"Алла, используй как эпиграф". Выполняю:
"Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть". А. Фет
Мы с Андреем Паниным знакомы довольно давно, но я потеряла его из виду. Поскольку театр БААТ восстал из пепла как птица Феникс, и вернулся не просто так, а с премьерой "Гимпл-дурень" (следующий показ состоится 10 ноября на Площадке 51), я пообщалась с Андреем, который выступил и как исполнитель главной роли, и как сорежиссёр, об этом спектакле и "Смерти Тарелкина" в Приюте. Бонусом послушала историю петербургского театрального андеграунда конца нулевых-начала десятых. Было захватывающе, спасибо.
Редко хожу на Площадку 51, не моя эстетика, но "Гимпл-дурень" мне понравился очень, он человечный, про и для людей. О чём для тебя эта история?
На Площадке политика ещё не выстроена, идёт внутренняя селекция, мы пытаемся с этим что-то сделать, есть очень полярные течения. Я не выпускал очень давно, у меня последняя премьера была, страшно сказать, "Смерть Тарелкина", семь лет назад. У меня был период непростой в жизни, не то, что кризис среднего возраста, но что-то такое. У меня где-то в 33 по всем фронтам началось брожение, я порвал с театром - с Невидимым были всякие неприятные ситуации по моей вине, я играл в "Любви людей" у них, и в БААТе много чего произошло. "Гимпл-дурень" - первая премьера за долгое время и хотя бы только поэтому это для меня событие. Последние года три я только Тарелкина и играл. Когда я прихожу на спектакли к своим коллегам, которые играют по двадцать - двадцать пять спектаклей и делают это на высоком уровне, я чувствую себя дилетантом, первокурсником, и перед выходом на сцену думаю не о том, о чем бы мне, творцу, сегодня поговорить с публикой, а как мне дрожь унять, чувствую растренированность. За последние года полтора-два голова более-менее на место встала, я долго разгребал внутренние свои штуки, поэтому позволил себе такую роскошь, как сделать спектакль. Я суммарно проработал в гостеатрах всего года три-четыре: в Балтийском доме, ТЮЗе. Но был прекрасный период ON-театра, это была очень крутая площадка, с которой стартанули многие известные ребята. Уникальный период был в истории, мне кажется, даже страны. Второго такого места нет до сих пор, туда приходили чудаки, по-моему, даже без образования, и делали крутые вещи.
ON-театр, Этюд-театр и Организмы - это связанные структуры?
В 2005 Милена Авимская создала ON-театр, сначала у него не было своей площадки, она появилась спустя три года, в 2008. Милена сказала: "Ребята, если вы что-то хотите, делайте. Если это будет что-то классное, вы сможете играть и даже какие-то маленькие деньги за это получать". Это была грандиозная вещь. Саша Артёмов, Вова Антипов, Дима Волкострелов - все они сыграли в ON-театре одни из первых своих работ. Не то, чтобы Милена их взрастила, но это трамплин был для них. Понятно, что все делали что-то свое, но ON-театр оказался тем местом, где все эти спектакли показать можно было. Всегда ведь всё упирается в показы. Вот мы с тобой сейчас сидим и нарепетировать можем что угодно, но нужно пространство, где мы сядем сами, где посадим зрителей. Плюс Милена финансово всех поддерживала, привлекала журналистов, театроведов, критиков, создавала событие. Мы даже с Антиповым, Артёмовым, Денисом Шибаевым умудрились создать фестиваль плохого театра. На первом фестивале солировали мы с Антиповым, было восемь спектаклей и мы играли во всех. Этот небольшой крутой период упал на нашу молодость, академический театр с этим не сравнится, у нас была самобытная история про андеграунд. Оттуда и возникли и Этюд-театр, и Организмы, и БААТ. Они были уже, но ON-театр, как реагент, всё это дело подсветил. "Этюд-театр" закрылся, когда у них появилась Площадка 51. Мы строили её вместе, но потом все поругались.
Я слышала, что захват этой площадки произошёл.
Моя версия в том, что произошёл раскол внутри, некоторые лидеры не сошлись во мнениях и разошлись, а несчастная площадка осталась. Благо, были сделаны договорённости по поводу оплаты. При всем этом конфликте площадку удалось сохранить, она до сих пор существует.
Я выпал из тусовки как актер и мне кажется, что мы делали много всего, ходили друг к другу на спектакли, а сейчас ничего такого нет. Но при этом мне интересно что Павлович, Каганович ставят. Хоть ТНП Кагановича мне и не близок по эстетике, но то, что это крутой театр и что это настоящее искусство, невозможно не признать. Поэтому мне нравится.
Про "Организмы" расскажи.
К "Организмам" я не имею отношения, но со всеми ребятами работал. Я всегда говорю, что с Забегиным, Антиповым мы из одного садика, мы вместе ходили в театральную студию, все выросли на Юго-Западе, с Денисом мы учились параллельно, это мой главный режиссёр и друг, сотрудничать мы начали сразу после института.
Вернёмся к спектаклю "Гимпл-дурень". Я только от вас узнала про Исаака Зингера, прочитала рассказ. Почему выбрали этот материал?
Мы долго мучили Елизарова, ничего не получалось. Потом Денис сказал, что есть такой писатель Зингер, это было года два назад. Пару раз порепетировали и я загасился. Денис начал репетировать с Ульяной Фомичевой и Машей Кудрявцевой. Я в голове у себя по полочкам всё разложил и пришёл. Ты ведь читала рассказ - он маленький, на две странички, но в нём много мыслей, юмора.
Это история любви и история о человеке, который открыто смотрел на мир.
Да. Для этого персонажа важен голос, я его долго искал. Изначально я так говорил весь спектакль. Зрители сидели и думали, то ли на сцене идиоты, то ли это к ним относятся, как к идиотам. Наши знакомые признались, что тоже не понимали, что происходит. Режиссёрски мы с Денисом всё простроили, мы всё-таки что-то понимаем в этой профессии. Но, видимо, как актер я не очень хорошо это делаю. На показе, где ты была, я уже поменьше использовал этот голос. Мы думаем вообще убрать этот прием или оставить только в диалогах. Дело в том, что Гимпл - не умственно отсталый, не чудик, не юродивый. Он полноценный здоровый чувак, умеет зарабатывать деньги. Но всё же есть в нём что-то, из-за чего все его разыгрывают и позволяют себе неуважительно относиться. И Гимпл тоже это чувствует. Возможно, поэтому и прощает все издевки. Потому что слишком хорошо все понимает. Чтобы это передать, нам надо было придумать какой-то физический изъян, но который вызывает не сострадание, а смех.
Мир к нему жестоко относится. Когда человек добрый и всем верит, для него это плохо оборачивается.
Но он понимает, что его разыгрывают, обманывают и позволяет людям это. Такой подход напоминает христианскую или гуманистическую позицию. Поэтому мы и взяли этот материал - чтобы разобраться. Уникальная у Гимпла жизнь.
Но в финале он понимает, что прожил всю жизнь в обмане и уходит. Не может больше так жить.
Так у тебя финал прочитался? Мы не решали категорично, как заканчивается наша история, как для любого хорошего произведения. Когда читаешь рассказ, кажется, что Гимпл юродивый, блаженный, и в спектакле некоторые зрители так же считывают, что он то ли Сталкер, то ли князь Мышкин. Нет, ни фига.
Тяжело долго говорить таким голосом?
Я не испытываю никакого дискомфорта. Мы долго искали этот писк, он должен был быть какой-то очень правильный. Для этого мы нашли песню "Острова", она хорошо настраивает. Артисты ленивые, как и все люди вообще. Я испытываю невероятный стресс перед выходом на сцену, мне всегда хочется поспать, полежать, отдохнуть. Пока не зазвучит песня в начале спектакля, мне хочется уйти, я думаю, зачем я всем этим занимаюсь.
Борис Павлович перед спектаклем "Конец света, моя любовь" сказал: "Это театр, здесь должно быть тяжело". Душно, окна мы не открываем, зритель долго по лестнице поднимается, ждать его не будем, закрываем дверь. Терпите.
Я к нему хочу сходить на "Ловлю форели". Мне очень интересно, что делает Павлович. Он настоящий "путешественник - театра".
Тоже ещё не была. Я про театр БААТ не слышала лет шесть, до того момента, как Денис меня пригласил на "Гимпл-дурень".
Денис уезжал на другую работу, у меня был период вопросов к себе, поэтому ничего не рождалось. Вообще БААТ родился в 2009, чуть ли не на первой лаборатории ON-театра, по Чехову. Мы сделали наш первый спектакль "Палата номер жесть". Я тогда учился в школе-студии МХАТ вместе с Антоном Шагиным, Екатериной Вилковой, Максимом Матвеевым, с Антохой мы вообще друзья большие. Виктор Рыжаков в БТК курировал какие-то читки, он пригласил ещё одного моего однокурсника, сейчас главного режиссёра Театра на Покровке Михаила Милькиса, и меня. Я пришёл после какой-то весёлой ночи, у меня была роль наркомана, я залихватски её прочитал. Хотелось поскорее всё закончить и сбегать в магазин. Рыжаков сказал: "Андрей, молодец". На эти читки пришёл Денис и предложил поучаствовать в лаборатории. Тогда лаборатории, читки - всё было ново, интересно, только начиналось. Плюс все были молодые. Мы за неделю, очень лихо сделали "Палату номер жесть" и играли лет пять-шесть. Денис, я и Даша Степанова придумали "БААТ": большой академический алкоголический театр. Алкоголический - потому что театр с градусом, академический - потому что мы все из академических стен вышли. Апогеем нашего театра стал спектакль "Смерть Ильи Ильича" с Альбертом Макаровым.
Я его видела на фестивале во Пскове, в спектакле "Вертинский". Крутой артист и поёт хорошо.
Да он вообще гений. Мы спектакль сыграли раза четыре и всё. Мы премьеры тогда выпускали одну за другой и не играли, потому что было лень, мы были жадные до чего-то нового, хотелось ещё и ещё. Я, наверное, кокетничаю, когда говорю, что у меня мало было спектаклей. Нормально мы поиграли, делали что хотели, в том формате, который нам нравится. В академических театрах кроме зайцев и нищих я особо ничего не играл. В ТЮЗе был неплохой период, когда только пришёл Шапиро. Он хотел освежить труппу и мой преподаватель, Дьяченко Валерий Анатольевич, народный артист России, у меня спросил: "Хочешь попробовать?". Я пришёл, Шапиро мне говорит: "Ты что, мне стихи читать будешь? Иди играй". Владимир Золотарь восстанавливал тогда свой спектакль "Великодушный рогоносец", я в него лихо ввёлся. Первые полтора-два года у меня были очень хорошие, меня ввели только в один спектакль помимо "Рогоносца" - это "Начало", я с ним объехал пол-Европы, он до сих пор идёт. Остальные роли у меня были в премьерах, где-то семь или восемь премьер я выпустил. Через полтора года бухгалтерия узнала, что я, играя на контракте пять-шесть спектаклей в месяц, получаю больше артистов из труппы. Меня хотели взять в штат, я отказался и меня потихоньку слили.
Ты же в КТМ ещё играл?
Ну это совсем полгода. Меня в Школу-студию МХАТ взяли на курс Золотовицкого и Земцова, а в Питере - Шведерский, я поехал в Москву, отучился год и меня выгнали за прогулы.
Плохо себя вёл?
Да, оказалось, что я нерадивый студент. Мы каждую неделю писали впечатления и сдавали. Миша Милькис, когда они уже закончили Школу-студию МХАТ, а я СПбГАТИ (нынешний РГИСИ) закончил, выцыганил эти записки у педагогов и подарил мне на 24-летие. Я спустя пять лет их прочитал, а там на каждом листе мольба "Отпустите меня в Петербург, мне здесь так плохо, я хочу домой". Я тогда захандрил, у меня перестало всё получаться. Педагоги сделали логическую вещь, отпустили ребёнка домой. Шведерский сказал: "Ах ты, предатель. Ну ладно, идём ко мне". И взял меня сразу на второй курс. Ну я и тут умудрился поругаться с мастером, стариком 84-летним, за то, что он мне главные роли не давал. И я ушёл после четвёртого курса. Год проболтался, работал продавцом, полгода играл в Малыщицкого, а потом в Балтдоме начались всякие революции и я попал туда. Удачно попал, там тогда была коллаборация с итальянским театром, я благодаря этому увидел Италию, поработал с итальянскими артистами. Я смог переключиться, понять, что жизнь гораздо интереснее театра, а театр - всего лишь работа. Мы однажды репетировали, репетиция не получилась, я грустный сижу. Нас учили, что русский артист должен быть постоянно в профессии. Мне было двадцать три, а коллегам по тридцать. Они сидят и ржут. Режиссер, Рикардо, мне объяснил, что это надо мной. Я: "Почему?". "Они считают, что ты ведёшь себя как дурачок. Почему ты грустный?". Я: "Репетиция плохая была, у меня ничего не получилось". Рикардо мне: "Ну и что? Мы сейчас отдыхаем, едим пиццу, пьём вино, почему мы должны грустить? Завтра ты придёшь и исправишь ошибки. Но не сейчас". Меня это очень переформатировало. Энерция советского театра, что артист должен быть голодным - это всё херня. Нужно не только на бутерброд с колбасой заработать, но ещё и что-то на него намазать.
Перейдём к "Смерти Тарелкина". У меня с этим спектаклем случилась загадочная история: я его видела в 17 году и совершено не запомнила. Но в 23 по мне этот спектакль больно ударил, он сильно попадает в современность. Как ты считаешь, изменился ли он с премьеры в 2016? Актёры ведь приходили, уходили.
Тарелкина мы изначально играли в дубле с Олегом Сенченко, пару спектаклей ещё Женя Серзин играл. В последнее время только я играю, потому что Олег где только не работает. Я всегда перед спектаклем смотрю в зал, примерно запоминаю, сколько там людей - перед началом второго действия всегда интересно, много ли зрителей не выдержало. Это очень классная Сенина придумка: два действия - два разных жанра.
Я считаю, нужно прочитать первоисточник сначала, иначе ты не будешь готов к тому, что первое и второе действие - два разных спектакля. При мне люди уходили именно во втором, потому что не были готовы увидеть жёсткие вещи, окунуться в реальность - здесь больно бывает зачастую.
Видишь, а мне кажется, второе действие людям больше заходит, оно понятно и узнаваемо, и уже от твоей эмпатии зависит, будешь ли ты в это погружаться. Сейчас в мире происходят события, о которых люди не хотят думать, потому что им страшно. И от этого страха они в происходящее погружаются ещё больше. Первое действие, балаган, хорошо идёт, когда мы его играем быстро, как в немецком театре. Артист ведь всегда любит одеяло на себя потянуть, каждый говорит: "Сейчас я всем покажу". Чем меньше этого и чем больше технических вещей, тем спектакль лучше. Он застроен так, что не должно быть никакого проживания, Станиславского с Мейерхольдом, должна быть немецкая машина, техника, словоговорение, действие. Тогда всё работает, и юмор в том числе. На второе действие люди приходят как в театр, театральный голос про телефоны звучит, а мы им будем рассказывать про бутылки в жопу. Если все правила соблюдены, уравнение будет работать. "Тарелкин", как и любой хороший спектакль, сейчас совсем по-другому живёт. Время - лакмусовая бумажка, чем оно жёстче, там сильнее проявляет качество спектакля. Так же, как и человек проявляется, раскрывается полностью в экстремальных обстоятельствах. Если спектакль хороший и что-то правильное в нем найдено, он будет работать в любое время. Поэтому я полностью с тобой согласен, что спектакль сейчас задышал, к сожалению. Если бы можно было, я бы все свои роли отдал, чтобы мир стал лучше, но так нельзя.
Как ты сам к Тарелкину относишься? Он у меня во втором действии вызывал сочувствие, я не могла иначе.
Ты читала, конечно, и знаешь, что в "Смерти Тарелкина" нет положительных персонажей, это борьба зла со злом, одна гадюка сжирает другую, что в принципе и хорошо. В спектакле проблема с финалом, мы долго его искали. Все уходят и Тарелкин остаётся один. Что зритель должен к нему чувствовать?
Он дальше будет заниматься тёмными делами, ситуация его ничему не научила.
По предлагаемым обстоятельствам я могу сделать так, что Тарелкину будут сочувствовать, но он ни фига не заслуживает сочувствия.
Никто не должен насилию подвергаться.
Это другой момент, да. Поэтому мы сделали такой финал: "Ну что, ребята. Сейчас мы отсюда выберемся". Продолжение следует, to be continued, и это очень правильно. Наша история - не про плохих и хороших, а про плохих и очень плохих.
Мне понравилась "Смерть Тарелкина" во Псковском театре. Там актёры снимают происходящее в реальном времени и все транслируется на экран. И в какой-то момент камера поворачивается зал, и зрители видят самих себя. Им от этого некомфортно, потому что "Смерть Тарелкина" - портрет общества, и неприятно осознавать, что это и про нас тоже. Интересно ещё, что у Сени в спектакле Тарелкин обаятельный, а во Пскове - абсолютно омерзительный.
А в Балтдоме не видела?
В Балтдоме уже нет "Тарелкина", скоро будет премьера в Малом театре кукол. Всех эта тема сейчас интересует.
Всех захватывает ещё и судьба Сухово-Кобылина.
У тебя мало сейчас спектаклей.
Да, только "Гимпл" и "Смерть Тарелкина". Я хочу восстановить спектакль "Дневник онаниста", мы его тормознули, потому что Даша Степанова уехала. Я буду искать другую артистку, не просто красавицу, но и с холодным немецким благородством. Наша Даша наполовину немка. Это чисто наши режиссёрские заморочки по поводу амплуа и типажа. Я сейчас в поисках. Не то, чтобы хожу по театрам и листаю каталоги. Но присматриваюсь, есть уже намётки, главное, чтобы меня с моими намерениями не послали. Читала "Николая Николаевича" Юза Алешковского?
Нет.
Я тебе очень советую. Это 15-20 страниц очень смешного текста. Кстати, одно из любимых произведений Бродского. Они с Алешковским в эмиграции дружили. Мы спектакль выпустили в 2012, играли его очень долго, потом пришлось снять, но на самом деле его можно играть и играть. Надеюсь, если не к Новому году, то в этом сезоне восстановим. По своему стилю этот спектакль - как "Гимпл", такой же градус, наигрыш, гротеск. Хороший, любимый мой спектакль.
У вас ведь ещё был хит "Мне моё солнышко больше не светит". Почему вы его не играете?
Это как раз Лёша Забегин, театр "Организмы". Лёша уехал, Аня Литомина уехала, Фрол Фролов тоже уехал в Москву, но сейчас вернулся. Лёша - режиссёр и исполнитель одной из главных ролей, так что просто некому играть. Спектакль был классный, Володя Антипов текст очень крутой написал. Каждый монолог - ода.
Как вы собираетесь развивать Площадку 51?
Про политику развития лучше у Володи Антипова спросить, он художественный руководитель, всем заправляет. Я считаю, что нужно окружить себя профессионалами. Если бы я за это отвечал, то начал бы подбирать команду. Денег сейчас на Площадке не заработаешь, нужны энтузиасты. Это не Володькино занятие, он всё-таки актёр, режиссёр и драматург, но околотеатральные вещи осваивает, что может - делает. Если бы нашёлся отдельный человек, который занимался бы административными штуками, было бы лучше. Площадка в центре города - это золото, нужен грамотный чувак, который знает, как с этим золотом обращаться. Если помнишь, у нас перед спектаклем даже администратор зрителей не встречал, мы просто бумажку написали. Но в этом тоже БААТ. Сами заходите, сами оставляйте в банке сколько считаете нужным. Я ещё с "Дневника онаниста" заметил, что к нам не просто наши друзья ходят, а ещё и зрители со стороны. Казалось бы, кто может знать Юза Алешковского? А приходили и 50-летние, и 60-летние. Когда в Москве на гастролях были, к нам интеллигентный зал пришёл: доктора, юристы. Это были состоявшиеся в профессии и жизни люди, которые читали Бродского, Солженицина, Алешковского, а мы с ними со сцены говорили обсценной лексикой. К нам всегда приходит зритель, для которого хочется играть. Наш первый "Гимпл" был проверочный, для своих. Кстати, я понял, что никогда больше не буду играть для своих. Потому что они меня слишком хорошо знают и говорят: "Ты же не такой, ты же другой". Кажется, что свои тебя поддерживают, но они наоборот разоблачают.
То есть на "Гимпле" не только ваши друзья сидели?
Нет, я вообще всегда мало приглашаю. Мои родители меня пару раз на сцене видели, я вырос в абсолютно нетеатральной семье. Они меня всегда поддерживают, но спокойно к этому относятся, ещё с детства: мальчик не в подъезде сидит и ладно. Зал у нас маленький, тридцать человек и больше половины зрителей идут на название. Мы даже перед премьерой в Синагогу ходили. А туда просто так не попасть, нужно записываться на экскурсию платную и нормальных денег стоит сходить. Но мы сказали, что мы артисты, ставим по Зингеру. Этот писатель - их гордость, и они нас просто так пустили. Ходят к нам зрители, для меня это очень лестно. Но мы, конечно, ленимся, нужно больше рекламировать спектакль. Может, ты что-то подскажешь?
Инстаграм никто из вас не ведёт. Инстаграм нужен, телеграм, в Drama bar можно афишу повесить. В Drama bar был?
Я заходил, когда было открытие. Помнишь, там была толпа? Я помахал всем и ушёл.
Они открыли сезон читок, моноспектаклей. Там можно теперь не только пьянствовать.
Нужная вещь и здорово, что это сделали такие значимые в театральном мире, культуре Петербурга люди, как Дель, Анисимов. Туда все придут к парням, но при этом что-то будет происходить. Я за такие идеи. Проходя мимо Моховой, замечаю, что сейчас студенты, когда заканчиваются занятия, садятся в такси, встают на самокаты и разьезжаются по домам. Я не понимаю, как так. Когда мы учились, мы после пар бежали через дорогу в магазин, потом дворами к Инженерному замку, всю ночь о чем-то болтали, что-то придумывали, выпивали, а утром шли учиться. А сейчас те, кто так живут и учатся, как мы, по классике, считаются маргиналами. Я, конечно, романтизирую свое прошлое, как и любой человек. Мифотворцы мы все.
Беседовала Алла Игнатенко
Фото Дениса Запольского, Наташи Шеба