Премьерные показы нового спектакля Руслана Кацагаджиева «Ловец слов», посвященного удивительной жизни Владимира Даля, состоялись в «Театре Поколений» 13, 14, 15 сентября. Скорее всего, вы не знали, что Даль был не только составителем знаменитого словаря, писателем и фольклористом, но и военным врачом, прошедшим три кампании, другом Пушкина, который оказал влияние на его литературное творчество, и оказывал врачебную помощь после дуэли, даже проводил вскрытие поэта. А знали ли вы, что составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» был сыном датчанина и немки? Эти и другие занимательные факты биографии Даля мы обсудили с режиссером спектакля Русланом Кацагаджиевым.
ОКОЛО: Почему героем своего нового спектакля вы выбрали Владимира Даля?
Руслан Кацагаджиев: Очень хотелось сделать документальный, биографический спектакль об интересной личности. И вот никто мне не попадался из таких персон, о ком бы ничего никто не делал…
ОКОЛО: Неужели о Дале никто ничего не делал?
Р.К.: Да! Во всяком случае, я честно все яндексил, все смотрел и не нашел ничего. По словарю был спектакль то ли у студентов Корогодского, то ли у любителей из театра на Обуховской обороне. Но тот спектакль был посвящен не биографии Даля, а его словарю и поговоркам. И когда мы в разговоре с супругой как-то на Даля вышли, я говорю: «Слушай, как интересно, его ведь портрет тоже всегда висел вместе с Толстым, Пушкиным, Достоевским в классе литературы», — но о нем я не знал ничего, кроме того, что он составил этот словарь, что это какой-то монументальный труд. Мы стали читать биографию, я ахнул и обалдел. Даже стыдно немножко стало, что я о нем ничего не знаю. Вот та самая личность, о которой хочется сделать спектакль! Он поразил своей целеустремленностью, волей, с которой он собирал и создавал свой словарь, проходя при этом сквозь непростые жизненные перипетии. Три войны он прошёл, много раз он чудом миновал смерть, особенно в турецкую войну, когда он остался единственным из сорока врачей! Он остался один на все отделение, кто мог что-то делать. Люди погибали от ранений, чумы, холеры. Цинга, как ни странно, тоже была.
ОКОЛО: Как создавался текст пьесы?
Р.К.: Текст документальный. Это воспоминания Даля или его современников, которые писали о нем. Мы с драматургом Олесей Лихачевой решили, что не будем сочинять диалоги, потому что мы не видели ни Пушкина, ни Даля вживую. Мы не знаем, какой он действительно был, как он разговаривал. У нас есть только документы и описания.
ОКОЛО: Учитывая невероятный масштаб личности вашего героя, как вы отбирали материал?
Р.К.: Это заняло полгода, наверное. Я сбрасывал какие-то материалы, которые мне казались интересными и противоречивыми. С одной стороны, он, вроде бы, можно сказать, монархист: он все время служил, он писал для простого народа, что наш царь – это бог, судья наш, но при этом он тут же сочинял сказки, где мы можем разглядеть намеки на жалкую участь крестьян, солдат, на самодурство власти.
ОКОЛО: Критика власти тоже была?
Р.К.: Она была не прямой, через его произведения. Они это, конечно, понимали, поэтому и случился этот арест (В 1832 году Даль опубликовал «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый». Министр просвещения посчитал «Русские сказки» неблагонадёжными из-за доноса на автора книги со стороны управляющего III отделением Александра Мордвинова, и осенью этого же года Даля арестовали прямо во время обхода больных и доставили в Третье отделение — прим. редакции). Это на Даля очень сильно повлияло, и он был вынужден уехать в Оренбург. Приглашение графа Перовского быть его, условно, замом Даль принял с радостью. Считал, что лучше ему удалиться на какое-то время из Петербурга.
ОКОЛО: Все же, когда вы отбирали материал, у вас был некий принцип, которым вы руководствовались, или это были вспышки наиболее ярких впечатлений?
Р.К.: Мы уже понимали, что история будет довольно рваная, фрагментарная. Во-первых, это действительно огромный объем материалов. Мы просто в нем утонули. Но мы четко понимали, что вся судьба Даля неизбежно связана с этим словарем. Он перебрал очень много видов деятельности, начиная от естественных наук, которые он изучал, хирургию, пробовал себя писателем, но через всю его жизнь прошла работа над составлением словаря. Для него, мне кажется, это собирательство слов было и поиском себя. Потому что он был кровей нерусских (отец — обрусевший датчанин Йохан Кристиан Даль; мать – обрусевшая немка Ульяна Христофоровна Фрейтаг, предками которой были французы и швейцарцы – прим. редакции). Откуда вообще началось это собирание слов? Он чувствовал, что ему не хватает словарного запаса. Что он не понимает жаргонных слов. Он стал их записывать, потому что он вырос в датской семье, воспитан был в лютеранских традициях. Поэтому он, видимо, ощущал себя чужим в обществе и стал записывать эти слова. Это началось как хобби и переросло в серьезное увлечение. Что удивительно, мы в спектакле это не стали педалировать, но в конце жизни он принял православие. Ему предлагали это сделать, когда ему было лет пятьдесят, но он сказал: «Не сейчас». Видимо, ощущал, что еще не готов. И вот, когда он этот словарь выпустил, видимо, он почувствовал, что в праве. Мне кажется, что, собирая словарь, он шел к себе: от «а» до «я». И пришел. Вывод был: раз я говорю по-русски, значит – я русский. Видимо, для него это было очень важно.
ОКОЛО: Как родился этот формат: на сцене три артиста, меняющиеся роли.
Р.К.: Этот формат рождался и перерождался. Изначально я думал, что будет два актера. Но, когда пьеса была уже готова, и мы приступили к репетиции, я понял, что здесь нужны три позиции, между которыми находится, условно, Даль. Есть некий критик- обвинитель (Валерий Рутковский – прим. редакции), прокурор, который задается самым важным вопросом: а нужно ли нам это вообще сейчас?
ОКОЛО: Для вас этот критик конкретная фигура или собирательный образ?
Р.К.: Они все — собирательный образ. Даже сам Даль (Андрей Хитрин — прим. редакции) не является буквально Далем. Это, скорее, дух Даля, которого возродил критик, поднимая и сжигая это всё (критик, рассуждая о Дале, перебирает бумаги, комкает их, бросает в бочку, затем поджигает — прим. редакции), и начал его судить. И дух вспоминает свою жизнь, как это было на самом деле, и в какой-то момент актер, да, становится Далем. А у Димы (Дмитрий Гирев — прим. редакции), получается, сразу пять ролей. Его Пушкин — это такая ирония. После Сергея Витальевича Безрукова пытаться играть Пушкина аутентично, мне кажется, уже невозможно. Это такой штамп. Хотелось поиронизировать над этим! Во внешности Пушкина у нас не было попытки мимесиса. А ориентир был такой: Даль описывал Пушкина как большого ребенка, который моментально загорался идеей и всех вокруг заражал, переключался очень быстро и ощущал острую нехватку слов. Даль ему приносит эти слова, открывает целый мир, подталкивает его к написанию сказок, написанию того же Пугачева. После истории Пугачева Пушкин сразу же написал роман «Капитанская дочка». И Даль его сопровождал по этим местам. Даль ему многое, можно сказать, действительно, подарил. А Пушкин, со своей стороны, дал Далю главную сверхзадачу всей жизни. Сказал: «Делайте словарь! Вот это — ваше!» Даль же принес ему сказки, чтоб он оценил его как писателя, а Пушкин его больше оценил как народника, как собирателя. Потому что ему самому очень нужны были эти слова.
ОКОЛО: Пушкин успел воспользоваться словарем?
Р.К.: Пушкин не успел воспользоваться словарем. Словарь увидел свет в 1863 году. У Пушкина и Даля три основные встречи были: первая – это знакомство, вторая – поездка по Оренбургу, третья встреча – так произошло, что Даль как раз находился в Петербурге, его оповестили о дуэли, он приехал к вечеру того же дня, и все последние три дня: 27,28,29 января провел вместе с Пушкиным, потому что он был военный врач. Пушкин, можно сказать, умер на его руках.
ОКОЛО: Расскажите о финале спектакля. Все трое актеров надевают накладные бороды и говорят о сборе урожая. Откуда этот текст?
Р.К.: Это диалог из рассказа Даля «Русский мужик». Там очень здорово у него описаны отношения крестьян между собой, отношения барина и крестьян, пороки наши типично русские: что из праздника в праздник так и не засеяли и без урожая остались – такая наша ментальная черта, как Бог даст.
Вопросы задавали: Наталья Шек, Александр Шек
Фото: Александр Шек