Дмитрий Волкострелов. "Июль" в "Прорыве"

После обнародования short-листа второй театральной премии "Прорыв" выяснилось, что недавний выпускник мастерской Л.А. Додина Дмитрий Волкострелов со спектаклем "Июль" оказался в числе номинантов на звание лучшего молодого петербургского режиссера года.

Иван Вырыпаев. «Июль». Текст для чтения. Режиссер Дмитрий Волкострелов. Актриса  Алёна Старостина.

Ремарка:Шел месяц июль, зима уже приближалась к весне.Шел 2011-й год, в Петербурге появился спектакль...Молодой режиссер сделал долгожданный вызов театральной общественности. Посмотрев спектакль «Июль» Дмитрия Волкострелова, не сразу выстраиваешь четкую концепцию  увиденного. А, пытаясь анализировать материю спектакля, маешься несколько дней, подбирая критерии.Это не наше «традиционное» сопереживание, приправленное каким-то неизведанным театральным соусом и даже не гипнотизирующая ритмичная читка текста. Это стильный и убедительный спектакль. На первый взгляд - лаконичный и простой по своей структуре. Если подумать дважды - уникальная визуализация невыразимого ощущения от текста. Это спектакль без привычной театральности, зрелищной с искусственными страстями, но театр здесь присутствует в главном – в необходимости магии «здесь и сейчас».Ремарка:На сцене, представляющей из себя обычную ледовую арену, появляется Жанна М. (из моего детства), и это точно она, потому что, я умираю, умираю, а она скользит и скользит по льду моя Жанна М.На сцене, представляющей из себя пустой планшет и белый экран на стене, появляется Алёна С. (выпускница Л.Додина), и это точно она, потому, что я умираю, умираю, а она читает и читает текст, моя Алёна С.Тонкими чертами лица, прорисованными бровями, выпирающими скулами; высоко убранными и немного рассыпающимися белыми волосами; нежным голосом и обаянием слабости Алёна Старостина завораживает зрителя. В черной репетиционной форме, не приковывающей к себе внимания, в полутьме сцены актриса читает текст. На сцене нет никого, кроме нее и текста. Причем текста в разных вариантах: прочитанного Старостиной, произнесенного ею по памяти, текста, проецирующегося на экран, записанного на аудио, видеотекста… Текст живет своей жизнью и, читая на экране «я, это я», ты внутренним слухом слышишь эти слова, и они звучат реальнее, чем, если бы были произнесены. А, увидев на видео запись репетиции спектакля (квартира, актриса читает письмо сыновей героя, режиссер подает ей реплики, за окном московское лето), ты понимаешь, что этот текст жил всегда и видеть ты в нем можешь все что угодно: письмо сыновей, репетицию, летнюю Москву, актрису, наблюдающую за своим изображением, голос из прошлого.Актрисе нравится читать слова и складывать их в предложения, но история про маньяка, который постоянно кого-то убивает, ее пугает. Несмотря на это, текст постепенно завладевает исполнительницей: она начинает проживать эту историю. Понятно, что Алёна  Старостина молодая женщина, а не старый маньяк. Актриса не играет героев (маньяка, санитарку Нелю), а проживает и транслирует их чувства. Именно поэтому материя спектакля очень зыбкая.  Зрителям передается от актрисы какое-то ощущение, но так как внешне это почти не выражается, нет фактического материала, чтобы объяснить, что именно в данный момент происходит на сцене. Минимальные перемещения по сцене, минимальная жестикуляция и небольшое количество оценок и реакций актрисы. Что остается? Текст и переживания Алены.Ремарка:Хотя, какое это имеет значение, как кого зовут в действительности, потому что, будь ты хоть трижды Неля Д., из взрослой жизни, но если приняли тебя как Жанну М. из детства, то так оно и есть в настоящий момент.Хотя, какое это имеет значение, что ты хотел сказать спектаклем, потому что будь ты хоть трижды Дмитрий В., не желающий разжевывать смыслы и давать конкретику зрителю, но если приняли тебя, как Григория К., то так оно и есть в настоящий момент. Актриса, как и зритель, получает наслаждение от слов, какие-то предложения выпадают, проглатываются, какие-то выделяются, но все они складываются в мелодию, из которой каждый может выделить свой мотив. Это чуть ли не кредо режиссера Волкострелова: в спектакле, как и в жизни не должно что-то подчеркиваться, есть единый поток, который воспринимает зритель. Поэтому актриса говорит тихо, поэтому нельзя с уверенностью сказать, что означают ее реакции. Этот спектакль, как и жизнь можно трактовать по-разному, и зритель должен придти и поработать на спектакле, вычленить из мелодии тот мотив, который ему нужен.В этом есть особая прелесть: тебе не объясняют и преподносят message, у тебя нет точных ответов на вопросы, которые ты задаешь спектаклю, но есть явление, которым ты можешь или наслаждаться, не анализируя, или встать и уйти.Цитата из пьесы, реплика, адресуемая Алёной Старостиной Дмитрию Волкострелову: Что мы делаем дальше, в том смысле, что какие у нас планы, будем мы разговаривать, или сразу примем решение, что на этом все?Кроме двух главных героев, текста Вырыпаева и актрисы Алёны Старостиной, есть третий – режиссер Дмитрий Волкострелов. Весь спектакль он сидит за столом рядом со сценой и делает все то, что режиссер может делать, когда идет его спектакль: помогает технически (включает музыку, видео), делает пометки в блокноте относительно игры актрисы, курит, наблюдая за своим спектаклем, и один раз возвращает актрису на сцену, после того, как она уходит, подчинившись ремарке и тексту. Между исполнительницей и режиссером явно существуют отношения: несколько фраз она обращает к нему, говорит, что может уйти, но почему-то остается, режиссер в ответ лишь закуривает. Здесь могла бы возникнуть драматическая ситуация: режиссер заставляет актрису  играть и она должна сопротивляться не только тексту, но и режиссеру. Но драматизм не возникает, как будто зрителю не хотят передать точную информацию о том, что происходит. Ни каких преувеличений в реакциях, никакой игры. С текстом тоже нет напряженной борьбы, актриса приближается-отдаляется от него, играет с ним, но не конфликтует. И здесь уже пора говорить о постдраматическом театре.Ремарка:И на этом, сразу после слов: «июль» и «ничего», – первая часть того, что все это время здесь происходило, закончилась, а вторая часть, того, что здесь будет происходить дальше, началась. И на этом, сразу после слов: - о постдраматическом театре - первая часть того, что все это время здесь происходило, закончилась, а вторая часть, того, что здесь будет происходить дальше, началась.

Легко писать и говорить о том, что было, так как есть с чем сравнить и ясно как подойти к предмету. Существование постдраматического театра давно не является новостью. Но существует ли он в Санкт-Петербурге? С чем соотнести «Июль» Волкострелова? Конечно, есть международный фестиваль NET (Новый европейский театр) в Москве, есть книга Леманна «Постдраматический театр», статья Кристофа Бидана «И театр стал постдраматическим»: история одной иллюзии» статья Барта «Удовольствие от текста»и пр. Ищущий да обрящет. Но ведь дело в том, что постдраматического поля в городе все равно не существует и поэтому зритель, критик находится на другой ступени развития. После просмотра «Июля» человек или думает, что это не профессионально сделанный спектакль – ему не дали сопереживать, и материи для анализа мало. Или же зрителя не шокирует отсутствие катарсиса, конфликта и ощущение потока сознания, но ничего внятного после спектакля кроме восторга он выразить не может.В отношении двух людей всегда виноваты оба. В данном случае, наверное, один не точно артикулирует, другой неспособен понять. Но все отнюдь небезнадежно. Радует, что появился режиссер, который работает в новом направлении, в Петербурге наконец-то появляются спектакли, которые говорят с нами на адекватном XXI веку языке. У Волкострелова есть еще два спектакля, которые по форме так же выходят на новый уровень. Режиссер поставил «Запертую дверь» по пьесе Павла Пряжко в рамках лаборатории «ON.Театр» и на фестивале «Театральное пространство Андрея Могучего» представил work-in-progress, созданный совместно с драматургом Михаилом Дурненковым. При этом «Июль» номинирован на премию «Прорыв» за актерскую и режиссерскую работу. Значит, есть люди, которые поняли и оценили спектакль, процесс запущен, свежий воздух благодаря Дмитрию Волкострелову в Петербурге появился. Будем учиться дышать.Ремарка:Движение останавливается, природа замирает, ждем. Осень, зима, весна, а потом и лето. Самая середина лета – июль. Все стало другим, но не заново началось, а пошло дальше. - Все пошло дальше. И мы пошли за ним.

Елизавета Снаговская