23 ноября на Новой сцене Александринского театра состоялась премьера спектакля «Козинцев. Гоголиада» — работы творческого тандема режиссёра Никиты Кобелева и автора идеи, драматурга и ассистента режиссёра Антона Оконешникова. На полтора часа сцена театра превращается в съёмочную площадку, где на первый план выходят два великих таланта: кинорежиссёр Григорий Козинцев (Игорь Волков) и русский писатель Николай Гоголь, присутствующий через произведения из цикла «Петербургские повести».
Декорации, созданные Анастасией Юдиной, масштабны и при этом лаконичны — они полностью работают на динамику спектакля. Ведь в кино всё постоянно меняется, живёт, вращается. На сцене появляются и огромные экраны, и кинематографические эффекты, поэтому магия кино присутствует здесь в полной мере.
Личность Григория Козинцева тесно связана с Александринским театром: он работал в нём как театральный режиссёр и поставил два спектакля по пьесам Шекспира — «Отелло» (1944) и «Гамлет, принц Датский» (1954). Однако создатели спектакля решили вспомнить другую, возможно более драматичную историю. В 70-х годах, уже будучи зрелым и титулованным мастером, Козинцев задумал снять «Гоголиаду», заново переосмыслив весь цикл Гоголя. Позади остались авангардные, гротескные образы «Шинели»; теперь он стремился показать глубину таланта автора. Но спектакль не превращается в документальную биографию — он стремится быть живым по форме и эмоциям, передавая творческие сомнения режиссёра, давление цензуры и отчасти экзистенциальный кризис.
Здесь жизнь — это движение поворотного круга, смена декораций, актёров и бесконечные дубли. Но иногда всё замирает, и кинорежиссёр долго всматривается в нависающую над ним «чёрную дыру». Он бесконечно ищет ответы, верную интонацию, правильный типаж и даже форму носа майора Ковалева. Сюжет спектакля опирается на цитату самого Козинцева: «Жанра здесь три: проповедь, исповедь и анекдот».
Спектакль построен на воспоминаниях Козинцева и людей, его окружавших, но главный голос, конечно же, принадлежит ему. Немолодой, в берете и пальто, он сидит в режиссёрском кресле и внимательно следит за происходящим; его взгляд не упускает ни одной детали. Он придирчив, постоянно ищет правильную тональность, жест, взгляд. Перед зрителем проходит череда гоголевских образов: Акакий Акакиевич Башмачкин (Борис Луконин) в непомерно длинной шинели за столом, над которым нависли чиновники; ростовщик из «Портрета» в бордовом тюрбане, томно курящий и говорящий гипнотическим голосом (Виктор Шуралев); Незнакомка (Василиса Алексеева) из «Невского проспекта», кружущая голову прохожему.
На глазах зрителей разворачиваются противостояния актёров и режиссёра. Никто до конца не понимает, как нужно играть Гоголя и как вообще понять его героев, когда даже неизвестно, какого цвета были его волосы. Возникают не жестокие драматические баталии, а мелкие, смешные склоки — та самая «анекдотическая» часть жизни.
Драматизм и личная трагедия режиссёра исходят от огромной бетонной надписи «Худсовет», от бубнящего голоса с указаниями и от приходящих Сценаристов (Иван Трус). Первый сценарист робко пытается представить свой вариант текста, затем — навязать правки худсовета, но, потерпев неудачу, затаив обиду, уходит в его недра. Второй же сценарист приходит, облачённый куда большими полномочиями, и буквально травит режиссёра, прекрасно понимая фальшь предъявляемых претензий, — символично надевая при этом клоунский нос. Козинцев раздавлен, клянёт «проклятые 70-е!».
И затем наступает самая пронзительная сцена: Григорий Козинцев стоит в свете «чёрной дыры», давящей на него каменной глыбой, а на руке у него — кукла Петрушка. Он — человек, прошедший путь от площадного театра до масштабного кинематографа, — абсолютно одинок, обезоружен, и произносит свою горькую исповедь. После этого он «сжигает отснятый материал», зловеще смеясь. Пеплом плёнок, надежд и исканий усыпан поворотный круг — круг его жизни и творчества.
Спектакль позволяет зрителям проникнуть в самое сокровенное — в творческий процесс, увидеть рождение кино от замысла до съёмки. Но не только это: он даёт возможность ощутить мистику, романтику, поэтичность и трагичность историй Невского проспекта. Вдохновиться и захотеть перечитать Гоголя заново — и увидеть его по-новому.
Текст: Наталья Яковлева
Фото Владимира Постнова