20 декабря в театре «Шалом» состоялась премьера «Обычная человеческая история». Спектакль Ярослава Жевнерова вырос из эскиза, показанного в рамках летней лаборатории в театре «Шалом». Сам эскиз я не видела, но при всей обаятельности того, как играют совсем молодые актеры, при всей их живости (в хорошем смысле этого слова) и энергичности спектакль по атмосфере и стилю больше похож на студенческий. В спектакле заняты Николай Балобан, Фёдор Бычков, Элизабет Дамскер, Алесия Некрасова, Елизавета Потапова и Сергей Шадрин.
И интонационно, и по содержанию пьеса Виктории Костюкевич идеально ложится под репертуарную политику и стиль нынешнего театра «Шалом»: это достаточно ироничный разговор, без лишнего пафоса, за которым при этом легко угадываются исторические трагедии 20 века. И оптимизм этого текста очень подходит «Шалому» — когда главное ощущение от спектакля, что жизнь вопреки всему (и личному горю, и горю народа в целом) победит. Главная цитата из пьесы: «Мы танцевали, даже когда умирали». Такая интонация мне кажется слишком наивной (тем более во фразу «зло несвойственно человеку» мне тяжело поверить), но это вопрос личного отношения к жизни и уже разговор не про театр. Сама пьеса — история жизни одного человека, которая, с одной стороны, была очень обычной (как и сказано в названии) для еврея 20 века, но, с другой стороны, не столько реалистична и биографична, сколько воспринимается невольно как притча, как история всего народа. За его рассказом угадываются не только события того времени (необходимость отдать или спрятать младенца из-за пришедших к власти нацистов, неудачная попытка бегства на Кубу, которая не приняла еврейских беженцев в 1939 г. и т. д.), но и библейские параллели, тут легко считываются и рождение Моисея, и Ноев Ковчег, и Исход). Его историю не стоит воспринимать как личный рассказ о своей жизни — поэтому в этой системе координат хронология может не совпадать с реальными историческими датами, поэтому старик рассказывает то, что не мог помнить. Он не реальный человек, а, скорее, — образ условного старца, который помнит всё: и свое рождение, и свое младенчество в том числе.
Впрочем, и здесь, к счастью, заложена театральная игра: Ярослав Жевнеров придумал так, что не будет четкого распределения ролей, где каждый актёр играет какого-то конкретного человека из этой истории — они постоянно меняются ролями, на сцене несколько актеров играет одного человека (он — старик; он — младенец; он — мужчина среднего возраста, глава семьи). Сюда же вплетена и эстетика кукольного театра. Некоторые персонажи выглядят совсем гротескными и условными, потому что их играют маски — например, бандита (кукла ещё даёт возможность выразительно поставить сцену, где «бандиты» борются друг с другом — здесь человек борется с куклой, с которой он за минуту до этого «играл» свою роль), который пытается отнять у семьи красивых дочерей (тут и социальная история, и мифологическая отсылка одновременно), и старика, пришедшего свататься к молодой, но очень некрасивой дочери. Выразительно, как меняется пластика актера, когда он, надев на себя карикатурную маску старика, становится как будто продолжением ее.
И, хотя как будто рефреном перед каждым следующим эпизодом звучит фраза «это был самый страшный момент моей жизни», кажется все-таки, что главным в этой жизни вопреки всему было не несчастье, а чувство теплого дома (без которого жена чуть ли не умирает, когда они пытаются убежать на Кубу) и ощущение любви. В конце зрители понимают: все, что мы видели — не назидательный рассказ пожившего и опытного старика, а его воспоминания перед смертью. Начинается спектакль с больших цифр 5:36 на заднике, заканчивается в 5:38 последними сторонними словами про остановившийся сердечный ритм. Но это не про смерть, а про то, что в этой жизни было о чем вспомнить.
Текст: Нина Цукерман
Фото театра