Чеховская “Чайка” - знаковая для любого театра пьеса, тем более для Александринского. Именно в нем в 1896 году состоялась премьера режиссёра Евтихия Карпова - и завершилась оглушительным провалом. «Театр дышал злобой, воздух спёрся от ненависти, и я — по законам физики — вылетел из Петербурга, как бомба» - писал в тот вечер 17 октября Антон Павлович Владимиру Немировичу-Данченко. После были сотни успешных постановок, киноэкранизаций и даже научных исследований “Чайки”. Нужна ли сегодня очередная “Чайка” и возможно ли сделать ее актуальной для современного зрителя, найдя очередную “новую форму”?
Режиссёрка Елена Павлова в своём творчестве тяготеет к русской классике - в отличие от коллег, предпочитающих современную драматургию. Среди ее постановок - "Ло-ли-та" (2016), опера Александра Маноцкова "Снегурочка" (2018), перформанс "Онегин" (2018), "Лёгкое дыхание" по рассказу Бунина (2019) на независимых театральных площадках, барный спектакль "Москва-Петушки" (2021). “Чайка” - не первое ее обращение к Чехову, в 2021 она в рамках проекта “7 ярус” для негосударственных театров Санкт-Петербурга, не имеющих своих сцен, поставила в Александринском театре "Вишнёвый сад" с командой Независимого театрального проекта. Спектакль - номинант Российской национальной театральной премии "Золотая Маска" ("Лучшая работа режиссёра").
12 июня 2023 состоялась премьера “Чайки”, уже репертуарного спектакля с актерами Александринского театра на Новой сцене имени Мейерхольда. Совсем небольшой Чёрный зал Новой сцены схлопывает пространство, и персонажам, которые большую часть времени все находятся на сцене, тесно, они словно задыхаются и пытаются вырваться, выбегая в дверь и тут же возвращаясь из глубины сцены - выхода нет. По краю сцены - “озера надежды” - колосится пшеница, которая во втором акте угрожающе вырастет в человеческий рост, превратив некоторых героев в почти невидимых для зрителей. Время действия не проговаривается, это скорее условное метапространство, костюмы вполне современные, с акцентами на характеры героев. Лолитовский белоснежно невинный сарафан с назойливой отстёгивающейся оборкой у Нины, чувственное струящееся платье Маши траурного цвета, уютный кардиган Сорина, декольтированное платье в пол Аркадиной (сценография и костюмы Светланы Тужиковой). Сонастройка с персонажем происходит за счет тонких штрихов - Медведенко исправляет ошибку в слове на экране, постоянно пытается обнять, положить руку на ладони Маши, Костя говорит неуверенно и нечётко, ”невыносимый человек” Шамраев резко движется, резко и выкрикивает слова.
В отличие от бутусовских “Трёх сестёр”, на которых не стоит идти, не перечитав первооснову - так как зачастую персонажи отрекаются от текста и визуализируют его пластикой, многочисленными повторами сцен, метафорами и отсылками, Елена Павлова вместе с видеохудожником Михаилом Ивановым дают зрителю подсказки. На задник вынесены реплики. Но, как и в “Трёх сестрах”, актёры их зачастую не произносят, а пропевают, насвистывают, нашёптывают. Весь первый акт напоминает караоке - кто специально фальшиво, кто мастерски исполняют песни-ассоциации с их персонажами. И песни эти - как написанные для спектакля композитором Олегом Гудачёвым, так и хиты российской и советской эстрады, вшитые у каждого из нас в культурный код - от “Летнего дождя” Игоря Талькова до “Он тебя целует” (“Руки вверх”). Так, через музыкальную оптику, транслируется сюжет, причём без сокращений, с сохранением всех ключевых событий. Юная Нина стремится “плакать на техно”, но вынуждена играть в непонятной пьесе, добряк Сорин (Александр Лушин) верит, что для каждого “солнце взойдет”. Несчастная Маша (Мария Лопатина) поет “Я тобой дышу, тобой живу” и смотрит влюбленными глазами на Костю (Иван Ефремов), а Медведенко (Валентин Захаров) - “о любви, которой не было”, третируемая жестоким мужем Полина Андреевна (Александра Большакова) мечтает сменить боль на свободу под “Cambio dolor” Наталии Орейро. “Женщина, которая поёт” - Аркадина (Ольга Белинская), привыкшая всегда быть в центре внимания. Саундрама не нова для зрителя, в большей или меньшей степени это и “Опера нищего”, и “Дон Хиль Зелёные штаны” Петра Шерешевского, “Будь здоров, школяр” Яны Туминой, “Джульетта” Тийт Оясoо и Эне-Лийс Семпер и многие другие.
Режиссерка Елена Павлова не занимается интерпретацией пьесы, не воспринимает чеховский текст как нечто неприкосновенное, а вступает с ним в диалог, деконструируя и как будто бы тифлокомментируя его для современного зрителя языком саундрамы (как и в своём же “Вишнёвом саду”). И благодаря этому каждое слово будто распушается, обретает округлость, полноту и новый смысл.
Ко второму акту разговоров становится больше, а отчаяние буквально осязаемо. Важная беседа Аркадиной и Кости проходит на полутонах, шёпотом, до зрителей долетают отдельные фразы - и этого достаточно. Объяснение Нины и Треплева тоже тихое и приглушенное. Нина (чудесная Анастасия Пантелеева), когда-то смелая бунтарка, теперь истерзанная чайка, появляется в глухом траурном платье со строгим пучком волос и будто бы пытается играть и улыбаться сквозь слезы. “Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно”. И только молчаливый вплоть до финала Дорн (Игорь Мосюк) насвистывает песню Кости Треплева “Пусть всегда буду я”...
Текст: Наталья Стародубцева
Фото Владимира Постнова