Известно, что роман Энтони Бёрджесса “Заводной апельсин” поначалу не снискал популярности у широкой публики и лишь после экранизации Стэнли Кубрика был оценен по достоинству у себя на родине. В Советском Союзе произведение, равно как и кинокартину, вовсе позиционировали как отражение упадка буржуазного общества, глубоко искажая изначальный авторский замысел. Однако сейчас, несмотря на тернистый путь в народ, “Заводной апельсин” актуален как никогда. Само наше время, в котором новости о поножовщине и издевательствах над учителями и учениками в школах, увы, перестали быть чем-то удивительным, а одна подростковая криминальная субкультура стала настолько масштабна, что её деятельность пришлось официально запрещать через суд, почти что вынудило деятелей искусства вновь обратиться к Бёрджессу. На всё это наложился и ряд других, не столь однозначных судебных процессов и общественных экспериментов, проведённых в стране в последние годы, повысивших интерес к жанру антиутопии.
Наверное, поэтому кинотеатры один за другим включают фильм Кубрика в программы сеансов, а сразу два петербургских театра в новом сезоне пополнили одноимённым спектаклем свой репертуар. Первая инсценировка была выполнена Дмитрием Крестьянкиным в “Камерном театре Малыщицкого”, роль Алекса в ней исполнил актёр Александр Худяков. А в декабре свою версию спектакля в камерном драматическом театре “Левендаль” предложил режиссёр Ярослав Морозов.
Действие спектакля начинается ещё в фойе, когда к ничего не подозревающим зрителям из зала выскакивают четыре пёстро разодетых молодых человека и начинают громко кричать и бегать в разные стороны так, что, кажется, они вот-вот врежутся в толпу. Это и есть Алекс (Артём Осадчий) и его друзья Джоша, Тём, Пит (Алексей Копылов, Ранис Ахметгареев и Владислав Алтайский). Аудитории словно дают физически почувствовать, как вероломно и внезапно эти ребята крушили дома и судьбы собственных жертв.
Почти сразу в спектакле возникает существенное отклонение от авторского текста: пьяница (Сергей Сидоренко) перед встречей с бандой напевает не какую-то американскую мелодию, а гимн Советского Союза, а после расстёгивает кофту, под которой показывается футболка с изображением Сталина. Таким образом сразу отвергаются возможные интерпретации спектакля как “не более, чем постановки классики”. Нет, это история в том числе и про мир, в котором мы живём.
Первая часть постановки рассказывает о бесчинствах банды Алекса и её образе жизни: избиении бездомного пьяницы, нападении на дом писателя, убийстве старухи, в перерывах между которыми подростки развлекаются с проститутками и употребляют галюциногенное молоко. Режиссёр спектакля не стал следовать Кубрику и вместо прямого изображения откровенных сцен выбрал более деликатные, но от этого не менее драматические и художественно интересные способы визуализации сюжета. Например, изнасилование жены писателя изображается страшными акробатическими этюдами, которые совершает на сцене актриса Маргарита Павлова, после которых её тело заворачивают в рулон ткани. Впрочем, происходящее в баре “Корова” показано без лишнего благочестия: обитающие там девушки (Вероника Шмелёва, Валентина Шумеева, Анна Бухарская) олицетворяют собой лишь порок, разврат и низость.
Алекс здесь является непосредственным воплощением зла вплоть до мельчайших деталей: даже его номер заключённого в спектакле изменён с оригинального 6655321 на дьявольский набор из одних шестёрок. Монологи об отсутствии на свете хороших людей, о преобладании тех, кого нельзя назвать ни хорошими, ни плохими, наравне с совершаемыми поступками, показывают глубочайшее одиночество героя и неспособность существовать в обществе. Даже в своём единственном светлом начале — любви к классической музыке и особенно к творчеству Бетховена — Алекс не вызывает сочувствия и сострадания, поскольку именно музыка в дальнейшем провоцирует его на агрессию. Попав в тюрьму, он не меняется и отталкивает от себя единственного человека, который пытается о нём позаботиться — священника. Таким образом, судьба подростка оказывается предрешена им самим.
То, как представлен образ священнослужителя (Денис Авхаренко), заслуживает отдельного внимания, ведь именно он призван раскрыть проблематику, связанную со свободой воли и нравственным выбором человека. Кажется, что неизбежно возникает соблазн изобразить этого героя кротким и набожным старичком, а сцены их общения с Алексом — пространными философскими монологами, однако Ярослав Морозов отказывается от наносной театральности и изображает то, что кажется более правдоподобным в исправительных учреждениях: священник выпивает, в том числе и перед проповедью, превращая её в балаган, а его диалоги с главным героем оказываются краткими, отрывистыми, прерываемыми то третьими лицами, то самим Алексом. Но всё же в священнике видно светлое начало: он искренне желает добра своему подопечному. Который, однако же, его не слышит.
Насколько в первой части спектакля Алекс есть зло, настолько же во второй он становится олицетворением жертвы. Сначала в руках врачей, которые проверяют на нём возможности аверсивной терапии (здесь режиссёр спектакля вновь избегает шокирующих сцен и отказывается от трансляции на экране кинохроник, показываемых Алексу, лишь рассказывая, что он видит различные эпизоды насилия), затем во власти политических элит, которые стремятся использовать его как пример общественного прогресса с одной стороны и как олицетворение мрачного будущего с другой, но при этом совершенно не переживают о судьбе самого героя, который для них лишь игрушка, орудие, заводной апельсин, судьба которого — катиться туда, куда они пожелают. Алекс не нужен и обществу: он ответил за всё, что совершил, но окружающим этого недостаточно: при встрече старые друзья, ставшие полицейскими, избивают его, а родители (Вероника Шмелёва и Арсений Бородин) дают понять, что дома его не ждут. Герой стоит на краю сцены, привязанный к ней тонкой верёвкой, словно на краю пропасти, от падения в которую его отделяет лишь мгновение, и молит о пощаде, жалости и понимании.
Спектакль получился своего рода бенефисом актёра Артёма Осадчего, которому выпала роль Алекса. Если раньше в постановках театра ему доставались нейтральные и не слишком характерные роли (Люченцио в “[не]Укрощении строптивой, следователь в “Наводнении”), то здесь ему выпала сложнейшая задача сыграть и неукротимое зло, и страшную жертву, сыграть подростка во всём трагическом многообразии его натуры. Кажется, что и то, и другое у него получилось.
Концовка спектакля позиционируется как happy end. Действительно, восстановившийся после лечения методом Людовика Алекс испытывает всё меньше желания посещать злачные места и думает о том, как не растратить появившиеся у него деньги. Он задумывается, с какими людьми ему стоит дальше пойти по жизни. Когда очередная девушка пытается привязать его к себе обручем, Алекс выходит из кольца, роняет его на сцену и и кидает внутрь заводной апельсин, словно символизируя тем самым расставание с прошлой жизнью и начало новой, в которой ни насилия, ни безнравственного поведения больше не будет. Ему всего восемнадцать, и всё ещё впереди…
Вот только изменив собственную жизнь, Алекс понимает, что он будет бессилен уберечь от подобных ошибок собственных детей. Только мы сами в ответе за свои решения и свои поступки, и изменить это не в силах ни власть, ни тюрьма, ни медицина. Поэтому напоследок ведущий (Антонис Шаманиди) и обращается с вопросом к зрителю: “А кто же наш следующий герой?”.
Текст: Егор Куликов
Фотографии из открытого доступа