С помощью спектакля артисты говорят о важной теме, остающейся актуальной уже не первое столетие, – о брошенных, нелюбимых, непонятых, «ненужных» детях. Простая, но такая важная истина, что каждому ребенку необходимы тепло и любовь, показывается студентами наглядно. Неформалы – эмо, панки, изгои, забитые тихони - стоят перед зрителем и смотрят в зал с вызовом и мольбой одновременно. Вот они - дети, лишенные заботы и любви. Дети 21-го века, которые "никому не нужны". Они расскажут или даже прокричат о своих обидах, а потом под оглушительную музыку попытаются покончить с этой жизнью, где нет для них места. Все эти попытки суицида сделаны намеренно театрально, эффектно, порой даже смешно, но в них прекрасно читается та боль и обида, те разочарования, которые они маскируют за яркой одеждой и вызывающим поведением.
Некий персонаж, похожий на Вилли Вонку из к/ф «Чарли и шоколадная фабрика», в высокой черной шляпе и с тяжелой платформой на ногах, кажется единственным, кто понимает этих ребят. Вряд ли можно ответить однозначно, кто он: то ли Марк Твен, зачитывающий свою рукопись, то ли старинный Лондон, видевший эту историю тогда в 18 веке, то ли ведущий реалити-шоу про неформальную молодежь. Голосом и без того громким хрипло кричит он в микрофон о том, что дети не могут быть не нужны, не желая признавать обратное.
Краткие монологи и безмолвные выходы неформалов, открыто говорящих о своих обидах, прерывают историю бедняка Тома Кенти, как две капли воды похожего на принца. Мальчик, который никому не нужен, не остался в Лондоне 18 века или на страницах романа Твена, потому что такие, как он, живут и сейчас. Они изменились внешне, но в сердце носят ту же тяжесть. И спасение у них то же, что и у Тома - мечта. «Я хочу спеть на сцене со своим любимым музыкантом, - говорит рокерша в разорванных колготках и с ирокезом на голове, - И ради этого я живу».
Найденный дневник Тома распадается на множество листков, которые подбирает ведущий (или Марк Твен, или Лондон).Он начинает их читать. Прочитанное тут же иллюстрируется посредством всевозможных приемов кукольного и драматического театра. Сначала подсвеченные неоновым светом листы бумаги, раскинутые по сцене, поднимаются вверх и, скрученные трубочкой, начинают складываться в фигурки, рассказывающие историю точно рисованный мультфильм. Воспоминания нищего мальчика, так верящего в чудо, оживают на глазах в самых разных и необычных формах. Всевозможные эффекты света и звука создают ощущение фантастического мира. Помимо актера со всей чувственностью исполняющего роль Тома, на сцене появляются и кукла-марионетка, и театр теней, и театр, и пластика рук. Обилие всевозможных видов кукольного театра не загромождает действие, не превращает его в представление номеров. Наоборот, разнообразные, красочные иллюстрации создают объемный и многоплановый мир героя, иллюстрируя одновременно и его реальность, и его мечты. Как оно чаще всего бывает, иллюзии становятся красочнее и интересней реальной жизни. И в противовес сшитым в единую тряпку плащей и курток – дома Тома Кенти - приходят светящиеся белые колонны, укладывающиеся в огромную лестницу или купол дворца, подсвеченные люстры.
Артисты умудряются с невероятной быстротой переодеваться из подростков-неформалов в управляющих куклами, из броских нарядов в черную тренировочную форму. Они успевают оказываться в самых неожиданных местах - высовывать то головы, то руки в заднике из сшитых курток и плащей, появляться из боковых кулис, обтянутых черной тканью, они возникают из-под таких же сшитых плащей, лежащих прямо перед зрителями. Кажется, они находятся одновременно везде. Темп спектакля очень быстрый: один пласт мгновенно сменяет другой, меняются жанры, виды театра. Артистов, отыгравших сцену, утаскивают на цепях сквозь занавес из курток, выталкивают к зрителям в первые ряды. Точно вихрем артисты проносятся из кулисы в кулису, сменяя друг друга.
Все условно и все меняется мгновенно. Все эти неожиданные выходы и новые образы создают ощущения сказки - той сказки, которая когда-то спасала Тома. Но за всей этой эффектностью, театральностью, фантастичностью и мастерством, с которым работают артисты, скрывается серьезная тема о непонятых подростках, взятая за основу. Артисты говорят о ней прямо, но без давления на зрителей. Им важно, чтобы их трагический манифест был услышан, ведь они говорят о таком важном – о душе ребенка.
Текст: Яна Чичина Фото: Александр Шек
