Достаточно редкую пышную оперу «Гугеноты» Джакомо Мейербера на либретто Эжена Скриба и Эмиля Дешана поставили в Мариинском-2 (премьера — 29 февраля). Посмотрим, как прошел один из премьерных показов старого доброго барокко на фоне Варфоломеевской ночи.
Со времен 2 февраля 1862 года, когда впервые «Гугенотов» поставили именно в Мариинском, прошло без малого 162 года. И, как мы видим, возвращение когда-то популярных опер в театре продолжается. Идя на серьезные эксперименты, наподобие «Месяца Вагнера», гастролей Большого театра в Санкт-Петербурге, на современной сцене ставят классический барочный спектакль – длинный, со старинными инструментами вроде виоль д’амур.
В этот раз удалось приехать в Мариинский-2 вовремя и без мифической станции метро “Театральная”. Наблюдение сверху. Снова в голове опасения по поводу транспортной мобильности в Петербурге: уже 19:15, опера идет 4 часа 10 минут с двумя антрактами, сменой декораций. Сегодня дирижирует Валерий Гергиев. С третьего яруса срываются нетерпеливые аплодисменты, второй подхватывает, но меньше, и пара жидких хлопков расходятся по партеру. Третий звонок. Только рассаживаются музыканты, настраиваются. В этот раз их не так много как обычно, и некоторые черные стульчики, что сливаются с одеянием оркестрантов, пустуют. Собирался в середине недели спокойно посмотреть, что же там навертели в премьерные показы авторы спектакля, да и дирижирует сам (поднятие пальца вверх). Мне прислали правки еще одного текста, что вызывает ненависть к человечеству и сложность объяснить, что автор имел в виду. Автор ничего не имел, уже написал и уже был не понят. Накатывает злость. Аплодисменты.
За дирижерский пульт аккуратно встает Гергиев. Он кланяется, и резко оборачивается к партитуре, сразу же берясь за дело, водя короткой палочкой по воздуху.
Возникает небольшой дисбаланс: современная сцена с занавесом с белым перышком, напоминающим МХТ с их «Чайкой», а за ним другой занавес, самой постановки – черный, тяжелый и блестящий. Средневековый замок художника-постановщика Елены Вершининой со слугами в греческих тогах в духе развлечений французских аристократов, посередине которого стоит весьма серьезная горгулья, впечатляет давящей на глаза готикой резных крыш и выемок. Греческие павильоны, готическая арка с троном, где восседает принцесса, а затем и королева Маргарита Валуа (Анастасия Калагина), гравюры вместо обоев. Постоянно хочется применять эпитеты “старый” и “добрый”, но внезапно вспоминается, что речь идет о кровавой резне и одной из главных французских трагедий.
Режиссер Константин Балакин настаивает, что перед нами вовсе не четкое следование историографии, а лишь фантазия авторов. Но и белые шарфы на руках католиков, и огромное количество исторических персонажей как-то опровергают это. Да и сама кульминация оперы чем не история – Варфоломеевская ночь – смерть около 30 тысяч гугенотов во всей Франции и около 3 тысяч в Париже 24 августа 1572 года. Эпичность и размашистость на фоне еще не треснувших от гильотин и революций лепнин и золота.
С точки зрения сценических решений Елены Вершининой, что пестрым, что темным костюмам разной эпохи не особо верится – слишком картинно и театрально для театра. Но именно как фантазия, как совокупность всех наших представлений о благородном Средневековье, о борьбе гугенотов и католиков, кальвинистов и лютеран и других для современного читателя не особо понятных наименований религиозных отрядов, это отлично работает. Кровавое платье и шубка Маргариты, нимфы-служанки в полуприкрытом тюлем павильоне, рыцарские доспехи и средневековые одеяния с высокими чулками окунают в мир скорее искусства, чем правды. Но в современном восприятии таким образом меняется акцент проблемы: от любовного конфликта, достаточно узкого и глупого, до трагедии целого французского народа.
Невидимое вино в вытянутых кубках, напоминающих факелы, праздники и счастье молодых дворян в пригороде Парижа прерывается приездом гугенота Рауля (Александр Михайлов), по дороге влюбившегося в Валентину (Ирина Чурилова), а Валентина отказывается от хозяина замка графа Де Невера (Григорий Чернецов) во имя любви к Раулю, затем он оскорбляет ее при королеве Маргарите, а она сохраняла ему верность и идет с ним до конца и принимает веру Рауля… Ну и зачем пересказывать всю любовную канву? Как ранее и говорилось, такие любовные конфликты повторяются от раза к разу, и результат один – в конце они оба умрут. Потому сюжет здесь не главное. Преобладает атмосфера, эпичность массовых действий: тайные сходки католиков во храмах с одобрения монахов, кровавая резня на улицах Парижа в то время, когда происходит бал во дворце королевы. На контрастах восприятия несчастья и счастья, любви, из-за которой происходит практически гражданская религиозная война, и работает опера “Гугеноты”.
Зритель скажет, что снова кто-то кого-то неправильно услышал, и начался классический оперный конфликт. Но это особенность так называемых “музыкально-театральных блокбастеров”, как и названы “Гугеноты” на официальном сайте Мариинского театра. Всем известный конец, гибель во имя любви отлично базируется на средневековой красоте, рыцарстве и тайне воссоздания большого оперного спектакля, на который люди идут основательно и серьезно. В этом и прелесть барочных опер: серьезность и мелодраматичность, которая отлично передается в “Гугенотах”. Актерская игра, в особенности Анастасии Калагиной и Михаила Петренко – Маргариты и Марселя соответственно. Их партии – это целые драматические и комические номера. “Пиф-паф” из военной гугенотской песенки и любовные переживания королевы – наверное, главное, что запомнилось.
Блестящая музыка держит в кресле до последнего. Мейербер сделал так, что от любовного конфликта не хочется умереть раньше, чем артисты на сцене, и 4 с лишним часа проходят достаточно легко. Но это зрителю, а не уставшему и очарованному маэстро. Ему эмоции в восьмом ряду совсем не видны. Непонятно, почему музыканты выбегают и забегают в оркестровую яму для конкретного исполнения своих нот. А мы что, одни должны радоваться этому празднику французской расчлененки? В перерывах лишь Гергиев, не замечая никого, перелистывал нотный текст. Дисциплина хромала, а главный дирижер сидел. Настолько, что один раз ткнул себя в грудь, обращая внимание одного из музыкантов.
И в самом конце маленькая горгулья превращается в огромную дьяволоподобную фигуру. Представляется, что война даже за самые мирные идеи и побуждения, за человеколюбие недопустима. Прекрытие “волей Господа” собственной нетерпимости изображается отвратительно и фанатично, как и должно быть. Декорация построена так, что тот самый Дьявол в деталях стоит на правой стороне. Его окружают артисты, кланяются: занято практически все пространство для той самой христологической фигуры. На противоположной стороне от горгулического Сатаны — Валерий Гергиев. К какой стороне склоняться и кому хлопать – решает зритель.
Текст: Илья Титаренко
Фото: Наташа Разина