18, 19, 20 октября в театре «Мюзик-Холл» состоится премьера мюзикла «Шелк» по одноименному роману А. Барикко. В преддверии этого события мы встретились с Андреем Кархом, исполнителем главной роли Эрве, и поговорили о премьерной постановке, особенностях детских спектаклей, современной индустрии развлечений и тонкостях работы артиста музыкального жанра.
Андрей, о писателе Алессандро Барикко и его романе «Шелк» многие узнали только после анонсирования «Мюзик-Холлом» спектакля. А Вы с произведением познакомились до начала проекта или когда начали работу над спектаклем?
Я отношусь к тому числу людей, которые узнали об изучаемом материале уже после того, как прошла часть репетиций, так как из-за занятости у меня не было возможности ознакомиться ни с фильмом, ни с романом. Поскольку спектакль будет дополнять еще и очень большое количество видеоконтента, мы просто репетируем на малой сцене театра «Мюзик-Холл», где ничего нет, кроме черного кабинета. Поначалу это очень сильно сбивало с толку: ты не понимал, что делать, потому что Лев Ильич (Лев Рахлин – режиссер мюзикла «Шелк» - прим. авт.) все очень хорошо знает, у него в голове четкая картинка того, что будет, но из-за большого объема работы времени на то, чтобы всех в это посвятить, у него нет, и ты просто ему доверяешься.
В конце концов, у меня появились свободные минуты, я нашел в Сети роман и прочитал его за очень короткое время, 15-20 минут. Cтиль изложения автора и сам язык романа чрезвычайно интересны: там очень короткие фразы, очень информативные, каждая фраза – будто ссылочка, на которую кликнешь и тебе откроется целый пласт оставленного за скобками.
В мюзикле Вы играете главную роль – Эрве. Каким Вы видите своего героя?
Это юный мечтатель, который повстречал нечто невиданное ранее, и это нечто настолько поразило и изменило его, что он забыл обо всем, и лишь спустя годы, пройдя немыслимо длинный путь, пришел к осознанию того, что то, к чему он так рвался всю жизнь, было рядом. Иногда, знаете, бывает такое: ты в жизни получаешь советы от близких людей, они абсолютно правильные, они желают тебе только добра, но ты этого всего не в состоянии осознать, принять, пока сам не пройдешь свой путь, не наступишь на свои грабли. Наверное, отчасти это есть в Эрве – он прошел огромный путь и смог познать то, за чем гнался всю жизнь, лишь ближе к сединам.
Ваш герой Эрве – положительный или отрицательный персонаж?
Положительный. Но, как и в любом человеке, в нем разные ипостаси. Женщины его, я абсолютно точно знаю, за что осудят, мужчины, абсолютно точно знаю, за что поймут. Но дело в том, что в тот момент он мыслил другими категориями, он будто бы попал в другое измерение. Как можно подходить с рациональным мерилом к чему-то, что неподвластно объяснению?
Концовка в «Шелке» довольно неожиданная. Как Вы думаете, кто же все-таки главный герой – Эрве или Элен?
Хотя история рассказана через призму восприятия Эрве, она, конечно, об Элен. Это такой перевертыш в конце, когда его жена раскрывается зрителю с совершенно другой стороны.
Как Вы считаете, насколько история, рассказанная в «Шелке», актуальна сегодня?
Так как это взаимоотношения мужчины и женщины, это актуально всегда. И самопожертвование Элен, конечно, восхищает. В наше время, когда очень многие моральные и этические принципы у обоих полов находятся гораздо ниже ординара, такие произведения нас возвышают. В наше время это, наверное, уже невозможно. Мне было бы интересно услышать честный ответ от людей, которые прочитали роман, посмотрели спектакль и смогли бы экстраполировать случившееся на себя – могли бы они поступить так?
Вы отзывы будете читать? Когда я был в начале своего творческого пути, я читал отзывы. Сейчас не читаю. Возможно, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что, как правило, люди в Сеть пишут больше о вещах, которые им не понравились. Люди, которые получили впечатления положительные, воспринимают это как должное, мол, зачем об этом говорить. Может быть, это особенности нашего менталитета.
Я знаю, что есть ценители жанра, мы называем его фанатский корпус, которые очень любят писать отзывы. Конечно же, от них в любом случае будет реакция – положительная или отрицательная. Но здесь тоже все зависит от каждого конкретного человека: кто-то идет за положительными эмоциями в театр, кто-то идет найти изъян, кто-то идет уже будучи опытным, пресыщенным многими вещами, и это тоже накладывает определенные рамки.
А какой Вы зритель?
Я, когда иду в театр, стараюсь абстрагироваться от всего, я в этом плане очень благодарный зритель. Зная эту профессию изнутри, каким-то краем сознания я, безусловно, оцениваю те или иные вещи, которые делают либо артисты, либо режиссер на сцене, но я смотрю именно на саму историю, что мне расскажут, как. Может быть, эта история меня не впечатлит и мне нечего будет о ней сказать, но какие-то отдельные моменты я в любом случае отмечу, если они меня заденут. Есть два-три спектакля, которые для меня остаются эталонными.
Как часто у Вас получается выбираться в театр?
К сожалению, очень редко, потому что когда у нас выдается выходной, очень хочется провести его дома. Но я стараюсь ходить, особенно если это какие-то серьезные, большие спектакли, которые невозможно пропустить, и если вдруг приезжает кто-то из великих мира сего. Допустим, я счастлив, что мне удалось в свое время абсолютно случайно попасть на Джеймса Тьерре, когда он приезжал в Александринку со спектаклем «Рауль», потому что это великий человек и его спектакли нужно смотреть вживую.
Роман «Шелк» не особо популярен в России. Есть ли особенности постановки спектакля по малоизвестному произведению?
Конечно. Для меня тем интереснее и ценнее, когда людям рассказывают историю, о которой они не знают, потому что опасность популярных произведений в том, что их знают практически все, и зачастую перед режиссерами, которые являются заложниками этой популярности, стоит цель – либо исхитриться и показать свою изощренную интерпретацию, либо же, наоборот, все сделать по классическим канонам, чтобы донести чистоту истории. Поэтому, когда режиссер использует малоизвестное произведение, можно ожидать, что зритель будет иначе воспринимать увиденное, так как не будет находить противоречий в своих ожиданиях.
Андрей, в этом году Вы номинированы на премию «Золотой Софит» за роль Ника Каррауэя в мюзикле «Великий Гэтсби». Что Вам важно было показать в герое?
Здесь очень тонкая история. Я невероятно благодарен Наташе Индейкиной (режиссер мюзикла «Великий Гэтсби» - прим. авт.), что она дала мне возможность исполнить эту роль, но это целиком ее детище и в Нике она показала себя.
Тем не менее, у каждого из актеров свой Ник…
Конечно, у каждого будет свой Ник. Я думаю, что для актера, исполняющего роль Ника Каррауэя, есть возможность показать то лучшее, что у него уже было утеряно в жизни, потому что Ник именно такой. Пройдя войну, пройдя жизнь, в которой были разочарования, он, тем не менее, сохранил чистоту, которая, как волна, перевернула в нем всю ту жизнь, которую он мог бы иметь, не встреть он Гэтсби. У него был момент в жизни, когда он уже начал играть по правилам этого мира, чтобы достичь определенных ступеней в социуме, он очень стремился быть близким к богатым, влиятельным людям. И когда возник моральный выбор, он не колебался именно потому, что встретил такого человека, как Джей Гэтсби. И, наверное, тот вопрос, который Ник задавал бы себе всю оставшуюся жизнь – смог бы он на месте Гэтсби поступить также, смог бы, зная все, найти в себе силы сохранить эту безоговорочную, безусловную любовь, эту надежду, которую, по его словам, он ни в ком никогда не видел.
В марте этого года в «Мюзик-Холле» состоялась премьера спектакля «Бременские музыканты». Что для Вас значит сыграть сразу двух героев – Сыщика и Атаманшу – из мультфильма, на котором Вы, как и многие другие, наверняка выросли?
Это счастье! Это был уже готовый спектакль, который шел на малой сцене, и тут я узнал, что его переносят на большую сцену. Я в тот момент был в Москве, позвонил Наталье Индейкиной и сказал: «Я понимаю, что штат уже укомплектован, но вдруг при переносе на большую сцену вам понадобится еще состав артистов. Пожалуйста, знайте, что я готов кем угодно, лишь бы прикоснуться к этому материалу». Я не задавал вопроса, кого мне дадут, главное – быть. Обсудив это с руководством театра, Наталья Валерьевна сказала, что да, я буду играть. С замиранием сердца я спросил: «А кого? Кого?». Она: «Ну, как кого? Атаманшу, естественно». Я сказал: «Да! Yes! Спасибо большое, что не Трубадура!». Мне очень нравятся его песни, арии, но сыграть характерную роль – это же самое лучшее, что может быть. И я же знал, что один человек играет две роли. Сыграть и Сыщика, и Атаманшу – это двойное счастье. Я всегда жду этот спектакль и наслаждаюсь, играя его.
Насколько сложно было воплотить на сцене женский образ – Атаманшу?
Она не просто женщина, она женщина с большой буквы со многими гранями. И какой силы в ней должен быть мужской дух, раз она смогла трех оглоедов держать не просто в кулаке, а так, что те ей безоговорочно подчиняются.
В мультфильме этого персонажа мало, поэтому на откуп актеру здесь отдано очень многое. И, естественно, мы все его делаем по-разному. Я много раз видел этот спектакль в исполнении других артистов, я не говорю только о «Мюзик-Холле», он много где идет. И, как правило, этого персонажа играет мужчина, и каждый привносит что-то свое. Но, исполняя женскую роль, очень важно удержаться на грани между игрой и кривлянием.
Некоторые люди называют жанр «мюзикл» легким, развлекательным. Что Вы думаете на этот счет?
Я думаю, что это, во-первых, зависит от самого материала. Есть же разные понятия мюзикла. Есть французский мюзикл, бродвейский мюзикл. Если мы берем бродвейский мюзикл, то, как правило, подавляющее большинство спектаклей несет в себе задачу развлечь, чтобы человек пришел, получил удовольствие и отдохнул душой. Но есть другие мюзиклы. Например, «Нотр-Дам де Пари», «Отверженные». Да, они отражают лишь часть написанного в романах, но я не могу сказать, что они носят сугубо развлекательный характер. Опять же, чтобы ходить на мюзикл и получать от него удовольствие, его нужно уметь понимать, быть подготовленным, быть «в теме».
А находится ли у Вас время на просмотр телевизора?
Я не помню, когда смотрел телевизор в последний раз, потому что считаю, что идет засорение сознания. Сейчас индустрия развлечений дает очень много возможностей для этого. Я не спорю, есть много замечательных сериалов, цель которых – развлечь. Но эти сериалы-то – многосезонные, и ты тратишь несколько месяцев на их просмотр. Потом берешь другой сериал, тратишь на него несколько месяцев. И таким образом ты постепенно входишь в режим, когда ты уже не способен задуматься о чем-то другом, твой уровень восприятия окружающего мира начинает варьироваться только на грани этого телевизионного юмора и экранной легкости бытия. Ты начинаешь не замечать все остальные жизненные проблемы, которые никуда не исчезнут. Этакий своеобразный эскапизм – в сериалы. Но в какой-то момент нужно задуматься или чтобы кто-то тебе напомнил, что в мире есть еще что-то, на что стоит обратить внимание. Кому-то в жизни не до развлечений, и наша человеческая задача, мне кажется, уметь обращать на это внимание и помогать. Я бесконечно восхищаюсь людьми, которые занимаются волонтерством, благотворительностью. Сам я очень близко знаю эту тему.
Занимались волонтерством?
Нет, я волонтерством, к сожалению, никогда не занимался, не было такой возможности, но я, в силу обстоятельств, знаю, что такое помощь больным детям. И я в ужасе, насколько в зачаточном состоянии эта программа в нашей стране. Здесь еще срабатывает фактор, что ты начинаешь этим заниматься, только когда это коснется тебя лично. А вся индустрия развлечений исключает нас и наши мозги из этого.
На мой взгляд, долг богатых либо известных людей, которым доверяют простые граждане и к которым способны прислушаться власть имущие – привлекать внимание общественности к этим проблемам. Это может быть только точечно. К сожалению, государственная и городская поддержка таких программ либо отсутствует, либо совершенно невелика. Только подумайте, сколько в нашей стране обеспеченных людей, для которых оказать большую финансовую помощь больным детям было бы крошечным процентом от их доходов.
Безусловно, у каждого человека своя жизнь, свои мозги ему не вложить, но мне бы хотелось, чтобы возникло в нашем мире такое качество в людях – иногда задумываться об этом.
Вы заняты и в детских, и во взрослых постановках. В спектаклях для какой аудитории Вам комфортнее играть?
Это огромное счастье, что мне удалось поучаствовать в детских спектаклях. Когда я бегу по залу и смотрю на сияющих детишек, в их счастливые глазенки, могу провести с ними интерактив – это такая радость! Это лучшее, что может быть, лучшее вознаграждение.
Помню, как ко мне, Сыщику, на премьере вышел мальчик с цветочком. И то, как он шел, эта его щербиночка между зубов. Знаете, я абсолютно понял в тот момент выражение «рот до ушей», потому что вышло это счастливое создание ростом мне по коленку, с этим цветочком, протягивает его. Ну, как его не обнять, не расцеловать? Это же невозможно!
А самое интересное, что похожие лица я вижу у взрослых, когда они смотрят наш спектакль. Меня всегда радуют и восхищают люди, которые сидят и поют весь спектакль вместе с нами. Помню, однажды пришли мама с дочкой на детский спектакль. Так мама аж про дочку забыла, во весь голос поет, хлопает. Вот здесь ты понимаешь, что да, это работает индустрия развлечений, и здорово, что она работает, что люди способны забыть обо всем, прийти и стать ребенком на полтора часа.
При подготовке к ролям помогает ли Вам понять происходящее изучение эпохи, в которой происходит то или иное действие?
Конечно, это обязательно нужно делать, потому что, изучая произведение в первый раз, мы на многие вещи смотрим с нашей нынешней точки зрения. Мы ведь не жили в то время и не знаем, что это такое. Каждое произведение – это целый мир.
Мне, к счастью, удалось уже третий год участвовать в проектах Мигеля – в иммерсивных шоу «Безликие» и «Вернувшиеся» по Генрику Ибсену, и это очень интересно – коснуться той эпохи, узнать, почему люди думали именно так, что за этим стояло.
Вы помните свой первый мюзикл, который привел Вас в данный жанр?
Да, абсолютно помню. Я всю жизнь занимался хореографией, и как-то раз на дне рождения у балетной девочки находился режиссер, который сказал, что будет ставить «Юнону и Авось». И тут у меня в душе все оборвалось. Я говорю: «Это то, что я слушал годами? Можно хоть кем-то у вас, хоть, не знаю, хоть правым веслом, хоть рулем от лодки, чем угодно». Спустя полтора месяца мне позвонили и сказали, что у меня завтра кастинг. И я, не имея профильного музыкального образования, хотя всю жизнь играл на гитаре и в детстве пел в хоре, пришел и что-то там промурлыкал. Посмотрев на меня, режиссер и Жанна Германовна Рождественская, музыкальный руководитель проекта, дали мне диск «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», сказали поучить и потом прийти. Кто знает этот материал, должны понимать, что это невероятно сложное произведение, которое профессиональные вокалисты изучают с концертмейстером, а я учил на слух.
Я все выучил, пришел и спел. Жанна Рождественская, прослушав меня, сказала: «Я его беру». И через три месяца я сыграл свою первую главную вокальную роль в рок-опере «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Я до сих пор ее очень люблю, мне кажется, это одно из лучших произведений. К сожалению, язык уже довольно архаичен и нынешнему зрителю сложно было бы его воспринять. И музыка там, конечно, потрясающая.
Почему Вы решили сменить танцевальную деятельность на вокально-актерскую?
Вот после этого я поступил в ГИТИС, закончил актерское отделение, постоянно занимался с педагогами и, собственно, достиг того, что имею сейчас. Ну, и, во-вторых, возраст уже был такой. Я много лет занимался классикой и народным танцем, а, так как я очень высокий, колени я себе повредил в довольно юном возрасте. Когда у меня была операция в 17 лет, врач сказал, что мне осталось танцевать полтора года. Я дотянул до 33 (смеется). Но в какой-то момент понял, что все, хватит, и целиком отдал себя другой грани искусства.
Насколько отличаются средства выражения образов, характеров посредством пластики, голоса и актерского мастерства?
Пластика и голос созвучны. Любая ария призвана в довольно короткий срок успеть передать историю о внутреннем переживании или вообще о внутреннем мире персонажа. То же самое в пластике. Ты когда танцуешь, у тебя есть довольно ограниченное время, за которое ты должен рассказать ту или иную историю. А актерство – это совершенно другое. Ты волен интерпретировать так или иначе и каждый раз это будет по-разному, начиная с интонаций, заканчивая настроением, в котором ты находишься. Когда я учился, наш педагог сказал: «В театре было все, не было только одного – вас». То, как ты сыграешь Гамлета или Раскольникова – это именно твое, вот как ты это видишь, настолько ты будешь интересен зрителям, когда будешь это делать.
Персонаж, которого Вы не стали бы играть?
Сложный вопрос. Если навскидку, я не знаю, как сыграть Воланда, так как я вижу конкретного актера, который мог бы это сделать и понимаю, что в нем есть совокупность очень многих качеств, которых нет у меня. В первую очередь, человек пожил, пожил так, что ему даже ничего говорить не нужно, ты на него смотришь и в его взгляде уже все понятно.
Есть спектакли, в которых Вы хотели бы принять участие?
Да, безусловно. Я очень жалею о том, что мир драматического большого театра для меня пока не распахнул свои двери, потому что у меня немножко другое образование. Вот Вы говорите о том, что очень многие воспринимают мюзиклы как легкий жанр, такое же впечатление есть и у многих режиссеров драматических театров. Они не готовы брать артистов музыкального жанра к себе, потому что думают, что те не смогут потянуть. В каких-то случаях они правы, в каких-то, мне кажется, не правы. Так как я живу в музыкальном театре, жизнь меня не сводит с серьезными драматическими режиссерами, где я бы очень хотел себя попробовать, потому что чувствую в себе эту потребность.
Беседовала Любовь Марьина
Фото из открытого доступа