27 и 28 февраля состоялась премьера танц-драмы “Шинель М” в постановке творческого объединения МЭД Юрия Смекалова. Спектакль показали на Новой сцене Александринского театра.
Название МЭД расшифровывается как Мастерство, Эксперимент и Движение. Юрий Смекалов в нём – основатель и генеральный продюсер. А в “Шинель М” он соавтор идеи (вместе с Александром Злотниковым), режиссер, хореограф-постановщик и исполнитель роли Портного (в состав с Олегом Габышевым). Вместе с Юрием спектакль создавали Илья Дель – режиссер драматических сцен, Вартан Гноро – автор музыки, Елисей Шепелёв – художник-постановщик, Сергей Илларионов – художник по костюмам.
Всё началось с замечания Александра Злотникова, друга Юрия Смекалова, что “Шинель” Гоголя на самом деле о любви. Команда решила развить эту мысль и поставить под сомнение само понятие “маленького человека”. Потом, уже на этапе разработки декораций, которые обернулись конструктивистскими, в названии возник “М” – Мейерхольд, юбиляр этого сезона. В итоге история получилась не (с)только о любви, сколь о демиургах.
У тех, кто уже успел посмотреть премьеру Валерия Фокина “Мейерхольд. Чужой театр”, начальные сцены спектакля могут вызвать дежавю: по центру нарочито-театральная конструкция тонкого металла, а образы Всеволода М и Зинаиды Р решены практически идентично. Наполнение же – совершенно иное, и оттого внешние параллели работают только в плюс. В “Шинель М” не стояла задача документальности: всамделишный Мейерхольд никогда не обращался к этой повести Гоголя. В спектакле на его месте мог быть и абстрактный Режиссер (или даже, в духе времени, режиссер-режиссер), но постановщики были жадны (в лучшем смысле этого слова) до фактуры: топливом эксперименту послужили и внимательное прочтение повести, и анекдот-первоисточник (про чиновника, потерявшего вожделенное ружье), и исторические фигуры (1824, 1924 и, кажется, даже 2024 годов). Языками танца и драмы создатели ведут оживленную дискуссию с богатым материалом и его привычным смыслом.
Сначала о языке. Драматические сцены выпуклы, полны аллюзий и цитат, служат бенефисом артистам и могут создать ощущение остроумного капустника (вновь в лучшем смысле этого слова). В одной из сцен Значительное лицо, он же директор театра (Александр Новиков / Виктор Минков) говорит что-то вроде “артисты танцуют, когда им нечего сказать. Наш инструмент — слово!”. Это, конечно, провокация, а всё же хореография, как ни странно, действительно показалась мне не самой сильной стороной спектакля. Исполнители высшего класса (танцовщики Мариинского и театра Б. Эйфмана) поставлены в сложные пространственные условия: все массовые сцены происходят вокруг металлической конструкции и ориентированы сразу на 4 стороны зрительских рядов. Вариации Шинелей (их семь: Кошка, Белка, Бобер, Лиса, Кролик, Куница, Собака) должны были явственно различаться по характеру, но без помощи программки я опознала только Собаку. Наиболее интересными были мужские дуэты: Акакий Б (Виталий Куликов / Виталий Гудков) и Старый Капот (Александр Челидзе / Роман Андрейкин), Акакий Б и Русский Мороз (Григорий Попов / Павел Герасимов). При том, что оба исполнителя роли Акакия — драматические артисты. Пластическую партитуру спектакля, общий рисунок мизансцен я бы назвала безупречным. Стоит также отметить живое исполнение музыки, написанной специально для постановки Вартаном Гноро. В премьерном блоке в партии сопрано вышла Екатерина Фенина (экстренно заменив Гелену Гаскарову).
А что же о смыслах? Диалог с первоисточником продолжен в буклете, который каждый гость премьеры получил бесплатно. Авторы постулируют три задачи: показать Башмачкина выше рамок “маленького человека”, представить “Шинель” как историю любви и найти возможность счастливого финала.
В буклете приведено определение “маленького человека” по литературной энциклопедии терминов и понятий под ред. А. Н. Николюкина, где “маленький человек” – это лицо уязвленное, занимающее низшую ступень в иерархии, а история его про обиду и несчастье. Тут сложно поспорить. И всё же в определении, как и в спектакле, упущено, что до начала трагических событий “маленький человек” вполне счастлив в своем маленьком мире своими маленькими радостями (пусть бы даже и переписыванием текстов). Губительным для него становится пресловутый выход из зоны комфорта, он инстинктивно противится взлету – знает, что от падения уже не оправится. А стоил ли того взлет – на этот счет, кажется, даже Гоголь дает утвердительный ответ, увековечивая своего героя.
В интерпретации “Шинели” как истории любви противоречий нет: в тексте состояние Акакия Акакиевича в ожидании шинели прямо сравнивается с обретением спутницы жизни. В спектакле тема усилена линией Всеволода М (Илья Дель / Иван Батарев) и Зинаиды Р (Лаура Пицхелаури / Елена Калинина) – их страсть порой достигает шекспировского накала, а Зинаида воплощает палитру женских образов: от матери до злого рока. Развязка, на самом деле, вторит оригиналу: волей Всеволода М Акакий возвращен к жизни и обретает новую Шинель – да не Кошку, а Куницу, о которой мог лишь робко мечтать. Но ведь то же – и в тексте, где призрак героя завладевает шинелью Значительного лица и тем успокаивается.
И всё же главный герой спектакля – демиург, представленный, как минимум, в трех лицах. Всеволод М ловко управляет труппой и сочиняет историю. Портной – герой, дальше всех ушедший от книжного прототипа – ваяет Шинели, как Пигмалион, и преображает Акакая. Даже Значительное лицо оказывается не так прост и плоск и дирижирует развязкой на свой лад, не оставляя от биомеханики ни следа. Театр в театре, отображение творческого процесса в увеличительном стекле сцены – всегда хорошая идея, особенно, если команда собралась по любви и всем есть, что сказать. Для усиления эффекта в буклете размещен текст повести с заметками Юрия Смекалова на полях – можно буквально сверить свое восприятие с режиссерским замыслом, что любопытно само по себе как зрительский инструмент. Хочется поблагодарить творческое объединение МЭД за высокий уровень продакшена (это особенно чувствуется в деталях) и пожелать спектаклю регулярной сценической жизни.
Текст: Лиза Ординарцева
Фото Юлии Михеевой