Виталий Дьяченко вместе с хореографом Резедой Гаяновой поставил музыкально-пластический спектакль «Шекспириада» в театре ЦЕХЪ. Жанр представления заявлен как «вольный перевод избранных произведений на язык тела». Любой перевод – нелегкое дело. Чтобы избежать дословного подстрочника, необходимо привнести нотки своего авторского стиля (не в ущерб оригинальному), приукрасить, сохранив при этом и сюжетную канву, и, по возможности, ритм и общее настроение. В этом плане «Шекспириада» действительно получилась творением достаточно вольным. Я бы скорее определила это как «пластические иллюстрации» к пьесам Шекспира. Во время просмотра то и дело хочется фотографировать глазами, «нажать стоп-кадр», настолько точно и изысканно артисты рисуют телом давно известные истории.
Сперва персонажи и сами являются живыми картинками. Будто сошедшие со страниц книги, они передвигаются по сцене как механические куклы, прикрывая свои живые тела – плоскими картонными. Соблюдая этот принцип двухмерности, актеры выбирают какую-то одну маску для своего героя или просто заостряют внимание на доминирующем в нем качестве, и некоторое время существуют лишь в соответствии с этими исходными. Отелло с пылающими от страсти глазами, фыркающая и недовольная Катарина, поглядывающий на нее с похотливой улыбочкой Петруччо, смущенная робкая Джульетта, мечтательно и гордо смотрящий вдаль Орсино... Таким образом, условно называются лишь характерные черты. Но не сами характеры, сшибка которых по шекспировским законам должна бы произойти.
В этом спектакле, возможно, и нет необходимости в таких столкновениях. Исследование психологии персонажей, логики и мотивировки - не главная цель. Актеры, как уже было сказано, лишь иллюстрируют эпизоды из пьес (где-то конкретные, где-то общие) и предлагают свои «вариации на тему» в виде пластических метафор. Например, красная нить, протянутая через всю сцену между Ромео и Джульеттой. В конце концов, они ее разрывают, а с ней и кровные связи с семьями во имя своей любви. Или черное полотно, с головой накрывающее Офелию, которая, изнывая, катается по полу в муках своего безумия (оно же «обнимает» Дездемону, уволакивая в темноту). Беспощадно пролитая Макбетом и Леди Макбет кровь обозначена красными перчатками на их руках. Безобразный и озлобленный Ричард передвигается по сцене во главе огромной каракатицы из нескольких человек, накрытых черной тканью, затем он как бы отделяется от этой конструкции, и та вдруг «складывается» в трон. Ричард с победоносным видом опускается на него.
Я бы не назвала увиденное сугубо индивидуальным и тем более нестандартным режиссёрским осмыслением творчества Шекспира. Все же из двух огромных сил – танец и Шекспир – здесь побеждает первая. Ни в коем случае эти величины не противопоставляю, но даже если они просто сосуществуют и взаимодействуют, танец все равно берет верх. Ведь у пьесы без такого привычного инструментария, как слова, практически нет шансов выйти на первый план. Поэтому предлагаю смотреть на происходящее как на нечто общекультурное, воспринимать известные сюжеты как мифологию, не залезая персонажам в головы в поисках ответов на вечные вопросы, и сконцентрироваться на визуальной картине. Хореография, несомненно высокого качества, пронизана воздушностью и легкостью - даже в эпизодах трагедий, что уж говорить о буквально парящих над сценой героях «Бури» или «Сна в летнюю ночь». Но сколь бы ни было пространство отдано танцу, роли в то же время удачно решены актерски. Ровно, лаконично, ненавязчиво. Танцевальные па то и дело чередуются с красивым жестом, красноречивым взглядом.
Не побоюсь сказать, что на этом спектакле зритель по-настоящему отдыхает. Загадками нас никто не мучает. Спектакль настолько гладок и прозрачен, замыслы сцен практически на поверхности – бери и наслаждайся их прекрасным воплощением. Номерная структура не позволяет спутать сюжеты, а имена персонажей написаны прямо на их картонных «телах», которые они через некоторое время сбрасывают. Очень ценной мне показалась идея этого перехода из плоского книжного мира в трехмерный, объемный и динамичный. Каждый номер начинается с выхода «картонных» героев, которые заключены, буквально замурованы в свои костюмы (читай драматургические рамки, законы). И вот, избавившись от этих книжных оков, на сцену врываются вполне себе настоящие тела с неумолимой жаждой движения. Чуть больше часа этого красивейшего танцевального «хулиганства», и все они возвращаются назад в свой литературный мир под чутким надзором их создателя.
Эпиграфом к каждому номеру служат строки самого Шекспира. Автор здесь тоже - действующее лицо. На протяжении всего спектакля он наблюдает со стороны за своими ожившими творениями, иногда вмешивается в действие, сопереживает героям. Но в финале вдруг с некоторым удивлением тоже примеряет на себя картонное туловище, а его «дети» стоят вокруг и понимающе кивают. Почему же Шекспир стал картонным? Это как раз вполне логично для сознания современного читателя. Его канонизированный образ ассоциируется скорее с персонажем, чем с реально жившим человеком. И, конечно, он не может все время наблюдать за героями только со стороны, а потому становится полноправным их соседом на книжных страницах.Текст: Аня Павленко
Фото предоставлены пресс-службой театра