Премьерный показ «Бога резни» в Театре им. Ленсовета прошел в последние дни декабря. «Около» посмотрел и объясняет, почему лучше все-таки перечитать Олби и не обращать внимание на Лахту во французской истории.
Постановка Театра им. Ленсовета по пьесе Ясмины Реза ожидалась как камерная, острая, резкая работа Александра Солоненко. Как бы перед нами должна была предстать свободная история, которую большие сцены в наше время вряд ли себе могут позволить — о простых людях в реалиях общего экзистенциального кризиса. Перевод «Бога резни» Сергея Самойленко лишь на первый взгляд о французских семьях Валлонов и Реев, хотя на самом деле простая русская «актуалочка» и печальная калька.
В окружении карикатурной заводи-фотообоев, наподобие вида из окна преуспевающей петербургской семьи, нервно курит портрет Сэмюэля Бэккета и улыбающегося вечности Константина Станиславского — шутка в сторону снобов, вряд ли даже открывших хотя бы страницу «В ожидании Годо» или «Этики». Работа Марии Брянцевой даже для Малой сцены поражает крайней некрасивостью — либо необходимо сделать снобистский кивок и сказать, как хорошо плохо живут герои, либо двухъярусной совокупности подъезда и как бы модной квартиры нужно приобрести вкус, это пошло сделанная пошлость.
Сотрудник ЖЭКа (Иван Еремин) с нарисованными золотистыми крыльями на жилете для коммунальщиков доставляет коробку, и лишь в развязке спектакля из монолога стало понятно, что он — выброшенный персонажем Всеволода Цурило хомячок. Как это связано? Нужна же была красивая кольцевая композиция с красивой моралью а-ля «мы в ответе за тех, кого приручили» — и она появилась.
Валлоны заменены на карикатурных Брунгильду и Савву Аховых, составляющих нечто вроде заявления на выключенном компьютере. Это не режиссерский ход, а попросту желание сэкономить — вид у Аховых на Лахту и на Исаакиевский одновременно, но при этом героиня Марианны Коробейниковой использует нечто допотопное, напоминающее тот самый ноут для писателей минувших лет. И на фоне жуткий звук работающего ксерокса.
Сюжет простейший: ребенок Зотовых выбил палкой зуб ребенку Аховых в Саду Печатников, и родители пытаются цивилизованно решить конфликт. Главная проблема постановки в ее постоянной попытке ткнуть именно этой палкой в глаз зрителю: герои читают «КоммерсантЪ», у них тоже есть приставучая мать, они тоже напиваются и втайне не любят друг друга — они такие же, как и вы. Немодно, некрасиво и вымученно, что хорошо, ведь наша жизнь сейчас стала ровно такой: пережитки нулевых на грани с непонятками двадцатых. И в совокупности с такими эпизодами, как поедание особой шарлотки с грушами, идут один за другим скучные диалоги стереотипных интеллигентов и прагматиков — Брунгильды Аховой (Марианна Коробейникова) и Нила Зотова (Алексей Торковер), разбавляемые шутками Саввы Ахова (Всеволод Цурило) и истериками Марии Зотовой (Анастасия Самарская). Конфликт мира образованной женщины, первой же решающейся на громкие, грубые слова в сторону чужого ребенка и циничного, но весьма правдивого мужчины, восхваляющего порядок, «бога резни», ведет к попытке автора сказать о сегодняшнем дне, что войны будут существовать ровно столько, сколько существует человек. Но нечто подобное и более искусно уже говорил отец князя Болконского в «Войне и мире».
Проблема кажется нарочитой и глупой: две супружеские пары за вечер разрушают семьи, выпивают и дурачатся, что перерастает в историю об ужасе одиночества. Стоп. Где-то это мы уже видели. Точно! «Кто боится Вирджинии Вульф» Эдварда Олби — разница только в том, что в постановке Александра Солоненко герои-ровесники. И так же Ханни тошнит от нервов и алкоголя, как и Марию, разоблачительные монологи Джорджа буквально дублируются Саввой. Нил — тот же самый университетский карьерист Ник, и тоже связан с биологией, с медициной. Можно было хотя бы сыграть на этом сходстве. Актеры играют так, что мы не верим в любовь родителей к закадровым детям. Это игра, бравирование двух миров. Успокоиться можно лишь потому, что в стрессовых ситуациях в жизни мы тоже переигрываем или наоборот, и только герой Всеволода Цурило — Савва, выкинувший хомячка, но желающий мира, гибкий и рассудительный человек — вообще единственная причина, почему стоит увидеть спектакль. Его герой за полтора часа действительно переживает эволюцию, и Ахов по итогу становится, вероятно, самым приятным и понимаемым: находясь между двух огней, он не желает ссориться, ему просто хочется жить спокойно, пить любимый ром и курить сигары в комнате. И игру актеров по большинству своему можно описать фразой Саввы Ахова о сливных бачках: «либо нажимаешь, либо дергаешь». Глубина, вдумчивость на широтах этого спектакля редки. И «обблеванный» Бэккет, голограмма летящих чаек Станиславского — очень ироничны для сценического произведения «Бог резни».
Вывод напрашивается сам собой: во всем виноваты мужчины, и диктат, что в XXI веке он должен быть «как Чапай», с открытыми руками, что не вызывает доверия. Некоторым петербургским постановкам до сих пор не дает покоя слава «Квартета «И», и попытка более олитературненной версии измененной пьесы Ясмины Резы — тому доказательство. За время написания рецензии автор забыл сказать, что конфликт заканчивается ничем, общим непониманием, и бедный хомяк-сотрудник ЖЭКа патетически и жалобно говорит о том, как важно хотя бы с животными поступать по-человечески. За спиной сидят Михаил Боярский и Лариса Луппиан, и на них смотреть было гораздо интереснее, чем на сценическое действие.
Через постановку таких пьес очень заметно, как разъедается форма восприятия режиссеров: по версии многих из них мы всё еще живем в светлом времени, где «Бог резни» — это только конфликт двух мальчишек, одного из которых не пустили в банду. Увы, памфлет с интеллигентской улыбкой вышел невызывающим эмоции, но если авторам нравится — это хорошо. Главное, чтобы Бутусова не убрали со сцены.
Текст: Илья Титаренко
Фото театра