«— А разве святая только в одном месте?
— Она могла бы быть святой везде, если бы люди этого захотели».
Трагикомедией абсурда завершились первые масштабные гастроли Московского еврейского театра «Шалом» в Санкт-Петербурге: 16 февраля на Новой сцене Александринского театра им. Вс. Мейерхольда состоялся спектакль «Поезд жизни» режиссёра Галины Зальцман.
Театр «Шалом» позиционирует себя как «еврейский театр для всех национальностей», его репертуар включает постановки, основанные на еврейской литературе, фольклоре и истории, но при этом спектакли понятны и близки зрителям разных культур. И постановка «Поезд жизни» не исключение. В её основу лег одноименный киносценарий Раду Михайляну, повествующий о жителях одной восточноевропейской еврейской деревеньки, перед которыми летом 1941 года возникла срочная дилемма – поверить ли появившимся ужасным слухам о зверствах нацистов и, не дожидаясь их прихода, бежать или сохранять спокойствие и оставаться на месте. И если бежать, то как и куда?…
В этот кризисный момент им на помощь приходит Шломо (Антон Ксенев), местный сумасшедший, утверждающий, что ехать обязательно надо и у него даже уже есть план: надо провернуть операцию под названием «Липовый поезд депортации». Необходимо найти поезд и толкового машиниста, инсценировать собственное изгнание и проехать на этом «поезде жизни» прямиком в Палестину.
Все жители деревни, естественно, с благословения Ребе в исполнении Григория Кагановича, спешно начинают готовиться к отъезду. Но возникло новое затруднение – необходимо решить, кто будет начальником конвоя, нужен еврей, говорящий на немецком без акцента. И Шломо вновь приходит на помощь, указав на Мордехая Шварца (Дмитрий Цурский), который прилично знает немецкий язык… С каждым новым эпизодом раскрывается сущность Шломо. Почти не уходя со сцены на протяжении всего спектакля, вникая во все опасения и страхи из разговоров жителей деревни, он выказывает недюжинную смекалку, находчивость и отзывчивость. Шломо прекращает драки и споры, он находит доброе слово для каждого человека, будь то страстно увлекшийся идеей коммунизма Йоси (Сергей Шадрин) или маленькая девочка с косами (Алина Исхакова), которая первая услышала далекие взрывы снарядов, гулко разносящиеся по ещё мирному небу родного края.
Хоть его и называют сумасшедшим, но он ненормален не более, чем все остальные. Он принял на себя эту роль, потому что кто-то должен был – «все другие роли были уже заняты». Он как локомотив этого безумного и отчаянного поезда спасения двигает всех за собой, словно вагончики.
Создатели спектакля «Поезд жизни» проговаривают трагедию Холокоста через призму абсурда. Смешно о страшном – вот главный лейтмотив постановки. Евреи смешно и трогательно ругаются, мелочно занимаются выяснением отношений, заводят романы, ревнуют, а совсем рядом, буквально за стенами поезда их поджидает смертельная опасность. Но и зло здесь выглядит комично и нелогично. Время от времени на сцену в униформе немецких военных выпархивает трагикомичное трио с выбеленными лицами – оркестр «Гитлер» в исполнении Николая Тарасюка, Игоря Цыбульского и Евгения Овчинникова. Иногда они делают несколько танцевальных па, иногда играют на инструментах что-то одновременно унылое и карнавальное (композитор Ванечка (Оркестр приватного танца)), а иногда ведут допросы и угрожают оружием. Но поезд хранит еврейский Бог – его пассажиры лишь только легонечко сталкиваются с жуткой реальностью и поезд мчит их дальше и дальше… Кажется, что у этого локомотива нет конечной станции, и он никогда не прибудет в пункт назначения. Но в конце концов ему наступает время упереться в границу, в пропускной пункт, который поезду-фантому, не обозначенному ни в одном железнодорожном расписании, не проскочить.
Но мысли о печальном финале появляются задолго до зловещего контрольно-пропускного пункта, об этом кричит вся его сценография. Художник-постановщик Семён Пастух создал лаконичную и понятную декорацию – грязный пол и мрачные бетонные стены барака, на которых Шломо углём пишет заметки. От этих стен веет холодом и смертью. Финал также «выдают» и многочисленные пары обуви, которые носит с собой Сура, жена Ребе (Вероника Патмалникс): сразу вспоминаешь историческую справку о том, что перед уничтожением евреев заставляли снимать обувь, которая потом шла на продажу или нужды нацистoв. Так хочется надеяться на сказочно-счастливый финал, но последняя сцена, в которой Шломо в шапочке узника концлагеря стоит в одиночестве посреди полумрака сцены, говорит об обратном. Болезненно и безысходно звучит его финальный монолог о том, что Бог не поможет, надо надеяться только на себя. И, вообще, неважно, существует ли Бог, а важно, существуем ли мы.
Текст: Дарина Львова
Фото театра