Современный театр — это парадоксальная ризома, объединяющая в себе, казалось бы, несовместимые вещи — сети государственных и муниципальных театров, независимые площадки и экспериментальные коллективы, студенческие инициативы и антрепризные бизнес-проекты, коммерческие и принципиально благотворительные явления. Несмотря на некоторую пестроту вышеперечисленных феноменов в их почти тридцатилетней истории после распада Советского Союза можно отследить процесс формирования двух важных магистральных стратегий создания образа артиста (исполнителя, перформера, актера, неординарной творческой личности).
Первая стратегия, которую скорее всего следует назвать «мэйнстримная» — предусматривает самопозиционирование через максимально социально одобряемые жесты и инструменты. Мэйнстримные актеры будто бы четко разделяют себя надвое — повседневную личность и личность, участвующую в художественных проектах; они, как правило, приверженцы конкретной актерской школы либо мастера; они более ориентированы на успех, государственные награды и традиционные медиа. В качестве примера можно привести Евгения Миронова, Константина Райкина, Константина Хабенского.
Вторая стратегия — «авангардная» (альтернативная, андеграундная, неформатная) она больше репрезентует артистов, находящихся на стыке или занятых синтезом различных исполнительских искусств. Эти люди сознательно стирают грань между сценическим образом и повседневностью, балансируют между театром, цирком, перформансом, лекционным форматом, музыкальным номером, буто и так далее. Пользуются максимально гротескными выразительными инструментами и будто бы максимально далеко отстоят от мэйнстрима, сохраняя эстетическую независимость. Виднейшие представители — Вячеслав Полунин, Антон Адасинский, Олег Жуковский. Однако технические прогресс, социальные изменения и просто течение времени немного пошатнули баланс этого разделения, будто бы более остро ощущавшегося с начала 90-х и до середины 10-х годов. С 2015-го года в профессиональном актерском сообществе назревает неудовлетворенность статусом-кво профессии и малым количеством путей личностного развития. С этого времени возникает феномен актерской полиидентичностности, который подталкивает современных профессионалов исполнительского искусства самостоятельно изобретать пути личной профессиональной саморепрезентации — так называемый третий путь за рамками традиционных проторенных троп.
Савва Заремба — современный российский и международный артист, чью художественную практику можно описать как тотальную полистилистичность и тотальный исполнительский полиинструментализм. За практически 9-летний опыт участия в различных проектах в России и Великобритании, он сумел выработать уникальный способ множественного и дискретного сценического существования. Начинавший как актер классического театра (за его плечами существенные роли в «Маленьких трагедиях» А. Пушкина и сказках А. Афанасьева в Русском классическом театре, Лондон), в дальнейшем он пробует себя в уличном перформансе, постдраматическом театре, театре художника, поэтическом театре. Очень любопытно отслеживать траекторию его творческого развития, потому что при пристальном рассмотрении оказывается, что это путь беспрестанного сложения и синтеза различных навыков или эстетик (на первый взгляд абсолютно полярных и радикально несовместимых). Своей практикой или лучше сказать ее концепцией Савва Заремба показывает путь, который лет 15-20 назад казался бы неслыханным или невозможным. Это путь максимальной открытости (иной критик может назвать это неразборчивостью или всеядностью, но он ошибется) к предлагаемому замыслу и его вариантам воплощения. Там, где бы классический мэйнстримный актер мог оказаться запертым в ловушке своей традиции и представлений своего профессионального окружения, а типичный авангардист мог быть ограничен понятиями и неписанными правилами своей среды, Савва Заремба может стать спасительной палочкой-выручалочкой для команды проекта. Артист третьего типа вполне сознательно может совместить глубокий психологический театр с постдраматической ноль-позицией, станцевать номер в разбитном мюзикле с асемантической глоссолалией. Да, такой тип самопозиционирования требует бесконечной отдачи, постоянного обучения и способности к практически молниеносной адаптации к любым условиям (творчества, производства, восприятия). Это безусловно путь не для всех, но тем он и столь важен, что он открыт и легитимизирован личной практикой Саввы Зарембы. Вершиной этого метода можно уверенно назвать спектакль Зарембы в рамках художественной выставки Виктора Корнеева «Пластические беседы Виктора Корнеева». Основной актерской задачей Зарембы был импровизационный сторителлинг, который связывал выставочный нарратив, нарратив зрительского восприятия и личность самого актера. Это очень сложная задача, находящаяся на стыке театра, современного искусства и современных духовных практик. То есть, буквально, актеру нужно было расщепиться внутри себя на три профессиональные идентичность (актер, перформер, медиум) и организовать сессию сайт-специфичной иллюстративности. В современной театральной критике принято крайне скептически относиться к иллюстративности в театре, из-за того, что иллюстративность не дает прибавочного смысла к изначальному замыслу. Однако Савва Заремба в своем перформансе исследует иллюстративность и ее множественность. Его полистилистическая практика позволяет ему мастерски жонглировать различными максимально небанальными видами актерской иллюстративности. Он изучает иллюстративность, девальвирует, деконструирует, переизобретает и оправдывает в конце концов.
Текст: Анна Степанова
Фото из архива Саввы Зарембы