БДТ им. Товстоногова продолжает серию студенческих показов, и на очереди – несколько работ студентов Андрея Могучего по мотивам «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина – как раз к юбилею «нашего всего». Мы побывали на первом из спектаклей «Моцарте и Сальери» и увидели, как слом эпох не трогает гениев и их спор продолжается.
Еще в мае мне кто-то говорил, что готовятся несколько студенческих показов. Режиссеры – с курса Андрея Могучего и Александра Шишкина. По мотивам пушкинских «Маленьких трагедий». Что ничего не успевают, и, возможно, премьеру отложат до сентября, как то и задумывалось. Немудрено для театра – переставлять премьеры; господин Богомолов и вовсе горьковскую «Мать» оттащил на целый год. Терпим, вспоминаем и молимся. Но внезапно объявляется студенческий показ. В зале студентов не так много, все скорее такие «Пети Трофимовы» — будни, легкий вечер. В зале душно.
Сразу заметна школа Могучего – действие началось еще перед спектаклем. Моцарт и Сальери давно на своих местах, а похожий на некоего эфиопа со всех учебников литературы Володя придерживает корпус раздрызганного фортепиано. Первый опыт на сцене БДТ режиссера Александры Толстошевой начинается после очень краткой речи, суть которой – нам важно мнение зрителя, давайте уже смотреть.
Два извечные главных героя в окружении декораций Эдуарда Кочергина играют не то во вселенские шахматы, не то в общемировое домино, такую собирательную игру из стаканов, стекляшек и блестяшек, детских игрушечек. В конце отбивают молоточком по наковальне в знак того, что «походил». Моцарт и Сальери похожи на оборванцев, на рабочих, сидящих на рельсах перед «Прибытием поезда», открывшим миру кино и братьев Люмьер. Но им не особо интересно, где конечная точка бытия. И создается чувство усталости: герои как бы сами стали актерами, повторяющими как попугаи извечное, много раз пародируемое: «Но правды нет и выше!». Кочергин погрузил героев в начало и конец существования, как он делал это, работая, к примеру, со Львом Додиным, пьесами Федора Абрамова.
Немая игра как бы прерывается. Сальери (Павел Юринов) приходится снять потертую бродяжью шапку и напялить парик. Моцарт (Андрей Феськов) в «Остапобендеровских» штиблетах шаромыжничает то там, то здесь. Мы как будто видим сумасшедших, укравших камзолы и смешавших их с собственным тряпьем, бал пыльных бутылок у ближайшей станции. Юлия Тарасенко обернула героев в странные вещи, в блеск и нищету русской литературы, ведь только благодаря господину Пэ или Володе, наблюдающему за извечным конфликтом гения и злодейства, мы знаем, что Сальери убил Моцарта. И знаем мы это так же, как и то, что аборигены съели Кука – неоспоримо. В какой-то момент Сальери не осознает, как удар по наковальне может считаться гармонией. Павел Юринов как бы выдумал своего Моцарта, и это очень хорошее режиссерское решение – Сальери репетитор для вечного Амадеуса. Он подсказывает ему реплики, интонации. Минуты две они повторяют одну и ту же фразу на разные лады, вот только суть неменяема. Но для Сальери эта мишура важна. Он вальяжно восседает в кресле и ждет, когда пьеса сыграется снова. Когда он снова станет великим не по способностями, так по уровню злодейства.
Игра прекращается только с тем, что из обрывок фраз, создающих впечатление, будто все читавшие до просмотра спектакля были маразматиками, и Володя (Владимир Розанов) присоединяется к игре. Моцарт представляет его слепым, а вместо «скрыпки» и чудной мелодии у того «Там, где клен шумит». Мадонну Рафаэля испачкали давно, но Павел Юринов неистов и повторяет все ту же фразу про «маляра». Потом маляр еще покажется, проходя с аккордеоном в руках по всему залу. Его будут освещать софиты, а из русского инструмента будет визжать смертельная венская музыка. Патетическая речь о гармонии музыки, о естественности и алгебре, которая-таки есть в основе искусства, прерывается походом Моцарта в туалет. И это прямая метафора – что одному открытие, то второму как два пальца. Грубо, но и Моцарт был фриволен, обожал пошлые шутки, и, полагаю, это очень в его духе – уходить от пафоса работы куда-нибудь в уборную. Как и любой художник, он не хуже и не лучше других. Он Моцарт, и не тратит время на страдания, принося другу «безделицу» — Лакримозу, которую сыграет на аккордеоне все тот же неизменный Володя. Кажется, он не произнес ни одной фразы, но в красной рубашке и с этим «пышащим русским духом» он и вовсе очарователен.
К главной интриге – отравлению Моцарта – уже и сам герой относится с горькой иронией. Он отбрасывает термос в розочках за кулису – ну поигрались, и будет. Скрипач-Лакримоза-Бомарше-смерть. Они оба и без нас мертвы – что же им остается делать? На то есть своеобразный ответ. Андрей Феськов вновь читает уже за себя, Сальери ему не помогает. Моцарт – усталый гений, что трудился и трудится вечность – и в воздухе, и на земле. Он бьет по наковальне – другого выхода нет. Изо всей силы, ударяя по рельсам жизни, он высекает грубым и тяжелым трудом шедевр, подобно скульптору. Это только кажется, что гениям стоит просто стенографировать звуки из ниоткуда, а это адский труд. Он сравним с ударами по наковальне, чему вторит Сплин строчкой из «Загладь вину свою каленым утюгом». Позади – Вена, впереди – Вечность. И патетику, величину выдает только очень знакомая интонация, которую стены БДТ уже слышали. Сквозь разгильдяйство современного поколения артистов все-таки пробивается Иннокентий Смоктуновский, и слышна четкость, убийственная интонация чистоты литературного произведения на сцене. Оживает картина Павла Кононенко с птицей позади поезда. Она взлетает, парит под вечную музыку Моцарта и переплетение его судьбы с Сальери. Действие как бы заканчивается, а воз и ныне там. На тупике сидят спустя и триста лет старые друзья – убийца и его жертва. Они играют свою пьесу вечно, а зрители «обманываться рады», как и ее автор.
Следующие спектакли – «Каменный гость» и «Пир во время чумы» покажут в конце августа. «Маленькие трагедии» Пушкина как цельная работа выйдет в БДТ уже в сентябре.
Текст: Илья Титаренко
Фото театра