Крик души в «Бродячей собаке»

В прошлую субботу в арт-кафе «Бродячая собака» можно было окунуться в мир творчества легендарной русской поэтессы Марины Цветаевой. Моноспектакль «Роман с собственной душой», проходивший в рамках Десятого петербургского театрального фестиваля «Монокль», напомнил о трагической судьбе одной из самых неординарных поэтесс серебряного века.4BOc2_b_y-E Сюжетная линия спектакля Георгия Росова выстроена на девяти письмах с невозвращенным десятым  – они объединены под одним названием «Флорентийские ночи». Героиня вечера – актриса театра «Антракт» Анастасия Лазарева – постаралась в полной мере отобразить всю многогранность переживаний и терзаний, заложенных в произведениях. Упоенной игрой, интонацией голоса, красочностью жестов, а главное превосходным вокалом, можно только восхищаться. От подобного изображения противоречивости чувств, становится немного не по себе: ощущается присутствие самой поэтессы в зале.Эта любовь не имеет возможности вписаться в какие-либо рамки, не может зацепиться хотя бы за один отголосок реальности: «любовь – как пропасть во времени». Неизмеримость этого чувства, неописуема его величина: «Я люблю Вас не столько, я люблю Вас как…»  Невозможно описать всю палитру эмоций в спектакле: разрыв между тяготеньем к неприступному идеалу и презрением собственного порыва. Обращаясь к Татьяне Лариной и ее искреннему признанию, в спектакле в противовес этой пушкинской сцены в героине Анастасии Лазаревой чувствуется чувство отторжения, потребность возликовать, не ответить на взгляд, заставить мужчину мучиться. Насладиться этим моментом и остаться равнодушной лишь на мгновение – в этом прослеживается холодная  натура поэтессы: «Со всеми я – мороз, гора, герой, зверь». Лишь с ним – единственным, любимым – она может быть нежна.RKdQyoxFHEAИстеричные, а  временами, наоборот, чересчур сдержанные, даже монотонные сцены сопровождались изображениями с проектора: дождь, строки стихотворений. В один момент главная героиня оказалась как бы за решеткой, предоставив зрителю краткое досье Марины Цветаевой. Затем последовали буквально кричащие о непонимании окружающих фразы: «Любите меня такой, какая я есть…не за то, какой я по-вашему должна была быть….Пусть любят меня, меня, а не идеальное и фальшивое существо, порожденное воображением поэта третьего ряда…»Маятник в одной из сцен как отображение монотонности, тленности бытия: «Так писем не ждут, так ждут письма…» Письмо, оставшееся без ответа, рука, не встретившая руки.Когда затихли последние ноты первого акта, зрители не сразу поднялись со своих мест. С запозданием раздавшиеся аплодисменты смолкли и многие так и остались сидеть, обдумывая только что случившееся и сказанное, словно в трансе.Стало любопытным такое наблюдение: многие стихотворения Марины Ивановны, вдохновляют современных авторов. Строки «Хочешь, я сожгу все стихи: бывшие, пришедшие, которые придут…» напоминают известную песню Земфиры «Хочешь, я сожгу все песни, про тебя сожгу все песни…» Да и вообще стихи, положенные на музыку, звучали в спектакле настолько гармонично, что запросто можно было принять их за популярную композицию.5RMcxw4Q6qQВ последней сцене появилась самая настоящая петля – еще один неизбежный символ. Но не успели зрители ужаснуться, как стало понятно, что это всего лишь детские качели. Тема относительности материи, понятия вечности души и непостоянства тела неотъемлемо фигурирует в спектакле: «Бренность волос на вечном черепе, бренность травы на вечной скале…»«Во мне всегда было нечто чрезмерное: роман с городом, с деревом, с воздухом. И я счастлива…» Этому роману не суждено было произойти, но он случился – в одной душе.

Текст: Алла Козбаненко

Фото предоставлены театром

Отзывы

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения