Накануне премьерных показов “Ева” в Таком театре 22 и 23 октября поговорили с Александром Худяковым, актером Такого театра, Камерного театра Малыщицкого и Плохого театра о съёмках в кино и о том, в каком театре можно увидеть настоящий блокбастер, почему “Заводной апельсин” актуален в любые времена и о чем же на самом деле “Бумерит”.
ОКОЛО: Александр, восхищаюсь вашей работоспособностью - в октябре у вас 13 разных спектаклей, почти во всех главная роль, требующая огромной психологической отдачи — Треплев (“Чайка”, Камерный театр Малыщицкого), Чарли Гордон (“Эффект Чарли Гордона”, Такой театр), Рубен Гальего (“Чёрное/белое”, Камерный театр Малыщицкого), отец Августин (“Иранская конференция”, Такой театр). Как справляетесь, не боитесь выгорания?
А.Х.: Я привык к бешеному ритму ещё в студенчестве. Закончил Санкт-Петербургский государственный институт культуры. Институт бесславный в петербургских кругах — все режиссеры даже не скрывают свое отношение, уверены, что оттуда мало кто выходит. Причём дело не в преподавании, не потому что плохие актёры поступают — просто когда ребята заканчивают пятый курс, о них никто не знает. Это системная ошибка — в Институте не развивают эту стезю, не приглашают экспертов, никто не приходит посмотреть на студентов. Репутация института откладывает свой отпечаток, и он проявляется до сих пор - теперь в кино. В театре меня все знают, видят мои работы, и поэтому особо не интересуются, что я заканчивал. А в кино важно, какой институт ты закончил. В первую очередь обращают внимание на ребят, которые закончили РАТИ, ГИТИС, Щуку или Щепку. Я понял чуть раньше, чем остальные, что после окончания института буду никому не нужен. Поэтому много работал. Делал свои спектакли, возил их на фестивали - на пятом курсе поехал на фестиваль SOLO с “Записками сумасшедшего”. Мне даже Московский театр сатиры (завлит театра) предлагала протекцию, а я не особо придал этому значения — побоялся переехать в Москву, казалось, что не готов, что все и так неплохо на тот момент. Если бы я потом приложил усилия, попал бы в этот театр сразу после института.
ОКОЛО: Не жалеете?
А.Х.: Нет, это был 2012 год, я уже отпустил, не вышло и не вышло. Тем более путь оказался куда интереснее... Два года после я преподавал в Институте культуры, понял, что не мое, и ушел. В период учёбы (4,5 курс) я играл в 10 спектаклях курса — реально жил в институте, и ночью, и утром были репетиции, спать в общежитие даже не ездил. Делал также спектакли сам.
ОКОЛО: Это были моноспектакли, то есть вы были и режиссером, и актером?
А.Х.: Да. Кстати, “Записки сумасшедшего” просуществовал до 2019 года, мы его и с Таким театром успели поиграть, правда немного скомпилированный вариант, на 4 актеров. Но постепенно он изжил себя.
[caption id="attachment_159876" align="aligncenter" width="1280"]
Спектакль "Записки сумасшедшего", Такой театр[/caption]В общем после выпуска найти работу в большом театре не удалось. Так и начался мой путь независимых театров. Первым успешным спектаклем был “Бело-Черный Хармс” режиссёра Саши Шагойко, в 2012 году. Мы до сих пор каждый месяц играем его в “Подвале Бродячей собаки”. Отличная команда, сильный живой спектакль.
[caption id="attachment_159874" align="aligncenter" width="1280"]
Актеры из спектакля "Бело-черный Хармс" в арт-кафе "Бродячая собака. Фотограф Марта Петрова[/caption]В конце 2014 года Игорь Сергеев с Варей Светловой начали работу над постановкой “Эффект Чарли Гордона” (на тот момент в Театре Комиссаржевской) и позвали меня - изначально на роль Барта, но так сложилось, что я стал Чарли. Образовалась хорошая команда: Игорь Грабузов, Владимир Кузнецов, Ниёле Мейлуте, Лида Марковских, Юля Гришаева, Анна Кочеткова - во главе с Игорем Сергеевым и Варей Светловой. Мы и сейчас все вместе, но нас стало больше. После премьеры спектакля Баргман, тогда худрук Комиссаржевки, предложил два варианта — оставаться в Театре Комиссаржевской или идти в Такой театр. Мы все проголосовали за Такой театр, хотя я вообще не знал, что это. Играли на Малой сцене Комиссаржевки, в БТК, Музее Достоевского, на сцене музея Эрарта, потом "пришли" в “Скороход” — когда начали репетировать “Билли Миллигана”, там и остались. Потом была “Мария Стюарт”, “Иранская Конференция”, "Бумерит" и скоро "Ева".
ОКОЛО: А как в КТМ (Камерный Театр Малыщицкого) попали?
А.Х.: В 2015 году — позвал Андрей Шимко на дубль к одному актёру, в “Плутни Скапена”. Это был не совсем тот театр тогда. В это же время в КТМ пришёл Пётр Шерешевский, поставил “Конформиста” (спектакль-лауреат Высшей театральной премии Санкт-Петербурга “Золотой софит” 2014/15 гг. в номинации «Лучшая работа режиссера» - ОКОЛО), “Железные двери”, они “выстрелили”. У театра появилось новое дыхание. Меня Шерешевский позвал в “Киллер Джо”, и я просто обалдел от совместной работы. Мне очень нравится “Киллер Джо”, это, на мой взгляд, прекрасный показатель режиссуры Шерешевского, рефлексирующее действо, не лишенное самоиронии.
[caption id="attachment_159872" align="aligncenter" width="1920"]
Спектакль "Чайка", КТМ[/caption]В “Чайке” тоже рефлексия, но там больше символов, знаков. Конечно, в чистом виде рефлексию я не могу играть, без образов всё же никуда, поэтому в “Киллере Джо” я сын библейского Адама, который видит грязь мира и пытается сжиться, смириться. Потом был “Чёрно-белое” Дениса Хусниярова по автобиографии Рубена Гальего, “Замок” по Францу Кафке (режиссёр Пётр Шерешевский), “Чайка” (Пётр Шерешевский).
[caption id="attachment_159875" align="aligncenter" width="1280"]
Спектакль "Дания тюрьма", КТМ[/caption]В 2020 поставили “Дания тюрьма”, вначале всё складывалось сложно, даже хотели отказаться от дальнейшей работы над постановкой - происходили какие-то сломы. Долго искали язык — Ася Волошина пишет просто и вроде бытово, но в то же время оставляет пространство для фантазии. И мы вместе с режиссёром придумывали такой сложный, сюрреалистичный дуальный мир, разделяя сознание автора и его персонажа. Вначале в спектакле должны были играть две пары параллельно, потом остались только мы с Полиной Диндиенко.
[caption id="attachment_159870" align="aligncenter" width="1280"]
Спектакль "Киллер Джо", КТМ[/caption]ОКОЛО: То, что не сотрудничаете с крупными гостеатрами, дает свободу?
А.Х.: Да, в этом моя свобода, я имею право соглашаться, уходить, выбирать проекты. И даже предлагать (смеётся). Последняя очень сильная постановка - “Заводной апельсин” режиссера Дмитрия Крестьянкина. Его пригласили в КТМ, он позвонил мне и спросил, какую роль я хочу сыграть. Я ответил не раздумывая: “Алекс!”, я мечтал об этой роли. А он долго думал, что он может сделать из этого материала. В итоге сделал спектакль про наших будущих детей. Я кстати недавно смотрел корейский фильм про детей, которых выбросили на остров и они были вынуждены убивать друг друга, чтобы выжить. Очень важная фраза была в конце: “Что мы скажем нашим детям?” Этот вопрос очень актуальный и волнует меня самого. Что я скажу своему ребенку? Как воспитывать будущее поколение? Мир стремительно меняется, страшно представить, что будет лет через 20.
ОКОЛО: А не было опасения романтизировать облик Алекса?
А.Х.: Нет, и я даже не пытался оправдывать его, хотя обычно это делаю, чтобы сыграть отрицательного героя. Просто я знаю таких людей — конечно, не убийц, не насильников, но драйв у молодежи ведь тот же самый. Это же спектакль о времени. О проблемах эпохи. В крупном городе меньше грязи и бедности, безработицы, а представь, в деревне сейчас живёт мальчик и постоянно видит грязь, алкашей, бедность, это составляет картину его мира, которую он не хочет принимать... Он в протесте, ему мерзко его окружение, и это все влияет на него. Поэтому все лица вокруг Алекса — в уродливых масках, он не воспринимает мир как красивый, нет! Это отвратительный мир, в котором он со своей "идеальной" природой должен пытаться выжить, доказывая свое превосходство. Главное - не сдаваться, находиться в приподнятом настроении как Алекс, иначе тебя просто сломает этот мир - даже твои одноклассники, а потом начальники. Слабых видят и пытаются добить, такова человеческая природа. Так что “Заводной апельсин” - очень актуальная тема.
Спектакль "Заводной апельсин", КТМ[/caption]ОКОЛО: Про всесильность власти в этом спектакле вы говорите меньше, чем герой фильма и автор книги Энтони Бёрджесс.
А.Х.: Да, Дима не политический режиссер, даже разговоров на эту тему не было. И так всё понятно уже, нечего мусолить - если говорить, переходишь грань, если недоговаривать — неинтересно, даже бороться уже не хочется.
ОКОЛО: А в “Бумерите” Такого театра акцент на политику больше?
А.Х.: Тоже нет. Эти монологи условных лидеров-президентов — это просто высказывания персонажей разных уровней, скорее мы показываем мышление людей на этих уровнях. “Бумерит” — это больше про понять, как мыслит каждый человек на определенном уровне сознания, о том, что есть шанс подняться и мыслить по-другому, и мы показываем этот путь. Все уровни и пути прекрасны, но что именно нужно тебе? Это больше не про политику, а про окружение, конечно, там есть и взгляд на ЛГБТ, правительство, феминизм. Но ни одна тема не дожата, здесь обо всем, потому что не хочется делать педаль на что-то одно. И всё это связывается с историей матери, которая скоро умрет от болезни Альцгеймера, и ее ребенка. И мы понимаем эту неизбежность смерти и то, что мышление так или иначе ограничено у нас всех. Режиссер Игорь Сергеев говорит больше о стремлении осознать что-то большее. На Украине, например, марши ЛГБТ-сообществ разрешены, а почему у нас нет? Они же стремятся не прокричать о своей ориентации, а хотят успокоиться и знать, что общество их принимает, хотят смело смотреть в глаза другим людям. Это один уровень мышления. Человек с синего уровня скажет, что этот педик хочет растлить моего ребенка, а с оранжевого уровня подумает, что подобные митинги - просто реклама. Так или иначе мы должны учиться мыслить. А мой персонаж Камиль в “Бумерите” просто отвратительный!
[caption id="attachment_159873" align="aligncenter" width="1280"]
Спектакль "Бумерит", Такой театр[/caption]ОКОЛО: Да, это было полной неожиданностью!
А.Х.: В “Билли Миллигане” мой герой тоже отрицательный, но там он более рефлексирующий. Всё-таки отрицательные персонажи — это больше я, мне проще их играть. В жизни я, как и все, не могу себе позволить некоторые вещи, приходится терпеть, анализировать, принимать. А в театре я имею право руководствоваться характером своего персонажа. И могу позволить себе вещи, которые не могу позволить в обычной жизни. Это своего рода психотерапия. И мне это нравится. "Сыграть хорошего может каждый, а ты попробуй сыграть себя" (смеётся).
Спектакль "Бумерит", Такой театр[/caption]ОКОЛО: Как началась история с “Плохим театром”?
А.Х.: Со спектакля “Мест нет” - меня предложил Крестьянкину Леон Словицкий (с ним мы уже работали). А Дима видел “Эффект Чарли Гордона” и поэтому условно был со мной знаком. Так мы и стали работать. Мне очень понравился этот процесс, я увидел совсем другой театр, немного иллюстративный, формалистский в каком-то смысле, было интересно, что это может работать и так - точно. Я словно другой язык нашел, будто стал играть на другом инструменте. Через некоторое время он позвал на “Магду” - ее буквально за месяц в рамках лаборатории сделали. После “Магды” был большой перерыв в “Плохом театре”, а потом случился “Квадрат”, тоже быстро сделали — Крестьянкин не любит рассусоливать. Тоже очень люблю этот проект, персонажей. И текст гениальный.
Спектакль "Мест нет", Плохой театр[/caption]ОКОЛО: А как создавался материал? Это же по реальным историям подростков из 90-х гг.?
А.Х.: Да, это абсолютно документальный проект. Дима поехал на родину в Тулу, собрал друзей, попросил: “Расскажите!” - и написал пьесу. Так как для него это очень дорогой материал, он особенно бережно отнесся к распределению ролей — было важно попадание в роль. Изначально он не брал меня на роль деревенского пацана Лесика — я хоть и сам из Кингисеппа, но это немного другая грань.
ОКОЛО: Необычный формат у спектакля — то, что можно танцевать с актерами на сцене. Его и рейв-вечеринкой называют.
А.Х.: Это Димин способ поиска общения со зрителем, для него очень важно найти формат, в каждом спектакле он свой. В “Заводном апельсине” свой, поэтому происходит раздвоение у Алекса. Вообще у Крестьянкина спектакли живут и развиваются во времени. Я сейчас больше начинаю понимать и чувствовать Алекса. Дима работает не на результат, а задает какой-то начальный вектор, и этот процесс нужно развивать. Кстати, Хуснияров похоже работает. Он не режиссер-перфекционист, такие, требующие результата, меня пугают, это очень сложно. На съемках в кино я даю результат, да, но театр - другая сфера, здесь нужно постоянно находиться в процессе. Спектакли меняются, персонажи растут. Вот Чарли Гордону уже 7 лет, и я его постоянно ищу, я взрослею, меняюсь - и Чарли должен быть другим. А какие-то спектакли не рождаются или быстро умирают - например, “Гранж” Егора Закреничного на “Площадке 51”, очень жесткое высказывание. Оно было нужно нам обоим именно в тот момент — у нас были перипетии в личной жизни. Постепенно спектакль сдулся - нам нечего было больше сказать, у нас все нормализовалось, того надрыва больше не было. Конечно, его можно было бы играть, искать в нем что-то новое, но тогда нужна полная переработка. Вообще любому спектаклю каждый год нужна переработка, главное — верить в него, чтобы в нем билось сердце.
ОКОЛО: Вы упоминали съемки в кино. Уже были работы?
А.Х.: Это моя большая рефлексия и проблема - в свое время я сказал, что не буду сниматься, пока не стану хорошим актером. Хочу, чтобы все, что я делаю, было идеально (смеётся). Когда понял, что набрался опыта и могу позволить себе съемки, время уже упустил — 7 лет после института прошло. Сейчас работаю в этом направлении, общаюсь с кастинг-директорами, записываю визитки. Так что мой вектор сейчас направлен на кино, а не в гостеатр на ставку. Мне заходит процесс съёмок, сейчас даже все равно, с кем работать, с какой командой, главное - наработать опыт.
ОКОЛО: А если придется выбирать — театр или кино?
А.Х.: Да ну, не придется. С кино же как — сегодня есть, завтра нет, а театр вечен (смеётся). Конечно, если пригласят на 2 месяца уехать на съемки — попрошу дубли, вернусь и введусь в спектакли снова. В приоритете сейчас съёмки.
ОКОЛО: В 2021 году у вас было два премьерных спектакля — “Бумерит” в Таком театре и “Заводной апельсин” в КТМ. Какие планы на новый театральный сезон?
А.Х.: В Таком театре готовим выпуск “Ева” - по биографии Евы Браун, в КТМ — репетируем “Дон Хиль Зеленые штаны”, премьера будет уже в декабре. Пётр Шерешевский отбрасывает нас из 17 века в современность - от пьесы Тирсо-де-Молина осталось страницы две, всё будет связано с личными высказываниями. Вообще Шерешевский очень чётко чувствует современный язык - все эти разговоры на кухне, постреализм. Если в Таком театре Сергеев и Светлова используют современное клиповое мышление, чувствуют тренды, делают сильные визуальные блокбастеры в хорошем смысле слова, то Шерешевский работает с современным образным мышлением и восприятием. Крестьянкин создаёт уникальный язык взаимодействия. Это совершенно разные театры, и я счастлив работать во всех. Главное для меня - играть в спектаклях, которые мне нравятся.
Обидно конечно, что многие проекты проходят незамеченными в театральный среде, без внимания экспертов и критиков. Конечно, зрители приходят, но их могло бы быть больше. Например совершенно незамеченным остался спектакль “Киллер Джо”, “Дания Тюрьма”, “Замок”. Хотя приятности случится. Неожиданно было, когда номинировали на "Золотой софит" за роль отца Августина в “Иранской конференции" Опять же "Квадрат" номинировали на "Золотой Софит" за лучший ансамбль. Всё-таки есть этот пунктик - отметили, заметили.
Спектакль "Билли Миллиган", Такой театр[/caption]ОКОЛО: Ещё недавно Дима Крестьянкин и Леон Словицкий стали лауреатами премии “Прорыв” за создание и развитие Плохого театра.
А.Х.: Да, это здорово! Но всё равно есть чувство, что фокус критики на КТМ меньше направлен. Пётр Шерешевский - прекрасный режиссер, сколько постановок он создал за пределами Петербурга — и практически каждый год у него номинации на “Золотую маску”. Если там замечают, может, и здесь стоит заметить.
ОКОЛО: А вы качестве режиссера не хотите снова поработать, ведь “Записки сумасшедшего” и “Мамон. Ценность, взятая в залог” были успешными?
А.Х.: У меня не так давно был проект «Постскриптум» про подростковый суицид. Я очень долго исследовал эту проблему доведения до суицида через группы в соцсетях. Мы выпустили его совместно с Мастерской современного театра при поддержке ГУ МВД. До пандемии показывали его в Культурном центре ГУ МВД и даже возили на гастроли в Чебоксары в театр Русской Драмы.
Есть психологи и волонтёры, которые ищут группы, вычисляют кураторов и стараются помочь не совершить неизбежное. Я прочёл около 1000 страниц таких переписок. У меня было желание высказаться на эту тему, было интересно — почему мортидо побеждает либидо, почему одни хотят жить, а другие — умереть?
В будущем если и буду делать что-то, то на тему психических расстройств, и скорее всего в кино. Но должна возникнуть острая потребность высказаться. Сейчас я высказываюсь как актёр, и этого достаточно. Я знаю, куда расти в театре, уверен в тех людях, с кем работаю. Отличная команда. У меня большие надежды на "Дона Хиля", на "Еву", верю, что эти премьеры не останутся незамеченными.
Беседовала Наталья Стародубцева
Фотографии предоставлены Александром Худяковым