И был вечер, и было утро: день третий премьеры спектакля «Исход» по пьесе Полины Бородиной. И был вечер декабря, день четырнадцатый. И взошел прежде всех на сцену режиссер Роман Каганович и сказал: «Вы пришли на комедию от Театра Ненормативной пластики. В самые темные для нашей страны времена я решил сделать комедию. Очень веселую. Смеяться на ней можно. В первый день люди не послушали меня и не смеялись, я их не люблю теперь, так им и сказал. Вчера было более-менее. Сегодня я жду уже нормального результата. Я обычно говорю что-нибудь душеспасительное, но сейчас запала нет, поэтому чисто сухая информация: вы должны выключить мобильные телефоны, у нас спектакль с антрактом, но без буфета. Технически этот спектакль для негосударственного театра очень сложный. У нас офигительная команда: есть видеохудожник (это про Сашу Магелатову — здесь и далее в скобках примечания редакции Около), художник по свету, самый дорогой человек в мире Евгений Ганзбург, у нас композитор есть, прикиньте? (это про Володю Мамаева). Режиссер есть, и самая уникальная хрень, которая могла произойти со мной, сегодня играет третий состав. Это не то, что они —отстойники и играют в третий раз. Обычно мы не можем ставить спектакль, потому что все заняты на халтурах. Искусство никто не любит, все деньги любят. И сейчас у меня было, прикиньте? В три раза больше людей! Мы не заплатим всем, естественно, но это уникальная история, вам очень повезло, что вы видите третий состав. Даже нет людей из гостеатра, кроме одного выдающегося артиста (это про Андрея Шимко).
Еще меня просили сказать, что снимать можно без вспышки, а потом выкладывать и тегать театр, чтобы охват был. Да, вы можете это делать, но у меня есть внутренний спор… Красивый спектакль, капец, закачаетесь! Но почему-то все выкладывают то, что я бы не очень хотел. После спектакля выложите, я посчитаю, кто что выложил, проведем социальный эксперимент. Хорошего просмотра и до встречи в интернете, когда буду вам в личку писать».
Так положил Каганович начало спектаклю и явил зрителю комедию, где в третьем составе безупречен в роли Моисея Антон Леонов. А зрители, хоть и старались смеяться над радугой в негативной коннотации и меткой ненормативной лексикой пациента с синдромом Туретта (Никита Хорольский), вряд ли снова были достаточны режиссерскому замыслу. Снимали больше главврача (Стёпа Бекетов), который разглядывает свежий рисунок вагины на стене больницы, а вовсе не красоту объемной видеопроекции, которую следовало бы увековечить в соцсетях.
И как передали нам то бывшие с самого начала очевидцы, комедия была черная, как тьма Египетская, безрадостная, как семидневный пресный хлеб сынов Израилевых, про провальную попытку человека убежать от самого себя, прикрывшись амнезией от низкооплачиваемой работы, больного ребенка и плохого брака. Ненормативная комедия с каждым из одинаковых дней Моисея: «Чья-то невидимая рука включает свет – противно-голубой. […] В окне отражается лампа, но если сильно постараться – можно увидеть дым мусоросжигательного завода. […] сначала надо постелить одеяло, потом взять колючую пуховую подушку, ударить этой подушке кулаком в живот и поставить, чтобы торчало два уха. Только так, иначе не примут», уходящая все дальше от Бога, но все ближе к узнаваемой режиссерской манере с гротеском заявлять об острой проблеме, как уже было в спектаклях «Сибирь» о доме престарелых или «Я сижу на берегу» об интернате для инвалидов.
В одном из интервью Кагановича спрашивали о его отношении к тому, что спектакли потом горячо и долго обсуждают. Он ответил: «Обсуждают, как правило, не спектакль, а проблему. Мне это очень нравится». Комедия «Исход» способна стать (и стала в тот вечер) поводом для обсуждения таких захватывающих, веселых вопросов, как: если Бог есть, почему существуют ПНИ? Гуманно или негуманно отказаться от ребенка с расстройством психики? Способен ли работник психиатрической лечебницы сохранить человечность? Есть ли та степень убогости в свободной жизни, за которой казенная жизнь лечебницы способна стать привлекательной настолько, что ее можно искренне пожелать? Почему режиссер решил изменить концовку пьесы? Считать ли Моисея, которого жена кормит с ложечки борщом, сбрендившим или смирившимся? Какой Моисей в финале нам симпатичнее: сбрендивший или смирившийся? Есть ли нормальная семейная жизнь без борща? Гореть ли Кагановичу в Геенне Огненной за нарушение заповедей «не лжесвидетельствуй», никакая это не комедия и «не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» в каждом анонсе? Напишет Роман Каганович редактору Около после этой публикации или не напишет?
Текст: Катерина Егорова
Фото из открытого доступа