Главная » Василий Сенин: Меня воспитывали свободным человеком
Василий Сенин: Меня воспитывали свободным человеком
19.05.2017
13-16 мая в театре “Приют комедианта” состоялись премьерные показы спектакля “Хорошо. Очень” по рассказам Василия Шукшина. По случаю премьеры мы пообщались с режиссером Василием Сениным о театре, литературе и о том, «что же будет с Родиной и с нами».Почему Шукшин? Какую роль он играет в вашей жизни?
Я смотрел только один спектакль по Шукшину – «Рассказы Шукшина» в Театре наций, несколько лет назад. Это очень интересный спектакль, и я начал размышлять – Шукшин, театр… Потом Шукшин – это же не только писатель, но ещё и режиссёр – когда мы работали над спектаклем, я пересмотрел “Калину красную”. С точки зрения языка кино, монтажа, этот фильм, который был снят в 1977 году, очень свеж. Язык героев Шукшина, как и Довлатова, очень современен. Ситуации, которые происходят в произведениях Шукшина, очень узнаваемы и эта актуальность даже пугает. У лирического героя Василия Шукшина нет яростного противопоставления себя среде. Его лирический герой – это мыслящий человек, который немного вышел за рамки, предложенные ему жизнью, его бунт короток, но ярок и эмоционален. Это обыватель, в котором внезапно просыпается желание познавать себя. Очень хотелось бы, чтобы у современных людей возникало это желание – не жить по предложенным клише и стереотипам, а познавать себя и выходить за рамки. Самопознание и самоосознание простого человека – это для меня главное в наследии Шукшина и об этом мы и создавали спектакль.То есть главная идея спектакля – это то, что человек выходит за рамки?
Да, человек выходит за рамки предложенного. Шукшин описывал простые житейские сюжеты. И все это происходит в поздние брежневские времена, конец 70-х, период застоя. Похожее на наше время, когда возникает ощущение завершённости сюжета, который всё еще продолжается. В этом абсолютно разряженном воздухе просыпается острое желание что-то сделать, чтобы ощущать свою единственную жизнь, а не разряженную пустоту вокруг и внутри себя.Почему вы выбрали именно эти рассказы?
Все количество рассказов, которые мне понравились, в один спектакль не включить. Это был бы скорее театральный марафон по Шукшину. Сначала возникли рассказы “Микроскоп” и “Сапожки”, они очень известные. Это противопоставление героев: и в одном, и в другом происходит «покупка мечты». Только в одном человек покупает подарок себе, чтобы вырваться из очерченного круга жизни, а в другом герой покупает подарок своей жене – абсолютно бессмысленный подарок, ради одной минуты счастья. И, несмотря на то, что сапоги на жену не налезли, эту минуту он получает. В результате один человек, который сделал что-то только для себя, естественно в мечтах спасая все человечество, обретает одиночество, а другой, который думал о своем ближнем круге, обретает счастье, пусть и сиюминутное. А в рассказе “Срезал” один человек вышел за грань своего круга, и этот круг его назад не пускает и объясняет почему нельзя выделяться. Эта история хорошо демонстрирует то, что происходит в нашей стране, когда происходит перемешивание людей, которые уезжают в большие города или другие страны и тех, кто остаются «с народом». Рассказ “Мой зять украл машину дров” это про суд и про закон, про актуальную для нас сейчас тему оскорбленных чувств, и про то, что Россия живет не по законам, а по понятиям – вот и главный герой говорит: «Законы-то мы знаем». Следующая за судами часть спектакля по рассказу «Мужик Дерябин» - это перевернутый пример того, что происходит сейчас с РПЦ. Ведь снос церквей и запрет на веру были буквально вчера, и Шукшин в своём рассказе это описывает. Поэтому мы используем хронику. Люди думают что кто-то оскорбляет их чувства верующих, но вполне возможно, что их дедушки и бабушки или даже родители были свидетелями того, что мы демонстрируем в хронике: выселения священников, разрушения церквей. Для меня было важно чтобы это прозвучало, чтобы зритель понимал: общественные процессы, которые пытаются манипулировать нашим сознанием, могут кардинально развернуться за очень короткий срок. Буквально перед нашей премьерой было заседание суда в Екатеринбурге (над блогером Русланом Соколовским, прим. Около). И мы просто растерялись когда услышали, как судья решила зачитать свою речь в интонациях то ли молитвы, то ли церковной службы, уж не знаю почему. Содержание, суть и исполнение этой речи - это одновременно факт реальности и какой-то, цитируя Владимира Набокова, «ублюдок фантазии». Мы придумывали фантасмагорию, а за два дня до премьеры жизнь показала, что она намного абсурднее самых запредельных фантазий. В нашем спектакле проза Шукшина переплетается с нашими собственными ощущениями воспоминаниями от настоящего и прошлого. Например эпизод со «Спокойной ночи, малыши». Я, кстати, очень хорошо помню как объявили о смерти одного из генсеков. Это яркое воспоминание детства, уж так получилось. Мне было пять лет, и меня искупали. Я стоял на диване и мне бабушка вытирала волосы. И тогда сообщили что умер очередной генсек - я помню свою реакцию - я подумал: «Значит, «Спокойной ночи, малыши» не будет неделю». Это была навязанная, обязательная скорбь. И уже в пять лет у меня был протест против этого. Спектакли по Шукшину – это чаще всего развлекуха, как и, к сожалению, по Зощенко. А на мой взгляд, это продолжение гоголевской традиции трагифарса. Этот юмор упругий, жёсткий и брутальный. И трагичный.В спектакле довольно много пластики и музыки. Такая задумка была изначально?
Понятие «много» - это субъективно. Это мой язык. Незадолго до премьеры я был на очень вдохновляющем спектакле моего учителя Аллы Сигаловой в Табакерке «Леди Макбет Мценского уезда». Этот спектакль - и танец, и слово, и размышления о том, какова человеческая природа и природа нации. Несмотря на то, что понятие «нация» в 21 веке довольно размыто. Но есть связь с языком, с тем что ты впитываешь с молоком матери, и с тем, что слышишь и видишь пока это молоко перевариваешь.В чём в таком случае состоит главная задача театра?
Несмотря на то, что есть другие виды донесения художественной информации – кино, интернет, что угодно, театр всё равно живёт и люди туда продолжают ходить. Мне кажется, функция развлечения от театра отходит. Но это не значит что он должен стать скучным и назидательным. Сама природа театра низкая, площадная. Мысль в театре должна быть острой и яркой чтобы её услышали и задумались. Для меня театр несёт в первую очередь познавательную функцию. Ведь познание - это наслаждение.Знаю что вы ставили «Вишневый сад» в театре в Болгарии. Расскажите об этом.
Да, премьера уже была. Я как раз туда вернусь сразу после премьеры по Шукшину. «Вишневый сад» впервые будет показан на другой площадке, на фестивале. Особенность спектакля в том что зрители сидят на сцене, а все действие происходит в зале. Вишнёвый сад – это метафора театра.Как болгарский зритель воспринимает Чехова?
Чехов, как Достоевский или Толстой – это та часть русской культуры, которая уже стала мировым наследием, благодаря великолепным переводам. Как для нашего зрителя Шекспир или Мольер.Снятие с репертуара Театра имени Ленсовета вашего спектакля Заповедник – это ваше решение?
Нет, все вопросы к театру. Меня на закрытие не пригласили. У меня нет претензий – спектакли живут, спектакли умирают. Шёл он достаточно долго. Вопросы, которые я задавал в Заповеднике себе и зрителю, уже исчерпаны.Что для вас творчество Довлатова?Многие свои произведения Довлатов написал за пределами Родины, и это показательно. Сейчас не имеет смысла задавать вопрос, продан ли Вишневый сад в России. Потому что конечно же продан. Очень сложно задаваться вопросом уезжать или не уезжать когда тебе говорят: «Не нравится – уезжай». Вопрос «быть или не быть» возможен только тогда когда есть выбор. Бродский писал: «Для переживших великий блеф, жизнь оставляет клочок бумаги». Но кто-то эту бумагу использует для подтирания.Но можно ведь жить по своим нравственным законам несмотря на вакханалию.
Имеете ввиду внутреннюю эмиграцию? Это невозможно. Реальность всё равно влияет и кусается. Цитируя Александра Кушнера : «Время – кожа, а не платье, глубока его печать. Словно пальцев отпечатки с нас его черты и складки, приглядевшись можно взять» Вопрос «Уезжать или не уезжать» эволюционировал в шварцевский постулат – важно не убить дракона, а разглядеть его в себе и если не убить, то хотя бы отделить от себя. Во многом из-за этого произошёл мой переход от Довлатова к Шукшину. Героя Шукшина обстоятельства жизни в определённый момент ставят перед абсурдным выбором, который он не может сделать. И поэтому он переосмысляет реальность и обретает внутреннее понимание. Шукшин для меня сейчас резонирует больше, хотя авторы безусловно разные, с разным восприятием реальности.Ваш любимый писатель по-прежнему Набоков? Так утверждает журнал Сноб.
Один из любимых.Смотрели спектакль «Ло-ли-та» в Музее Шаляпина?
Нет. Там играет Александр Машанов, тонкий и прекрасный актёр, который также играет в «Хорошо.Очень!». Я его обязательно посмотрю, но уже наверное осенью.Успеваете ли вы сами ходить в театр?
Я недавно посмотрел спектакли Семена Серзина и Марфы Горфиц в «Приюте комедианта», а также «Мамашу Кураж» Теодороса Терзопулоса в Александринке, это было интересно.Пару лет назад в одном из интервью вы говорили что вам очень нравится быть свободным художником и не быть связанным ни с одним театром. Это по-прежнему здорово?
Да, это здорово, это очень-очень хорошо. Эта свобода – мой выбор. Меня воспитывали свободным человеком. Псковский эксперимент мне многое дал, и в особенности понимание того, что жизнь коротка и не нужно ничего бояться. Свободным быть гораздо комфортнее. Любой человек, который сейчас руководит государственным бюджетным учреждением культуры, у меня вызывает уважение и соболезнование. Ему постоянно приходится идти на большое количество внутренних компромиссов. В фильме «Тот самый Мюнхгаузен» есть такая фраза: «Вы всё время говорите о подвиге. Я каждый день хожу на работу. Это в каком-то смысле тоже подвиг». Псковский театр, где я был главным режиссёром, развивается по своим законам, в нем остались мои спектакли. До сих пор идёт «Ионыч», который полностью посвящён Пскову.Этот спектакль близок к чеховскому тексту?
От и до текст Чехова. Это не я придумал. У моего учителя Петра Фоменко был такой эксперимент в спектакле «Пиковая дама», я решил тоже попробовать.7 мая посмотрела ваш спектакль «Женитьба Фигаро». Он ответил на вопросы, которые вы для себя ставили?
Да. Это были мои размышления, как раз после работы во Псковском театре. Моё альтер-эго в этом спектакле – Фигаро. Его психология мне была понятна. И мне важно было понять внутренний выбор других людей, похожих на графа Альмавиву. Спектакль получился, он пользуется большим зрительским вниманием уже третий сезон, а вот внутренний выбор современных Альмавив я так до конца и не понял.Над чем сейчас работаете?
Над «Обыкновенным чудом» в Ярославском театре имени Волкова. 30 июня начинаются репетиции, осенью будет премьера.Почему выбрали это произведение?
Иногда человеку не хочется быть человеком, как главному герою сказки Шварца.И как же сохранить в себе человеческое?
Для этого нужно стать другим человеком и относиться к себе более хладнокровно.А у вас это получается?
Да. Это называется инстинкт самосохранения, а возможно - житейская мудрость. Когда ты достигаешь 40 лет, наступает условный конец вечности. Ты осознаешь что жизнь не только конечна, но и вообще - небольшая. И ты позволяешь людям быть такими какие они есть и говорить им то что ты думаешь. Твоё слово меняет мир, немножко, потом ещё немножко. И мир меняется.Беседовала Алла ИгнатенкоФотографии из открытого доступа