете куда всё движется. И одна из проблем любого авторского театра – это его преемственность. Думали ли вы о том, что будет с «Колядой-театром», если вы по каким-либо причинам не сможете им руководить?
Коляда: Мне всё равно. Нет человека – нет проблем. Никакого приемника я не готовлю, пускай делают, что хотят. Ну, будет, наверное, театр месяца два жить, а после этого всё рухнет. Ну и что? Что будет после неважно, главное то, что оно было. Сколько воспоминаний.
ОКОЛО: Что вам помогает в минуты усталости, когда всё надоело и руки опускаются?
Коляда: Сейчас мне помогают три кошки, которые у меня живут. Позавчера вечером я так орал на одного артиста после спектакля, что все вокруг разбежались. Меня боятся в театре. Я добрый, я мягкий как сталь. Орал-орал минут пятнадцать, сердце колотит, плохо. Потом пришел домой, я живу в этом же доме, где и театр, кинул пальто на пол в коридоре, лёг на него, а кошки пришли и начали облизывать мне нос. И я как-то успокоился, попил чаю, посидел у компьютера, и всё прошло. Но если бы кошек не было, скорую помощь бы вызвал. Потому что бесит равнодушие в людях, когда складываешь-складываешь кирпичики, а потом приходит придурок и разрушает всё к чёрту. А кошки лечат.
Текст: Дарина Львова
Фото: Наталья Тютрюмова
