6 декабря в Александринском театре состоялась премьера нового спектакля Валерия Фокина — «Иов». В основу постановки легла история, описанная в Ветхом Завете в Книге Иова.
Спектакль проходит в царском фойе, на фоне богатого убранства разыгрывается древняя история человеческого страдания и поиска справедливости в этом мире. Зрителей рассаживают по периметру фойе в круг. Откуда-то сверху раздаётся голос (Николай Мартон), который читает текст ветхозаветной притчи, рассказывая историю Иова, до того момента, как зрители увидят его распростёртым перед ними в центре круга. Пока звучит голос, можно видеть, как меняются лица зрителей, слушающих этот древний текст. Текст, который, быть может, набирает особенную мощь в эпоху перемен. Вопросы, порой звучащие в голове у каждого: «За что нам даны страдания?», «Как сохранить себя и веру внутри?», возникают в тишине.
Свет приглушают, занавешивают окна и капельдинеры втаскивают в фойе завёрнутого в грязную тряпку Иова (Иван Ефремов), и, бросив его в центр круга, исчезают. Перед зрителями предстаёт потерявший дом, детей, богатство, изгнанный человек. Иов находится на пороге смерти. Он гол, измождён, его тело покрывают язвы и грязь, он неподвижно лежит среди мусора. Актёр в этом спектакле являет перед зрителем правдоподобие человеческих страданий, от которых содрогнётся даже самое жестокое сердце. Иван Ефремов, кажется, набрал новые актёрские высоты, полностью отринув себя, он являет библейский образ, где дух кажется сильнее плоти. Актёр поставлен в достаточно жёсткие условия великого текста, произнесение которого не терпит фальши. Он словно камертон актёрского проживания. Особенно непросто, когда твой собеседник — это Бог. А вопрос спектакля сводится к тому, добр ли Бог, если он допускает зло в этом мире? Пройти путём этих размышлений режиссёр предлагает, не размениваясь по мелочам.
К телу Иова для полемики приходят неравнодушные друзья — Елифаз (Александр Поламишев) и его жена (Дарья Ванеева). Елифаз воспринимается как сочувствующий, но неглубокий человек. Он истово молится, но, кажется всё это лишь внешне. Елифаз не может постичь глубины разговора Иова с Богом. Его жена почти бессловесна на протяжении всего действия, но все её движения и мольбы наполнены большей искренностью и волнением за страдальца, чем многословные речи Феманитянина. Она, словно душа, то кружится, то мечется, то замирает. В своих речах к Иову Елифаз высказывает мысль, что все люди грешны, Бог правосуден и не может наказывать невинного, и если Иов терпит страдания, то причина этому — грехи его. Потом он обвиняет Иова в различных грехах и советует покаяться и исправиться. Ответы же Иова направлены скорее Богу, а не другу. Слова актёр исторгает из своей утробы, всё тело словно подчинено слову.
Иов истязает себя прямо на глазах зрителей, от вида его иступленной боли и отчаяния невозможно отстраниться. В наивысшей точке разражается буря, моргает свет, дребезжит посуда, врывается незримый ветер и распахивает двери царской ложи. Оттуда раздаётся глас божий. Он задаёт Иову один за другим вопросы, на которые он не находит ответы, дрожа всем своим телом и воздевая руки вверх. Познать замысел Создателя не дано.
Конец истории счастливый — Иов исцеляется. Он исполняет танец радости, достаточно хулиганский и искренний, к нему присоединяются друзья. Радость и облегчение наполняют пространство. Елифаз и его жена обмывают Иова, облачают в белые одежды. Режиссёр предлагает зрителям новый опыт проживания, в этой постановке спектакль становится актом своеобразного священнодействия, театр возвращается в прямом и переносном смысле к своим обрядовым истокам, где правят текст и актёрское самоотречение и переживание. Можно сказать, что это новый и сложный опыт для зрителей, порой он может быть даже почти непереносим, настолько сильное эмоциональное потрясение происходит. Словно вы тонете и идёте ко дну, кажется, что нечем дышать, но вот невидимая рука вытаскивает вас, и вы с жадностью глотаете воздух.
Текст: Наталья Яковлева
Фото театра