Мария Рейн — актриса и режиссёр Независимого театрального проекта, её можно увидеть в спектаклях «Ло-ли-та», «Лёгкое дыхание» и «Снегурочка», а также у неё есть две режиссёрские работы: «Офелия, которая утонула» и «This is America». Моноспектакль по пьесе Николая Коляды был показан 21 августа в клубе «Fusion». Мы с Машей поговорили о театре, о феминизме и об акции против домашнего насилия, которая недавно состоялась в Москве.

Расскажи о спектакле «This is America».

Этот спектакль мы играли в первый раз в прошлом году, на крыше, и он выглядел совсем по-другому. Можно сказать, что это больше перфоманс нежели спектакль. В этом году у нас нет доступа к крышам и мы подумали: «Где же нам сыграть спектакль?». Все театры закрыты, доступные площадки пока не открылись. И тут у нас с моим другом-диджеем, который занимается вечеринками в Москве и Питере, играет сэты, возникла идея соединить театр с клубом, потому что молодёжь зависает в клубах и массу молодых людей тяжело затащить в театр. «А давайте попробуем» — сказали мы. И акцент был на то чтобы вписать этот спектакль в специфику клуба: у нас много танцев, молодёжной клубной музыки, вначале звучит диджей-сэт.  У нас можно пить на спектакле — ты можешь пойти в бар и взять себе вина. А в конце мы угощаем зрителей водкой. И тему мы взяли молодёжную — все мечтают свалить из России, потому что тут ловить нечего и большинство людей уезжает за границу: в Европу, Америку, куда угодно, где им будет комфортно, где они смогут работать и раскрываться. Вот о чём спектакль.

А ты хочешь уехать?

Я думаю иногда о том, что стоит попробовать. Но я какой-то заядлый патриот, мне хочется чтобы в нашей стране было кайфово, сюда ехали люди из других стран и говорили: «О, Россия! Я живу в России, как здорово». Пока я никуда не уеду, потому что Россия меня не отпускает и мне страшно уезжать. Но иногда звоночки бывают и я начинаю думать, что у меня здесь, наверное, ничего не получится: в России сложный менталитет, Советский Союз ещё держится и его из людей никак не выбить. Хочется свободы в творчестве, свободы быть собой, и та же Европа бывает мне по духу ближе, у меня там много друзей и близких живёт. Там интереснее и в плане творчества, и по ощущениям.

Пьесу Николая Коляды ты выбрала из-за актуальной темы?

Да. Я её читала на втором курсе, когда мы ставили и сдавали одноактные пьесы. Ставить «Американку» я тогда не стала, взяла что-то другое и отложила её на какой-нибудь другой период своей жизни. А потом, думая о своём дипломном спектакле, я попросила разрешения у Николая Коляды поставить его пьесу. Его материал я сильно порезала: у меня не чисто драматургия Коляды, а купюрка, потому что пьеса  в оригинале слишком длинная.

Бесконечный монолог

Да. И он немного устарел, потому что пьеса написана в девяностых и в то время читалась и отзывалась совсем по-другому. Мы с актрисой вычленили наиболее актуальное — то, что узнают все: про Америку, про Россию.

Ты давно знаешь актрису Татьяну Панику?

Да, я с ней училась и обожаю её. Когда она к нам перевелась на втором курсе из Орла, я сразу поняла: «Это талантливая девочка, я хочу с ней работать». Таня у меня кочевала из отрывка в отрывок. Она влилась в команду независимого театрального проекта и играла у меня в «Офелии, которая утонула». Мы с ней вместе играем в «Лёгком дыхании» у Елены Павловой.

Твои спектакли и как актрисы, и как режиссёра отражают роль женщины в мире. Это неспроста?

Да, они очень феминистские. В «Офелии» мы нагло порезали Шекспира — он бы, наверное, меня убил если бы увидел как я обращаюсь с его материалом. Из «Гамлета» мы вычленили историю Офелии, хотя её роль в повествовании крошечная. В нашем спектакле много придуманных мной сцен и ходов, так что это больше я чем Шекспир. Офелия — чистая девушка, которая не может жить в этом мире подлости, коварства, интриг, сплетен. У нас даже была политическая тема — мы думали: «Может быть её убрали?». Она всегда гуляла в саду, а Клавдия отравили именно там. Может, Гертруда избавилась от Офелии, потому что та слишком много знала? Так и бывает в жизни, в любой стране мира, человек знающий много — это человек лишний и с ним нужно распрощаться. Мы затронули политическую тему, но она в спектакле почти не читается. Так что да — женская линия для меня важна.

Оля в «Лёгком дыхании» ведь тоже не может жить в этом мире?

Да, она не может жить в этом мире из-за изнасилования, которое с ней случилось. Оля не смогла справиться со своими проблемами и психологическими травмами, ей некому было рассказать о произошедшем. И она решила умереть. Возможно, у неё всегда были суицидальные наклонности, просто Бунин этого не раскрывает. А насилие просто подтолкнуло её на это.

Насильник ведь не поплатился за содеянное?

Нет. В повести он брат директрисы и друг отца Оли, не последний человек в городе. Естественно, он остался безнаказанным. Бунин не пишет, что его осудили и он провёл остаток своих дней в тюрьме. Думаю, он спокойно жил себе дальше, а, возможно, Оля была не единственной его жертвой. Всё же он педофил.

Расскажи об акции против домашнего насилия

Мы познакомились с ребятами из Москвы, которые придумали акцию против мэнспрединга и все остальные, благодаря моей актёрской деятельности — они видели мои работы. Они узнали, что я учусь на режиссёра и, видимо, умею организовывать людей. Идеи всех питерских акций предлагали ребята, я говорила, нравится мне или нет, и по сути была исполнителем и организатором. Для акции «с хлоркой» мне скинули список из восьмидесяти актёров, которые должны были со мной сниматься. Это ведь не были обычные мужчины как мы заявляли, а актёры, которые получили деньги. И фактически каждого актёра я брала за руку и говорила что ему делать: спать, читать книгу или слушать музыку. Нужно было срежиссировать готовую идею чтобы это выглядело максимально натурально. А с акцией «Что у меня под юбкой?» не было ничего сложного: всё зависело от меня и от оператора. За три года совместных акций мы с этими ребятами очень сдружились и они предложили мне сделать что-нибудь своё. Спросили, что меня волнует. Да меня много что волнует в принципе. Эти ребята — мои близкие друзья, и они знают обо мне очень личные вещи: например, что до определенного времени я была в больных, в плохих отношениях. Этот мужчина был моей первой любовью. Я была ещё очень зеленой, жила одна. Я должна была с ним расстаться как только он поднял на меня руку, но была слишком тупая. Я почти два года была в отношениях где мне практически всё запрещалось. Мой телефон просматривали каждый вечер и, если не дай Бог мальчик какой-нибудь написал мне комплимент, это значит, что я его спровоцировала, и мне прилетало «за дело». Пережив сама этот опыт, я решила побороться с домашним насилием, потому что эта проблема очень близко. Били не только меня, но и моих подруг. На моём занятии мальчик бил девочку и я сказала: «Ты нормальный? Девочек вообще-то нельзя бить». А мальчик ответил: «Ничего не знаю. Мой папа бьёт маму, значит, и я могу». Есть женщины, которые молчат о насилии, потому что им стыдно. Мне было стыдно, я думала, что меня не поймут, потому что этот человек выглядел для других как принц на белом коне. Все говорили: «Какой он у тебя, хороший, какой замечательный, как он тебя любит». На публике это был идеальный мужчина, но, когда ты остаёшься с ним один на один, тебе может попасть абсолютно за всё. Однажды я со своим молодым человеком была на гастролях, и мой коллега-актер посмотрел на меня. Когда мы пришли к нам в номер мне сказали: «У тебя с ним что-то было. Он так на тебя смотрел». Начались оскорбления, слёзы, рукоприкладство и я уже готова была выстрелить себе в мозг. Когда я вернулась домой с гастролей, то решила наконец-то поделиться с мамой. Мама сказала: «Маша, ты вообще нормальная? Мне так за тебя стыдно. Посмотри на себя в зеркало, как ты позволяешь с собой так обращаться?». Я говорю: «Мама, ну как я могу с ним расстаться если он сразу плакать начинает». А мама ответила: «Никогда никого не жалей». Через полторы недели я сказала, что нам нужно серьезно поговорить. Он опять начал плакать, говорить, что больше так не будет. А я ответила, что он обещал это уже очень много раз, «извини, но нет». Мы с моей творческой командой решили сделать акцию на больную для меня тему. В нашей команде есть ребята, которые сталкивались с подобным, а есть те для которых это как будто другой мир. Парни спрашивали: «Маша, как можно тебя ударить?». Оказывается, можно, кому-то это даже нравится. Они говорили: «Наверное, тебе нравилось раз ты два года была в таких отношениях». Я отвечала: «Да мне не нравилось. Я просто прощала этого человека». У меня были ситуации, когда меня только что душили, мне прилетело по лицу. Я стою в шоке и говорю: «Ты меня только что ударил». А он: «Нет, такого не было, тебе показалось». Я думала, что, может быть, действительно мне показалось, думала, что схожу с ума. Надеюсь что этот человек меня не найдёт и не убьёт после интервью.

Сколько человек участвовало в акции с куклами и как на неё реагировали люди?

Пять девушек. Эта акция была похожа на акцию с юбкой: люди проходили мимо и не успевали увидеть что происходит. Мы подходили к полицейскому участку и находились там секунд пять, делали кадр и уходили. Либо полицейским было пофиг, либо они не успевали сориентироваться и сообразить что происходит. Только дети реагировали на страшные большие бошки. Про акцию написали где-то десять изданий, мне периодически пишут в Инстаграме. Реакции меньше чем на акцию с хлоркой, потому что мы в этот раз использовали более мирный подход, никого не трогали, просто заявили о проблеме.

Почему эта акция именно Москве?

Я тогда была в Москве. У нас была идея и в Питере сделать акцию, но она должна была быть пожёстче — мы собирались связать её с расчлененкой, очень популярной в последнее время темой в Петербурге.

Как ты провела период самоизоляции?

Я не сидела дома, была ярым нарушителем. Одну неделю в апреле я посидела в квартире, поняла что мне это не подходит, крыша ехала конкретно. Я достаточно организованный человек и могу сказать себе: пойди позанимайся английским, пойди почитай книгу, пойди посмотри фильм. Но, когда приходится самому себе придумывать занятия, можно забить на всё и задуматься о какой-нибудь фигне, загнаться, заняться самобичеванием. Я поняла, что не смогу так жить, набрала себе фотосъемок, ездила куда-то с фотографами. С Леной Павловой мы делали читки и перфоманс «Одиночество в сети».

Он связан с книгой?

Чуть-чуть. Мы взяли историю, что люди ищут себе любовь в соцсети. С книгой она особо не связана, а больше с нашим современным миром. Люди сидят в тиндере, ищут себе вторую половинку. Все мы сидим в интернете, но фактически одиноки и никто не знает о нас правду и что происходит по ту сторону экрана. Я всегда говорю: люди, звоните друг другу, потому что человек может присылать смайлики, а сам в это время сидеть и рыдать. Это была акция созвучная с романом, но сюжет совсем не оттуда, мы его придумали для развлечения зрителей во время самоизоляции.

Сколько лет спектаклю «Ло-ли-та?

Мы его выпустили в 2016 году.

Изменилось ли твое мироощущение за эти четыре года?

 На самом деле мы его не будем больше играть, у нас будет ещё один, прощальный спектакль. «Ло-ли-та» очень хорошая, я её очень люблю. Может быть, мы её и оставим, пока неизвестно. Но мы с Леной недавно разговаривали и она сказала: «Ты уже по-другому смотришься на сцене, Маша, вроде выглядишь так же, но у тебя совершенно другой взгляд». Когда я попала в этот спектакль, мне было 18 лет. Теперь я выросла и Александр постарел. Может быть, два раза мы её еще сыграем и всё. Хотя мы все этот спектакль очень любим. «Ло-ли-та» перевернула мою жизнь, благодаря ей я познакомилась с Еленой, мы с ней придумали Независимый театральный проект, который с тех пор и тащим вместе. Будучи студенткой я попала в команду профессионалов и первое время мне было стыдно что я получаю за это деньги. У меня ещё не было высшего образования, я была никем. Спрашивала себя: «Что я здесь делаю?».

Многие феминистки рассматривают «Лолиту» как педофилию. Как ты к этому относишься?

Как говорит Александр, мы ставим о любви. А Лена считает, что мы ставим о невозможности любви. Такой союз в принципе невозможен и мы об этом заявляем. В спектакле мы показываем градацию отношений: у героев сначала любовь, а потом всё рушится, начинаются драки, неприязнь, и Лолита уходит. Получаются две разрушенные судьбы. Он не может смириться с тем, что она ушла, а она не может смириться с тем, что с ней сделали в этих отношениях. Это переплетается с моей историей: когда я вышла из больных отношений, то поняла, что не хочу семью, не хочу ничего. Помог психолог, книги по психологии.

 Был ли у Лолиты выбор?

У неё был выбор. Мне кажется, в спектакле видно что она выбирает его. Но женщины очень любят заиграться. Возможно, по своей глупости и даже будучи сексуально развитой после скаутских лагерей девочкой, она не знала что он от неё хочет, думала что он будет её всю жизнь обнимать и всё. А тут он по рукоять въезжает в юную жену. В детском лагере секс был игрой. Но со взрослым мужчиной это не игра, он не может удержать свою природу.

Но Гумберт любил Лолиту и когда она уже была взрослая и беременная, так что, возможно, дело не в возрасте.

Дело не в возрасте. Ближе к финалу он понимает, что любил её не потому что ей тринадцать и она пахнет молочком, а потому что Лолита такая, какая есть. Наверное, в этом трагедия романа: Гумберт упустил свою любовь.

Какие у тебя любимые драматурги?

 Мне нравится Вырыпаев, он всем нравится. Ася Волошина. Чехова не буду называть, потому что это и так понятно. Маша Конторович. Мы даже думали поставить пьесу «Мама, мне оторвало руку», которую читали на Любимовке. Но отказались от этой идеи, потому что слишком одинаковые у меня получаются роли. Везде мне тринадцать, четырнадцать и ничего практически не меняется, никакого развития не происходит.

Перед Новым годом я имела удовольствие тебя видеть в «Тайнах следствия. Прошлый век».

Да, меня там сбрасывают с моста и я опять целуюсь со старым мужчиной.

Часто зовут сниматься в кино и сериалах?

Мне кажется, из-за моей скандальности меня боятся звать. Иногда начинается волна: «Мария Рейн — сумасшедшая феминистка». Хотя я такой не являюсь, у меня другое понимание феминизма. Я, конечно, хожу на кастинги и периодически прохожу куда-нибудь. Несколько раз в год я снимаюсь, мне нравится участвовать в студенческих работах — я за поддержку молодых талантов. Если мне нравится режиссёр, оператор, сценарий — я обеими руками за. Снимаюсь в рекламе, во время самоизоляции участвовала во множестве фотопроектов.

 Расскажи про свой взгляд на феминизм

 Я не хочу называть себя феминисткой. Я не верю в гендерное равенство: мужчины и женщины — это люди с разных планет. Просто люди должны друг друга уважать. Тогда не нужно будет драться за свои права. Домашнее насилие — это от неуважения к женщине. Нужно с детства рассказывать людям как себя вести, ввести психологию в школах.

Ты пошла бы работать в государственный театр?

Я никуда не пробовалась — я фактически на своём месте, а в тот театр, куда хочу, но где своей не являюсь, всё равно не попаду. Мне нравится Бутусов и единственный театр, куда я хотела бы пойти после института — это Театр имени Ленсовета. Но не пошла, потому что Бутусова там не было и у меня есть свой театр с Леной, я могу делать там то, что хочу, и мне никто не скажет: «Вот это нужно убрать, а здесь нельзя курить». Когда я подрасту, может быть, пойду пробоваться в какой-нибудь театр. У нас в стране очень большая проблема с театрами: и в плане цензуры, и в плане организации, и с актерами, которые не хотят работать. Почему у Бутусова такой театр получился? Потому что он заявил себя как авторитет, его там все любили и любят до сих пор, на него молились и божились. У театра должен быть серьезный предводитель, которого все уважают. В большинстве театров мне не нравится как ставят.

Какие минусы работы в независимых театрах?

У тебя очень много задач. Ты должен найти актеров, объяснить что ты не платишь за репетиции, только за спектакли, находишь площадку где будешь ставить и где появишься раза два перед премьерой, ты ищешь место для репетиций — зачастую у кого-то дома. Ты должен найти деньги на костюмы — где-то батрачишь с утра до вечера, откладываешь деньги на спектакль. В прошлом году спонсор нам помог со спектаклем «Лёгкое дыхание» — какой-то фанат написал мне сообщение, что готов проспонсировать, встретился со мной и дал денег. У нас нет света — наши спектакли держатся на четырех фонарях. Нужно найти или взять в аренду пульт, самому всё подключить. Я в свету вообще не шарю — у нас был курс, но я его прогуляла. Лена во в этом хорошо разбивается и всё сама вешает. Мы женщины и нам приходится разбираться в технических вопросах. Всё упирается в деньги и то, что ты должен сам всё делать: десять актёров собрать в один день иногда убийственно сложно. Кто заварил эту кашу — тот её и расхлёбывает. В гостеатрах люди получают зарплату, а мы никому ничего не платим, поэтому ты не можешь объяснить актёру почему ты на него сейчас орёшь. Короче, нам нужен спонсор.

Работаете сейчас над премьерой?

Да, Лена делает саунддраму «Вишнёвый сад», а я в ней играю. Опять те же проблемы: куча людей, негде репетировать, негде ставить. У нас будут играть и оперники, и драматические артисты. Это будет наш шестой спектакль.

Беседовала Алла Игнатенко

Фотографии предоставлены Марией Рейн