«Сказки Пушкина» в Театре Наций уже есть, теперь вот ещё и «Народные русские сказки» Александра Афанасьева появились. И я не просто так вспомнила тот спектакль Роберта Уилсона — Арсений Мещеряков, ставя «И я тут был» (премьера состоялась 11 ноября), явно тоже его вспоминал. Во всяком случае, все приметы театра Уилсона — задники, которые меняют цвета через градиент; очень красиво просчитанные позы актеров на фоне этих задников; набеленные лица с несколько кукольным гримом… очень все узнаваемо.
А ещё в визуальном оформлении спектакля легко увидеть отсылки к Малевичу — несколько квадратные костюмы, иногда с штанинами разных цветов, с яркими акцентами. И в одежде (костюмы остаются одинаковыми, но при смене ролей меняется какой-нибудь один атрибут — то надевается яркая фетровая шляпа, с застывшими вздернутыми ушами как на картине, то треугольники локтях, обозначающие плавники, если сказка про рыб и т. д.), и в гриме — например, красный или синий нос (иногда и уши) на фоне выбеленного лица (художник Илья Соломенко).
Я не просто так начала именно с визуального, потому что это едва ли не самое лучшее, что есть в спектакле. Картинка, безусловно, вышла красивой, хотя она едва ли рассчитана на достаточно камерное Новое пространство — красоту этих цветных задников и поз тяжело оценить с такого близкого расстояния. Актеры (Иван Злобин, Арсений Касперович, Илья Барабанов и другие), надо сказать, очень точно отработали эту стилистику.
Здесь все как будто в мультике. Или, вернее, как будто ожившие мультипликационные картины. Здесь нет живых интонаций (музыка — одна из главных составляющих спектакля, она задаёт несколько автоматизированный ритм, композитор Никита Лозовский), нет живых выражений лиц (глаза у всех стеклянные, смотрящие в одну точку, а все эмоции при этом выражаются очень преувеличенной мимикой — когда с одного движения щеки или брови должна считаться вся эмоция), нет живых движений (все они тоже преувеличены). Есть ощущение, что если спектакль остановить в любую секунду, получится выразительная картина (из которой понятно, и что происходит, и что за персонажи на ней). И дело не в том, что прием уже использовали, а в том, что выглядит это очень однообразно. К этой стилистике быстро привыкаешь — то, что сначала казалось смешным и красивым, под конец уже приедается. А динамики в этом действии нет никакой — это отдельные сцены, которых могло быть сколько угодно (на пресс-показе нам сообщили, что количество сказок сократилось с 14 до 9 — разумное решение).
На сайте театра аж жирным шрифтом написали про возрастной ценз, что спектакль не для детей. Ну да, это не милые сказки с оптимистичным концом. Сюжеты почти все более-менее известны (некоторые в не самом популярном варианте: например, старику не рыбка помогала, а дерево — актриса с рукавами в виде веток), но в значительно менее сглаженном виде, чем их принято рассказывать. Здесь много жестоких подробностей — кто без руки остался, кого съели (с не очень приятными деталями про «кишочки»). Русские сказочки — они такие. Это интересно с точки зрения история фольклора — как сказки с годами лишались своей жестокости, «приглаживались», но мы же в театр ходим не поизучать историю фольклора…
Текст: Нина Цукерман
Фото: соцсети