Мюзикл «Великий Гэтсби» в преддверии юбилея глазами артистов

18 октября исполнится пять лет мюзиклу «Великий Гэтсби», неизменно идущему с аншлагами все эти годы на сцене музыкального театра им. Ф.И. Шаляпина. Пять лет назад спектакль стал буквально глотком свежего воздуха для нашего города: яркий, музыкальный, искрометный и при этом – невероятно романтичный. В преддверии юбилея мы встретились с исполнителями главных ролей Джея Гэтсби и Дейзи Бьюкенен – Сергеем Коровиным и Марией Елизаровой – и поговорили о спектакле. Встреча, намечавшаяся как интервью, вылилась в уютную непринужденную беседу за чашкой чая, в ходе которой артисты не только поразмышляли над особенностями игры своих героев и тем, чему их научили их персонажи и чему артисты могли бы научить их, но и все вместе мы обсудили мотивы поступков героев «Великого Гэтсби».

Сергей Коровин (роль - Джей Гэтсби)

Сергей, что для Вас оказалось самым сложным и самым легким при работе над Вашим персонажем - Гэтсби?

Сергей Коровин: Самым сложным оказалось представить из себя миллионера со всеми вытекающими отсюда последствиями: особые манеры, повадки, стиль общения, манера держать себя. Над этим долго работали: у стеночки стоял, как сейчас помню. А самым легким – петь, мне очень нравится музыка в «Великом Гэтсби».

А гангстера Вам несложно было показать? Миллионер сложнее дался?

С.К.: Гангстеры, наверное, как-то ближе, может быть, потому, что клише. Тем более гангстера, как такового, мало, в основном, это миллионер, это влюбленный в свою мечту человек, а гангстер в проброс идет, это такой бэкграунд, который никогда не показывается, но имеется в виду. Хотя в бэкграунде же не только гангстер. Там и герой войны на секунду. А кто убивал однажды, может… .

Мария Елизарова: Все мальчишки всегда мечтают о бандитах, они играют, например, в «Казаки-разбойники».

Что Вам помогает не уставать от Вашего персонажа?

С.К.: Партнеры. Партнеры, музыка, сама история – она вечная. Как говорит Фицджеральд устами Ника – это история безграничной надежды. А раз границ нет в пространстве, может, их нет и во времени.

Сам мой герой. Джей – персонаж настолько глубокий, что, мне кажется, мы до сих пор находим какие-то новые нотки. Даже сейчас с Вами сидим, разговариваем и вспомнили о герое войны. Никто ни слова об этом, по большому счету, не упоминает в спектакле, только вскользь. А я понимаю, что героя-то я ни разу и не сыграл (улыбается).

Один из режиссеров как-то сказал, что, приходя порою на свой спектакль спустя пару лет, понимает, что искры-то в постановке уже нет.

М.Е.: С ним можно поспорить. Если проект сделан хорошо и там работают хорошие артисты, невозможно не играть и не работать с любовью. Посмотрите на драматические театры, которые играют в своем репертуаре одним составом. Там 15, 20 лет идут спектакли и люди приходят и неизменно отмечают, что история живет.  Можно говорить о том, что это другой спектакль, когда уходит премьерный нерв, но у спектакля появляется «мясо», он обрастает новыми нюансами, деталями. Очень многие режиссеры после спектакля говорят, что спектакли начинают жить своей жизнью,  и это самое лучшее, это значит, что режиссер сделал свою работу очень хорошо, значит, он дал такой задел для артистов, что те продолжают прорабатывать своих персонажей, все время находят какие-то новые нюансы, оттенки в рамках той команды, которую он задал.

С.К.: Наталья Валерьевна Индейкина, режиссер-постановщик «Великого Гэтсби», очень любит повторять, что режиссерский спектакль живет до премьеры. Дальше актеры начинают творить свое.

М.Е.: А мы в любом случае, так или иначе, добавляем какие-то новые нюансы. Хорошо, когда они ложатся в ту канву, которую задумывал режиссер. В данном случае нам помогает зоркий глаз и контроль режиссера-постановщика.

С.К.: И это очень приятно, что Наталья Валерьевна действительно следит за чистотой исполнения, такое нечасто встречаешь. «Портрет Дориана Грея», «Великий Гэтсби», «Донна Флор и два ее мужа» - она регулярно на всех прогонах, ее звонкий голос заставляет нас искрить.

А «Великий Гэтсби» начал жить своей жизнью?

 С.К.: Он «мясом» обрастает, он начинает раскрываться, как хорошее вино.

М.Е.: Он раскрывается по-другому. В любом случае, у нас в спектакле по стечению разных обстоятельств есть вводы, и это добавляет жизни: все начинают по-новому играть, потому что приходит новый человек, который по-новому трактует, к нему нужно по-другому пристраиваться. И, соответственно, из-за этого чуть-чуть меняется ощущение. И зрители ходят на новые составы с интересом, хотят посмотреть: «Ой, а как это будет в этот раз? А как этот человек сыграет такого персонажа?». И мы показываем новую работу. Поэтому, да, спектакль живет своей жизнью, и слава Богу.

Возвращаясь к теме Джея Гэтсби. Чему научил Вас Ваш герой?

С.К.: Никогда не сдавайся, иди до конца. Верь в мечту, даже если она иллюзорная, не стремись к тому, чтобы она сбылась. Следи за спиной: возможно, в конце прозвучит семь выстрелов. Чему он еще научил? Мечтать. Наверное, это самый полный ответ – короткое слово «мечтать». Надеяться и верить.

Какой совет Вы бы дали Джею?

С.К.: Беги. Следи за спиной, как я уже сказал. Прозреть, в определенный момент прозреть.

Но он же прозревает.

С.К.: А этого мы не знаем.

М.Е.: Финал открытый, на самом деле не очень понятно, снял он розовые очки или нет.

Для меня стало понятно, что он прозрел и снял очки, когда он говорит о том, что зеленый огонек оказался старым ржавым фонарем.

М.Е.: Ну, а когда он ждет телефонного звонка Дейзи? Нет, он, может быть, сказал эту вещь, но не осознал еще до конца.

С.К.: Он еще в процессе.

М.Е.: Как вы думаете, почему он умирает? Почему автор его убивает?

Наверное, чтобы он совсем не разочаровался.

М.Е.: Потому что для него снять розовые очки равноценно смерти. Он всю жизнь шел к этому огоньку, и в тот момент, когда у него закрадываются первые сомнения, что он шел не к тому, не туда, что этот огонек – это совсем не то, эта дорожка уже, в принципе, к могильной плите.

С.К.: Когда мы с Натальей Валерьевной перед премьерой, в 10-х числах октября 2018 года, обсуждали спектакль, она задала мне вопрос: «Слушай, а вот если бы вот этот товарищ, Джордж, не пришел с пистолетом? Вот если бы он не пришел? Ты же понимаешь, что Дейзи не позвонила бы? Что было бы дальше?

Находил бы дальше оправдания.

С.К.: Невозможно. Она уехала, сбежала с мужем – это известно из контекста. Дейзи уехала, он остался. Мечта рухнула.

М.Е.: Вероятно, он сошел бы с ума.

С.К.: Нет, ну как? Мне очень понравилась версия Натальи Валерьевны: «Мне кажется, он бы начал искать смерть». И вот здесь возвращается его бэкграунд: человек – изначально бандит, соответственно, руки по локоть в крови. Наталья Валерьевна сказала: «Он бы шел ва-банк. Ему все эти дворцы, автомобили дорогущие, все остальное – не нужны, это всего лишь средство для достижения цели, коей является Дейзи».

М.Е.: А я, кстати, не соглашусь. Мне кажется, что эти руки по локоть в крови у него случились только после того, как он понял, что только такой ценой он может быстро получить желаемое. Мне кажется, что он не стал бы искать смерти, он бы просто так и остался и сидел у этого бассейна второй, третий день, и его бы нашли мертвым в этой позе ожидания. Мне кажется, что, скорее всего, у него просто остановилось бы сердце, потому что смысла жить дальше у него не было. У него рухнуло все.

С.К.: Он бы не смирился с этим. Та рухнувшая надежда, которая вела его всю историю – это как табуретка из-под ног: все, жизнь закончена. И даже если бы слуги нашлись, тот же Ник бы приходил канючил, он бы все равно отошел от всего мира, поехал бы на очередную разборку, дележку.

М.Е.: Мне кажется, что если бы он осознал, что выбрали не его, а он это принимать не хотел до конца, то ему это все было бы уже не важно – ни дележка, ни разборка.. Поэтому автор ему не оставил ему никакого шанса.

С.К.: Видите, сколько финалов? Но, по-моему, у него идеальный конец.

Скажите, Сергей, был ли в Вашей жизни зеленый огонек?

С.К.: Когда-то, когда мы работали над спектаклем, Наталья Валерьевна просила меня найти, вспомнить этот зеленый огонек. Я тогда отшутился, что (пусть это не воспримется как реклама) в жизни только два зеленых огонька – значки Сбербанка и аптеки. Дай Бог, чтобы ни на первом, ни на втором жизнь не замыкалась.

Я все-таки хочу, чтобы у меня жизнь прошла не зелеными огоньками. По меньшей мере, если уж заниматься поиском, то не на горизонте что-то искать, а поднять глаза к небу, там огоньков больше – звезды, они вечны.

Мария Елизарова (роль - Дейзи Бьюкенен)

 

Мария, что для Вас оказалось самым сложным и самым легким при работе над Вашей героиней – Дейзи?

М.Е.: По задаче режиссера, Дейзи – это экзальтированная дама, максимально нервозная, что мне, в общем-то, не свойственно, я абсолютно другой человек. И это, пожалуй, было самое сложное – найти, нащупать этот ее характер. Вроде бы удалось, поэтому сейчас уже проще становится воплощать эту героиню.

А самое-самое легкое… Я – Близнец, у меня двойственность по жизни, поэтому мне, как женщине, в общем-то, было легко метаться между двумя мужчинами: я понимала ее суть, почему ее тянет к одному или почему ее тянет к другому, что она искала и чего ей недоставало в одном и другом.

С.К.: А если экзальтированность – это ширма? Я думаю, мой герой, Джей Гэтсби, изначально вряд ли бы влюбился в просто экзальтированную даму.

М.Е.: Нет-нет, дело не в этом. Дело в том, что изначально мы видим Дейзи в ее уже сложившемся после разрыва с Джеем виде. Что с ней произошло – остается за кадром. Естественно, она существует в какой-то масочной манере. Все мы, в принципе, носим маски, все наши жизненные перипетии откладываются на бронещите, который мы выставляем между собой и реальной жизнью. У нее он вот такой получился: она – кукольно-ломкая, очень неестественно нервозная. Этой ширмой она отгораживается от каких-то вещей: чего-то она не хочет видеть, замечать, слышать, для чего-то ей это нужно. Для чего – пусть зритель придет, увидит, почерпнет.

А что касается того, как она раскрывается, когда в ее жизни снова появляется триггер, который ее вбрасывает обратно в ту, какой она была до переломного момента... Проблема в том, что мы ведь часто думаем о том, как сложилась бы наша жизнь, если бы на каком-то жизненном этапе мы поступили по-другому. Но, к сожалению, это все нежизнеспособные теории, потому что невозможно предугадать, как бы мы поступили, как бы сложилась наша жизнь. В каждом переходном моменте есть свои минусы, свои плюсы. Вероятно, Дейзи была бы другой. Была бы она счастливее? Не факт. Была бы у них какая-то совместная история дальше, если бы она не вышла замуж за Тома и дождалась Джея? Не факт, абсолютно. Этого не знает никто. Та история хороша именно тем, что она была стремительна и конечна в тот момент, потому что ровно так в ее жизни было нужно, и по-другому просто не могло случиться.

С.К.: Для меня, на самом деле, очень показательна в ее характеристике ее первая реакция, когда она встречает дальнего родственника, двоюродного брата, Ника, которого не видела очень много времени: едва увидев его, хоть какую-то родную душу, она начинает ему исповедоваться, может быть, оттуда, из-за ширмы.

М.Е.: Она ему рассказывает, но рассказывает не совсем то, что есть на самом деле. Ей нравится быть жертвой в этих отношениях, скажем так. Это ее позиция, которую она не меняет, она в ней уже комфортно себя чувствует.

С.К.: Поэтому на предложение Ника «Давай уедем»...   

М.Е.: Нет, она не уедет, никуда она не уедет. Другой вопрос, что, может быть, в этом болотце уже все немножко наскучило, и Джей своим появлением ее немножко тормошит и это выливается в новую историю.

Но, кстати, вопрос, пожалуй, для меня до сих пор нерешенный – любит ли она Джея до сих пор на самом деле? Безусловно, она любила его когда-то, у нее был роман и ей нравилась их история. Но любит ли она его сейчас? Я, играя Дейзи столько лет, так и не смогла до сих пор на него ответить, наверное, по одной простой причине: я до сих пор не могу для себя решить – она его использует? Каждый спектакль, кстати говоря, у меня чуть-чуть по-разному. Сегодня идет, что она его использует для того, чтобы оживить отношения с Томом, а когда-то прям любит. И я не могу сказать в начале спектакля, как я буду играть, потому что для меня это зависит от того, как будет играть Том и как будет играть Джей, они все время играют немножко по-разному, потому что каждый приходит со своим новым переносом, ощущением. И это в рамках спектакля нигде не противоречит финалу. Поэтому и не скучно, потому что у нас все время немножко по-разному.  

С.К.: А никто не задумывался: Джей-то ее любит?

М.Е.: Это туда же относящийся вопрос. Почему, например, я говорю, что не знаю, как буду вести к финалу? Это зависит от того, как играет Джей, потому что в какой-то момент я вижу, что он самоутверждается за мой счет. И тогда вопрос: как я реагирую сейчас, если я сейчас вижу, что он за счет меня самоутверждается?

С.К.: Это все укладывается внутри американской модели, американской ментальности. Вот он – инвестор: он вложился, он планирует получить дивиденд. Дивиденд он не получает. Кризисный момент. То, что он надеется, что он все-таки это получит, не противоречит финалу, потому что он верит в то, что ему это нужно.

Чему Вас научила Ваша Дейзи?

М.Е.: Как женщине, наверное, делать правильный выбор. Хотя, по факту, это невозможно для женщины: мы неизменно будем ошибаться. Но нужно более тщательно, что ли, подходить к моменту принятия решения, потому что здесь очень много подводных камней, здесь очень много вытекающих обстоятельств, отягчающих выбор. Ты должен понимать, что несешь ответственность за свой выбор, потому что это человеческие жизни – и твоя жизнь, и жизни людей, которые от тебя зависят. Тому, что нельзя свои женские чары пускать в ход направо и налево, это чревато и приводит к глобальным изменениям, к катастрофам. То есть, мы несем ответственность за каждый свой сделанный выбор, за каждый шаг.

А какой Вы совет дали бы Дейзи?

 С.К.: Беги (смеется).

М.Е.: Прозвучит, может быть, феминистически, но я бы ей посоветовала выбирать себя и выбирать свой комфорт, потому что строить, пытаться пристроиться при ком-то, не быть самостоятельной единицей – не лучший путь. Я не говорю сейчас о том, что общество довлеет и дает определенные установки, но я бы посоветовала ей все-таки сохранить себя и свою чистоту, независимость от общества, от партнера, с которым она связывает свою жизнь. Следует действительно попытаться разобраться, чего хочет именно она, что ей нужно для того, чтобы ей было комфортно.

А ей не было комфортно с Томом? Деньги есть…

С.К.: Нельзя выпускать личность Тома из поля зрения: на самом деле, брак в данном случае – есть соединение капиталов, не более.

М.Е.: Если мы вспомним историю, то это эпоха войны: было очень много разорившихся лордов, которые не смогли сохранить свои земли, и было очень много богатых американок, за которых давали хорошее приданное. Для чего заключались подобные браки? Он сохранял свой капитал, землю и продавал, по сути, свое имя, положение, а бизнесмены, которые быстро сколачивали капитал в Америке, но не относились к, условно, дворянству, продавали своих дочек, потому что это статус, родовой титул, они и их дети, соответственно, оказывались в высшем обществе.

С.К.: Вот она, американская модель. То, о чем говорит Том во время драки в «Плазе»: «Нам это все принадлежит по праву, а ты – нищий, даже если у тебя есть миллионы». Вот они, купцы. Я, Том, Дейзи в этот круг ввел, а ты, Гэтсби, в наш круг не войдешь даже если кучу всего заработаешь, и, если заберешь ее у меня, то заберешь у нее имя.

М.Е.: Но ведь и Тому она нужна. Это действительно коммерческий союз. Вы знаете, многие психологи говорят, что брак по расчету – самый крепкий брак, особенно в зрелом возрасте. Да, у нас есть эндорфины, которые хорошо работают по молодости, но очень плохо работает в старости. Мы – существа социальные, мы привыкаем к партнеру, знаем его плюсы и минусы, начинаем ему доверять. И женщина же влюбляется в мужчину по поступкам. Я думаю, что у Тома и Дейзи есть любовь, она просто другого рода. Но это не совсем здоровые отношения, однозначно.

С.К.: Опять же, в английском языке «marriage» – слово многогранное, имеющее очень много значений, и одно из них переводится на русский язык как «слияние». То есть, по-нашему – брак, а в коммерческом плане – слияние, как компании.

М.Е.: Можно трактовать и так, и иначе. Для женского уха приятнее слияние в единое целое…

С.К.: При всем этом слиянии, благолепии и благополучии, честном добром имени, огромном капитале, при такой Дейзи, зачем Тому Миртл?

М.Е.: Иногда хочется встряски, чтобы сравнить. Когда в жизни все хорошо, тебе вообще не нужно напрягаться, не нужно ничего преодолевать, тебе становится скучно жить и ты начинаешь с жиру беситься, так как не хватает острых ощущений. И, мне кажется, Тому все это рано или поздно приедается. И это тоже американская терминология – попробуйте что-нибудь новенькое. При этом не факт, что это будет счастливая жизнь, все-таки свое родное – оно ближе и лучше.

С.К.: У них чуть-чуть мораль другая. В этом слое общества они считают, что им все можно, даже если общество их осуждает с точки зрения общепринятой морали.

М.Е.: Каждый человек в определенных рамках думает, что ему что-то более позволительно, чем другим. И это, в общем-то, наверное, нормально для современного человека. Другой вопрос, что, может быть, это неправильно.

С.К.: Раньше это все регулировалось даже если не законами, то законом Божьим, вот они, 10 заповедей, люди Бога боялись, а сейчас...

Был ли в Вашей жизни зеленый огонек?

В моей жизни был огонек, и не один, и я рада, что это было, и что в какой-то момент я, в отличие от Джея, или сама сумела снять розовые очки, или с меня их насильственно срывали. Я, понятное дело, как все женщины, страдала, но это сделало меня сильнее, и я благодарна за те чувства, которые у меня были. Понимаете, жизнь – она же не все время медовая ложка, все равно что-то где-то хлебнешь, и это тебя учит по-другому ценить жизнь, потому что, если бы люди не умирали, ты бы не ценил жизнь, которая у тебя есть, если бы не было каких-то внезапных историй, ты бы не ценил каждый момент, который у тебя есть. Меня жизнь учила именно на таких примерах, на зеленых огоньках.

И напоследок, общий вопрос. На ваш взгляд, «Великий Гэтсби» – это…

С.К.: Это спектакль о надежде, о мечте, о невозможности.

М.Е.: Для меня лично это история про то, как отличаются наша реальность и наше восприятие. На какие ухищрения, на какие обманки мы сами для себя идем. Мы часто с головой кидаемся в иллюзорность, абсолютно отрекаясь от действительности, не замечая каких-то вещей. Когда же мы сталкиваемся с реальностью, происходит крушение надежд, вообще мира, и только сила характера, волевые усилия, душевные качества и выносливость помогают или не помогают нам это преодолеть и заново все выстроить. И это, кстати говоря, основная тема, мне кажется, всей мировой литературы. В какой-то момент, конечно, всем хочется сказки, убегать от реальности мы все мастаки, и каждый использует свои технологии для того, чтобы спрятаться в безопасное место.

С.К.: В кокон свой закрыться.

М.Е.: Но проблема в том, что это невозможно. Мы все так социализированы, все так или иначе зависим друг от друга, что этот кокон рано или поздно перестает работать.

С.К.: А еще, это спектакль об эпохе, ее ценностях и верности идеалам. И, перебрасывая мостик к социализации, наверное, он о тщетности американской мечты, к которой стремятся герои, об этом и сам Фицджеральд писал. Не в деньгах счастье. Можно окружить себя чем угодно – дворцами, автомобилями, и не познать той настоящей любви, к которой всю жизнь шел. Андрей Карх если бы здесь сидел, обязательно бы, вслед за своим героем (Ник – прим. авт.) сказал, что «Великий Гэтсби» - о паразитах.

М.Е.: На самом деле, человеку для счастья нужно немного, об этом говорят очень многие ученые. Но проблема в том, что не каждый понимает, что ему нужно. А американская мечта – это, по сути, потребительская история, то есть, паразитирование на том, что тебе все нужно, ты потребляешь, потребляешь, но ничего не даешь. А здоровые отношения – это когда ты берешь и даешь, то есть, находишься в балансе.

С.К.: Давайте Асадова вспомним: любить – это прежде всего отдавать, говорил он. А здесь столкновение с американской мечтой – потребительской по своей сути.

М.Е.: Да, и все искания русской литературы о том, что нужно для счастья, когда человек счастлив на самом деле, как ему добиться этого счастья? Это великий вопрос, к ответу на который, наверное, никто не пришел.

С.К.: Вот, кстати, к вопросу о сложности работы над образом. Человеку с русской душой очень тяжело понять эту американскую ментальность.

М.Е.: У них праздность существования: ты все берешь, ты праздно существуешь. У тебя все время эти «Сейчас в «Плазу» поедем», это не дает развития твоей душе и не дает удовлетворения тебе. У нас головы сегодня работают не с целью обеспечить себя для выживания, а с целью придумать огромное количество приспособлений, которые вводят нас в абсолютно комфортное и, в общем-то, праздное существование. Мы не утруждаем себя ничем. Эта американская мечта подсадила всех на то, что у тебя все есть, ничего не надо. Это прогресс, с одной стороны, но мы же при этом деградируем с точки зрения ответственности. У нас уже институт семьи насколько нарушен. И это, кстати, тоже западное влияние. Помните пирамиду потребностей (Маслоу – прим. авт.)? Очень многие люди довольствуются своими низменными потребностями – находятся на первом уровне этой пирамиды: поесть, попить. Когда это заканчивается, нужно что-то дальше делать.

С.К.: Более того, если уж так в социальном плане брать, у нас современный мир, так или иначе, подчинен этой американской мечте, нас загоняют на этот первый физиологический уровень. Вот, наверное, и об этом мы тоже говорим в своем спектакле.

М.Е.: Да, голос, в котором звенят деньги, это уже характеристика эпохи, это уже характеристика отношения человека к человеку.

При этом у Джея была серьезная психологическая эволюция: для того, чтобы добиться чего-то, ему приходилось придумывать методы, как добиться этого. И он, естественно, пошел по криминальной дороге, потому что на тот момент, в том обществе она была самая быстрая.

С.К.: Опять же, что такое криминал? Я сейчас скажу коротко и ясно, как юрист: это нарушение общепринятых норм, закрепленных в законах. Есть такая детская игра казаки-разбойники. По сути, это одно и то же. Казак – это тот же разбойник, просто он служит царю, а разбойник нет, он нарушает законы царя. Но в любой момент эти две социальные группы могут поменяться местами, как только примутся другие законы или поменяется царь.

Поэтому, актуален спектакль? Актуален. Со временем что-то претерпевает? Да, если мы это видим даже сейчас и начинаем кожей чувствовать.

Беседовала Любовь Марьина

Фото: Вероника Лаптева, официальная группа театра в ВК

Отзывы

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения