«Вий» в прочтении Александра Баркара оказался рок-балладой. Это брутальный, и в то же время обретающий какую-то трогательную лиричность, освобожденный от пафоса хрестоматийности спектакль об искушении, любви и отчаянной внутренней борьбе. За основу, буквально оркестрованную и хореографически развитую, помимо повести Гоголя, взята пьеса «Панночка» современного драматурга Нины Садур. Это её козаки горько плачут о «чуде», которого нет больше на свете «до самого великого Киева». В спектакле эта фраза будет лукавым вызовом – небу, Хоме, Панночке. Козаки Василия Уриевского, Теймураза Глонти и Александра Марголина закружат, заворожат бурсака (Филипп Котов), играючи дергая ниточки, приведут его в самое пекло, к греху.Здесь будут бесконечные повторы, кружения, и даже финал окажется зациклен – инфернальные демонические козаки договорятся о новом сборе «на хуторе», чтобы поджидать новых загулявших бурсаков и, забалтывая бочечкой «доброй горилки пана сотника», вводить их в прегрешения.В таком завораживающем ритме удивительно легко воспринимается украинизированный язык Гоголя – с панночкой, которая «помЕрла», с «гарным» хлопцем и «доброй горилкой». Речь, этим тонким вкраплением диалекта уже приближенная к музыке, разбавлена – или скорее существует наравне с – лирическими соло, взрывающими зал рок-песнями украинского барда 90-х Вени Д’ркина (Александр Литвинов).
Само же пространство спектакля как бы замерло между небом и землей – над сценой парят зависшие в воздухе арфы, контрабасы, валторны… В глубине, лишь слегка выхваченные светом, творят непрерывную магию звуков музыканты группы ADAEN с бас-гитарой и ударными. К ним будут присоединяться и герои спектакля: Спирид - Марголин надолго срастется с клавишными, чтобы аккомпанировать безумному, страстному танцу обвязанной кожаными браслетами да серебряными кольцами Панночки (Александра Басова) и Хомы в рокерской сетчатой рубахе и рваных брюках с крестом на бедре.Надо заметить, что главным героем, раздираемым внутренними демонами противоречий, в спектакле Баркара становится не Хома, а Панночка. Эта несчастная, увлекаемая чувством, одновременно и боится за своего бурсака и хочет его погубить – завлечь, захомутать, как требует того её ведьминская сущность. Её метает по сцене в импульсах танца, страсть звучит в сильном голосе ведьмы, виновной лишь в своей любви. Ведь, по большому счету, ни одного преступления Панночка не совершает. Она, в отличие от глумливых козаков, на стороне Хомы, она одна слышит его живое сердце. Панночка даже будет подсказывать обессилившему Хоме слова «Отче наш…»А семинарист до последнего боится смотреть на ведьму. Он читает молитвы, низвергает на Панночку поток слов отчаяния и страха. Но ее проникновенное, такое манящее, гипнотическое «Посмотри на меня, Хома…» раскручивает чувства героя. И он выйдет на авансцену, простирая вперед руки, словно слепец, и попросит: «Поднимите мне веки».Чувство побеждает – Панночка не сможет уберечь Хому от самой себя, она загубит его. Её натура сильнее страха и предубеждения Хомы, в котором, кстати, любви нет ни на йоту. Любовь в нем, быть может, зарождается лишь к финалу – когда он делает первый шаг, когда готов «увидеть».Текст Алиса Балабекян
Фотографии из открытого доступа