26 ноября в кабаре ШУМ в Санкт-Петербурге состоялась премьера нового литературно-музыкального перформанса творческого объединия mader nort. Концерт (на наш взгляд более подходящие определения – спектакль или хотя бы перформанс) стал третьим в череде обращения к персонажам “не самым адекватным”: после шизофреника от Пелевина и алкоголика от Ерофеева подошла очередь “вскрытия” идиота от Достоевского. “Больная тема” – именно так организаторы назвали проект – продолжилась, пожалуй, самым странным и противоречивым образом XIX века. Кто он – непонятый гений, наивный бедняга или попросту душевнобольной – вопрос, терзающий ум каждого, кто когда-либо обращался к этому роману (собственно, и после перформанса ответ так и не был получен).
Разумеется, объять колоссальный (все мы знаем предпочтения авторов того времени) роман без временного ущерба невозможно, потому авторы решили осуществить особый подход уже без ущерба для психики публики, не пытаясь пересказать или препарировать текст Достоевского: они сосредоточились на образе князя Мышкина и попробовали достать из него “самое важное”, “животрепещущее”. И, так как образ этот для русского искусства далеко не новый и обращались к нему многие авторы, стало возможным выстроить калейдоскоп резонирующих друг с другом сочинений, тем самым, представить Мышкина устами других поэтов и композиторов.
Круг авторов открыл, хотя и не русский, а австрийский Моцарт: фантазия ре минор (фортепиано – Владислав Федоров) – выбор необычный (лирическо-страдальческий настрой понятен, но не ментально неустойчивый же…), однако в контексте вступительной речи, отрывков романа, прозвучавших из динамиков перед концертом, и болезненно-притягательного образа Мышкина прозвучал убедительно, отдавая душевными недугами и эмоциональными перепадами (резкие динамические контрасты, порой чересчур гиперболизированные исполнителем, тому явная причина). К слову, обстановка заведения, посторонние шумы, например, заразительный смех, доносящийся из другого зала, лавирующие между столиками официантки создавали элегантную атмосферу салона, в котором мог оказаться и сам Мышкин. Откровенной неожиданностью стала раздавшаяся после музыки в зале нецензурная брань (а надо знать, куда идете!) и появившийся следом ее источник – главный герой романа (актер, чтец – Алексей Кормилкин). “Лук” неожиданный, советский с шапкой-ушанкой, пальто, разноцветным шарфом, а в руках – термос и кукла, которой актер адресует крайне эмоциональный экзистенциальный монолог (посылает куда подальше, не стесняясь в выражениях, и рассуждает о “бесконечно-вечном”). Что эта кукла пережила: и ругань, и бесчисленные перекладывания с одного места на другое на столе, за которым сидел так называемый “Идиот” – в общем, бесконечные издевательства, от которых ее спасла только в самом конце “Настасья Филипповна” (вокал – Арина Ефименко), унесшая страдалицу с собой.
Но еще до появления нового персонажа дважды прозвучала музыка – задушевная, но нелепая песня про Петра (вокал – Сергей Ваганов, гитара – Андрей Карамзин), который, устав от жизни, ушел от людей в тайгу, и прелюдия Скрябина, а между ними – размышления о том, кто такие современные идиоты (герой пришел к выводу, что его дядя Вадик – “клинический прекрасный идиот”). Собственно, на протяжении перформанса чередовались разговорные вставки и музыкальные фрагменты, из которых выстраивалась своеобразная драматургия, поэтапно раскрывающая абсурдность главного героя.
С приходом “Настасьи Филипповны” его поведение кардинально поменялось: вот он, попивая чай из крышки термоса, рассуждает на философские темы и вдруг преобразуется, увидев собеседника и пытаясь произвести впечатление – чего только стоят рассуждения о Моцарте как “волшебной тупости” и Бетховене, который “умер от того, что ничего не понимал” и его “барабанные перепонки надавили на мозг и он развалился” (и актера очень внимательно слушали!). Достоевский тоже звучал – во фрагментах из “Идиота”. И танцы под пение “Настасьи” были, правда, странные, похожие на судороги. И причудливые песни звучали (“А, может, это я хожу и гажу” от Вени Д’ркина). Даже воодушевляющее стихотворение Дельфинова “Радуйся” было продекламировано. Эти строки звучат в спектакле Петра Шерешевского «Идиот», и Алексей Кормилкин с недавних пор играет в этом спектакле главную роль.
Казалось бы, сумбур вместо спектакля, однако у этого сумбура имелась одна идея, достигшая своего апогея в конце: прозвучала “Элегия” Владислава Федорова (основателя mader nort; кстати, это была премьера), сопровождавшаяся поеданием “Идиотом” доширака и закончившаяся употреблением алкоголя – водки “Столичная”. И если “Настасья” достойно справилась с последним, то герой выпил практически всю бутылку, сказал, что ему теперь *цензура* (все равно) и другим лучше знать, что хорошо, что плохо, и свалился без сознания (утащили его музыканты).
О чем все это было? О человеке, задающемся философскими вопросами бытия, морали, смысла жизни – о любом из нас. Это не просто идиот от Достоевского, а собирательный образ человека, постоянно ищущего ответы. И этот образ был создан за счет проблемных монологов, неуклюжих разговорных сцен, бессмертных фрагментов Достоевского, нецензурных стихов, примитивных песен и классической инструментальной музыки. Многосоставность целого раскрыла разные грани идиота: не просто душевнобольной – осознающий важные проблемы мироздания, разумно рассуждающий, одновременно с этим предельно эмоциональный, категоричный, ведущий себя подобно ребенку человек. Где-то между взрослым и дитем, между вселенским и бытовым, между здоровым и клиническим – неоднозначен, противоречив, каждым понимаемый по-своему. И это – русский человек глазами русских авторов.
Текст: Наталья Захаркина
Фото: Алина Федосеева