19 октября Музыкальный театр им. Ф.И. Шаляпина представит премьеру – мюзикл «Три товарища» по одноименному роману Э.М. Ремарка. В преддверии события мы встретились с режиссером, Филиппом Разенковым, и поговорили о сложностях, с которыми он сталкивается в процессе подготовки, особенностях новой постановки, вдохновении и секрете успеха спектакля.
ОКОЛО: Филипп, один из Ваших коллег говорил о том, что режиссер – человек подневольный: что дали, то и ставит. У Вас с «Тремя товарищами» такая же история или все же больше по любви?
Ф.Р.: По любви. Причем это непростая любовь, потому что когда поступило предложение, было понятно, что материал – сложный, к тому же, многое рифмуется с сегодняшним днем. Когда я прослушал материал, у меня были противоречивые ощущения: с одной стороны, мне очень понравилась музыка, с другой, были сомнения на тему того, возможно ли очень быстро, с ходу успеть осилить такой материал. Кроме того, мне в принципе в любой истории, какая бы она ни была трагичная, хочется, чтобы в конце звучала надежда, и поначалу мне показалось, что я не совсем понимаю, как прийти к этой надежде в «Трех товарищах». Я даже позвонил композитору Евгению Заготу, который, собственно, выступил инициатором моего приглашения, и отказался.
ОКОЛО: Отказались?
Ф.Р.: Да, был даже такой момент. Потом я слушал материал еще раз внимательно, уже без лишних эмоций, и понял, что нет, какое отказываться? Конечно, надо делать! И позже уже осознал, что отказался сначала именно потому, что меня сильно зацепило, это была такая странная реакция.
Мне очень понравилось, как театр и Юлия Николаевна Стрижак, директор театра, со всей серьезностью отнеслись к материалу: мне кажется, все понимают, что мы имеем дело с шедевром мировой классики, произведением, которое многие читали, многие знают. Особенно важно понимание степени ответственности потому, что, хотя я и вырос на Урале, Петербург для меня – любимый город с особым зрителем. Мне приятно, что у нас собралась очень сильная, на мой взгляд, команда артистов и постановщиков.
ОКОЛО: Вы сказали, что, хоть Вы и живете на Урале, Вы любите Петербург. Скажите, пожалуйста, Вы чувствуете разницу менталитетов – уральского и петербургского?
Ф.Р.: Урал я тоже очень люблю, а Екатеринбург -мой родной город. Мы все живем в одной стране, все – русские люди, поэтому есть что-то общее в менталитете, но и разница тоже есть, которая идет от каких-то базовых вещей: место, климат, среда обитания, природа.
У Екатеринбурга и Санкт-Петербурга, безусловно, есть общее. Так, оба города – с немецким названием, и я с ходу не могу вспомнить, есть ли у нас еще какой-либо -бург в стране. Екатеринбургу в этом году 300 лет, то есть, проект города закладывался самим Петром и назван был в честь Екатерины I. Оба города построены в непригодных изначально местах, поэтому и там и там все время есть момент преодоления, и я говорю не о том преодолении, которое существует в Москве – погоня за деньгами, славой, выбивание в люди, а преодоление более глубинное, фундаментальное…
ОКОЛО: Выжить.
Ф.Р.: Да, выжить в этих условиях. Строительство Екатеринбурга – амбициозный план, сопоставимый во многом с амбициозностью постройки Санкт-Петербурга, только здесь строилась столица, а там – главный завод, который бы снабжал страну железом, оружием и т.д., и строился он на твердой горной породе. Потому в Екатеринбурге, уральском месте, где среда остается заводской, твердость и прямолинейность в людях больше ,в чем-то агрессивнее, а в Петербурге – более витиеватая, порой скрытая под маской культурности, но в то же время тонкая и глубокая . Но это все очень условно.
ОКОЛО: Вы сказали, что поначалу отказались от мюзикла, так как поняли, что «Три товарища» – трудная вещь. В то же время жанр «мюзикл» считается достаточно легким. Насколько Вам сложно соединить эти два полярных мира?
Ф.Р.: Я не придаю слову «мюзикл» какой-то особой значимости, так как это западное слово, а там есть своя традиция. Для меня мюзикл в первую очередь – это современный музыкальный спектакль, и он может быть каким угодно. Если говорить о какой-то легкости, то мюзикл легче и доступнее для сегодняшнего уха с точки зрения музыкального языка, потому что он просто современнее. При этом он в равной степени для меня наследник оперетты и оперы , но все зависит от конкретного случая и сложности музыкальной драматургии.
ОКОЛО: Каковы особенности работы над постановкой в новом театре с новым творческим коллективом?
Ф.Р.: Это всегда интересно – новая среда, новые люди, новый коллектив, каких-то чисто профессиональных особенностей я не вижу, принципы работы везде одни. Если взять конкретно «Трех товарищей», то по сложности музыкального языка музыка доступна широкому слушателю, но для исполнения – очень сложная: в ней много джазовых сложных гармоний, вокальных ансамблей, и эту музыку исполнит действительно только человек с хорошей музыкальной подготовкой, особенно если это касается центральных персонажей. При этом музыка – очень танцевальная, у нас большое количество сцен, где все двигается. И вот это главная сложность – органично соединить движение с музыкальной драматургией, с музыкальным текстом, чтобы все было точно, понятно но и неожиданно. По сути, это современная опера, так как там практически отсутствуют разговорные сцены, почти все время звучит музыка.
ОКОЛО: По какому принципу Вы подбирали артистов в мюзикл «Три товарища»? Что для Вас было важно увидеть в них?
Ф.Р.: Тут окно возможностей не такое большое в том плане, что данность в виде партитуры требует от артиста определенной вокальной подготовки. Дальше, для определенных ролей необходима достаточно профессиональная хореографическая подготовка. Так, на кастинг приходили талантливые, интересные люди, которые мне, как режиссеру очень подходили по типажу и актерским способностям, но я понимал, что здесь они музыкально не дотянут, а здесь – хореографически. И это сложность данного жанра – синтетический артист. Поэтому, конечно, когда ты видишь артиста, который прекрасно поет, прекрасно двигается и при этом может сыграть интересные глубокие вещи – это дорогого стоит. Такие артисты есть в нашем проекте, и не в единичном экземпляре, это очень радует.
В спектакле заняты замечательные артисты, с каждым из которых очень интересно работать. Это исполнители главных ролей: Пат – Вера Свешникова и Мария Решавская – и Роберта – Иван Коряковский, Роман Дряблов. Товарищи Роберта: Ленц и Кестер – Артем Яковлев, Вадим Рябушкин, Александр Чернышев, Никита Следнев. Инфернальный Карл – Ростислав Колпаков и Вячеслав Ногин. Звезда Кабаре - Наталия Диевская и Манана Гогитидзе.
ОКОЛО: Чем Вы вдохновлялись перед тем, как приступить к «Трем товарищам»?
Ф.Р.: Романом Ремарка, конечно, в первую очередь. Мне кажется, это очень близкий для русского человека писатель. Многое видишь в нем от Достоевского, по крайней мере, что касается глубины персонажей и сложностей обстоятельств.
Действие происходит в 1928 году, такой экватор между Первой мировой и Второй мировой. При этом ты понимаешь, что Ремарк писал, зная, о чем он пишет, так как сам был участником Первой мировой войны. То есть, ты читаешь исторические свидетельства и понимаешь, что вот так оно все и было, здесь нет ничего придуманного, приукрашенного, хотя вроде бы вся история выдуманная. Ты смотришь и думаешь: «Боже мой, какая безысходность!». Казалось бы, все в этой жизни, все условия существования говорят – озлобься, плюнь на все, возненавидь этот мир. Но нет, герои, несмотря на все поступки, военные травмы, остаются людьми и находят в себе силу духа. И мне, как режиссеру, хочется передать это в спектакле и оставить у зрителей ощущение, что все было не напрасно.
ОКОЛО: С какими трудностями Вы сталкиваетесь в процессе подготовки мюзикла «Три товарища»?
Ф.Р.: Главная сложность в том, что за короткий промежуток времени – и постановочный, и временной – нужно много чего рассказать. Очень талантливые авторы написали замечательный мюзикл, но вместить роман в два часа очень сложно. Как нам сейчас донести всю эту глубину? А с другой стороны, это мобилизует. Здесь важна каждая секунда, но при этом необходимо не переборщить.
ОКОЛО: С какими мыслями зритель, посмотревший «Три товарища», должен уйти из театра?
Ф.Р.: Что жизнь не напрасна, что все-таки, как бы она ни была сложна, в ней есть любовь и путь к свету, даже в самых непростых испытаниях.
ОКОЛО: Вы работали с разными театрами. Скажите, Вам легче работать с актерами, которых Вы хорошо знаете или с практически незнакомой командой?
Ф.Р.: Мне легче работать с актерами, которые любят искусство в себе и себя в искусстве. Когда артист приходит и думает не о том, как удовлетворить свои амбиции через желание понравиться режиссеру или желание показать, утвердить себя, сказать, что я здесь лучше знаю. Я сейчас с такими проблемами не сталкиваюсь, что мне очень нравится. Когда ты видишь артиста, которому вообще по барабану, кто ты, ему важнее понять, что он сейчас здесь делает и ловит каждое твое слово – это хорошо, сразу идет работа и есть результат.
ОКОЛО: А какой Вы режиссер – авторитарный или демократичный?
Ф.Р.: Я сам работал как артист, и я человек, который знает, каково находиться в этой шкуре. Поэтому я всегда удивляюсь тем артистам, которые напрашиваются на авторитарную руку. Вот зачем вам это надо? Это касается не только профессии, а вообще человеческого поведения. Кому-то нужна твердая рука, но я этого не люблю, я повышаю голос только когда понимаю, что других инструментов не остается. Я люблю работать в спокойной творческой обстановке, когда приходит человек и мы спокойно садимся, обсуждаем. Я люблю сотворчество с артистом, чтобы артист пробовал, предлагал. Я люблю оставлять для себя, для режиссера, пустую зону: я не стесняюсь сказать артисту в глаза «Я не знаю как, но у меня есть соображения: можно пойти таким путем, а можно таким». Я это делаю, чтобы получить от артиста пищу, чтобы понять, какой путь – выигрышный. Это и называется сотворчество, которое не всегда получается, если же получается, то тогда и результат – другого уровня.
ОКОЛО: Что для Вас неприемлемо в работе над любой постановкой?
Ф.Р.: Люди идут в творческие профессии и, особенно, в театр, потому что хотят добиться славы, признания, известности, и это нормальная мотивация. Но я очень не люблю звездную болезнь, когда человек начинает вести себя высокомерно, причем он может вести себя по отношению ко мне почтительно, а по отношению к коллегам высокомерно. Я вырос в этой среде, меня родители так воспитали – дирижеры, музыканты, театральные люди. А еще я вырос, играя в рок-группах, в рок-н-ролльной среде, которая гораздо честнее и человечнее по сравнению с театром, потому что там не про славу, хотя там тоже человек может быть замотивирован стать известным. Для меня рокер – это человек, который не имеет права выпендриваться. Я, например, делал спектакль по песням Юрия Ивановича Шевчука, и для меня было такое счастье – ты с ним общаешься, а он такой, какой есть, без понтов и звездной болезни. Я считаю, что та зараза, которая иногда в театре присутствует, присутствует не от того, что человек является звездой, а, наоборот, у человека нереализованные амбиции, комплексы, которые выливаются вот в такое, скажем так, неадекватное восприятие себя, неадекватную самооценку. Поэтому я очень ценю и люблю людей в этой профессии, которые добились больших успехов, но при этом обладают скромностью.
ОКОЛО: Остались людьми.
Ф.Р.: Да, остались простыми людьми. Мне кажется, мы слишком зациклены на себе и немножко забываем, что мы все – песчиночки в едином организме.
ОКОЛО: Вы сказали, что поставили рок-мюзикл. А хотелось бы еще попробовать?
Ф.Р.: Я по поводу скромности сказал, но здесь не буду скромным. Я – человек, который живет рок-музыкой. Для меня рок-музыка и театр – две очень важные составляющие. Я поставил спектакль «Фома» в Новосибирском музыкальном театре по песням Шевчука. Стремлюсь, чтобы подобные спектакли еще появились.
ОКОЛО: Ваши спектакли не единожды становились лауреатами театральных премий. Ваш рецепт успеха постановки?
Ф.Р.: Я понимаю, что премия, с одной стороны, подтверждение успеха, но зрительский успех всегда важнее, потому что в премии все равно примешиваются моменты субъективного восприятия группы людей, которые выносят вердикты, оценки. Взять, к примеру, того же «Фому», который получил и три «Золотые маски», и другие премии, но при этом есть зрительская любовь – спектакль идет два раза в месяц и уже почти четыре года на аншлагах. Для Новосибирска это действительно показательный момент. Вот это важно, когда ты понимаешь, что все фанаты уже давно сходили. Более того, ты видишь, что люди, которые вообще не знают, что такое «ДДТ», приходят и с первого спектакля проникаются, а потом в холле узнают, что, оказывается, кто-то там слышал только самые известные хиты.
Потом, надо, конечно, чтобы был собственный ценз, то есть не просто хвалить себя за каждую работу. Я - человек, наверное, даже порой излишне самокритичный и, наоборот, стараюсь себя все время больше хвалить.
Знаете, в театре есть еще одно проклятие, которое меня мучает. В кинематографе ты снял картину, у тебя могло быть огромное количество препятствий, сложностей, но ты ее все-таки снял и все, она такая, какая есть. В театре это такая катастрофа! Когда ты выпустил спектакль, вложил в него всего себя, радовался на премьере, что наконец-то получилось что-то важное и стоящее для тебя, а потом видишь этот спектакль через два года и хочешь бросить все это дело, потому что спектакль – это живой организм: тут заменили артиста, потому что того уже по каким-то причинам нет, а этот слабее, тут просто замылилось, потому что люди это играют каждый месяц по нескольку раз и у них уже пропала острота восприятия. Это естественно. И ты понимаешь, что это уже не тот спектакль, из него ушла магия, хотя формально он остается тем же.
У нас есть Михаил Чехов, выдающийся педагог, театральный режиссер. Он точнее всего описал это: ты должен быть образован, обладать техническим актерским арсеналом, но самое главное находится на более тонких вещах – это момент глубокой внутренней настройки. У нас есть таланты – артисты, которые способны настроить себя и из раза в раз давать магию так, что мы будем за ними следить, но это единичные случаи. Чаще, к сожалению, из-за системы репертуарного театра, с каждым годом спектакль начинает сдавать. И приходят потом на этот спектакль люди, которые услышали столько хвалебных отзывов, смотрят и думают: «Что-то я тут не вижу ничего гениального», а ты понимаешь, что тебе нечего сказать, ведь там действительно ничего гениального нет. И вот это бывает очень обидно, это главная боль. Ты живешь, стараясь об этом не думать.
ОКОЛО: Вот Вы говорите – актер не так сыграл, актера заменили. А нет такого, что Вы приходите через пару лет на свой спектакль и думаете: «Вот это я сделал бы по-другому»?
Ф.Р.: Это, конечно, тоже есть, что ты себя критикуешь, но это не отменяет того, что в спектакле сложно поддерживать магию, которая, бывает, случается на премьере.
ОКОЛО: Чем режиссура привлекает Вас больше актерского мастерства?
Ф.Р.: Я вообще хотел на актера поступать, у меня была такая подростковая мечта. Мне отец сказал: «А как же музыка?». Я говорю: «Да, музыку я, конечно, бросить не могу». Я тогда заканчивал училище как дирижер, но понял, что на дирижерское дальше не пойду. Тогда отец сказал: «Раз ты хочешь в ГИТИС, там в следующем году очень известный режиссер Дмитрий Бертман набирает курс на оперную режиссуру. И вот тебе, пожалуйста, и театр, и сцена, и актерство, и режиссура, и музыка». А я тогда в режиссуре только какие-то капустники в училище придумывал. Я так почесал репу, подумал: «Ну да, пожалуй». И я не жалею и очень благодарен отцу. И я совершенно точно не жалею, что не стал актером, потому что сложная у артиста судьба, сложнее, чем у режиссера, на мой взгляд. Она, может быть, порой ярче в чем-то, но сложнее. А сцену я оставлять не хочу, по мере возможностей занимаюсь своими музыкальными проектами.
ОКОЛО: Творческие люди обычно суеверны. А у Вас есть какая-нибудь особая примета?
Ф.Р.: Нет, у меня нет какого-то театрального суеверия, как-то не сложилось. Суеверие, точнее, не суеверие, а то, что все не просто так, присутствует во всех аспектах жизни, не только в творческой. Поэтому если кому-то важно использовать суеверия, они тебе помогают – ради бога, лишь бы это не работало на то, что мы такие уникальные, особые. Мне кажется, все люди есть люди, кто-то занимается строительством, кто-то выходит на сцену. Принципиальной разницы нет.
Беседовала Любовь Марьина
Фото: театр и открытые источники