Летом многие театры традиционно прощаются со зрителями до наступления нового сезона, чтобы восполнить творческие силы и расширить свой репертуар новыми постановками, уступая место приехавшим на гастроли гостям города или начинающим исполнителям, которые пока ещё не очень хорошо известны широкой аудитории. В июле можно увидеть, возможно, последние показы дипломных спектаклей театральных институтов, которые выпускники обычно надеются сберечь, но редко когда справляются это сделать, разбежавшись по разным театрам. Городской театр, уже не первый год летом предоставляющий свою сцену молодым профессиональным коллективам в рамках проекта «Новые имена», 14 июля пригласил к себе выпускников РГИСИ (с курса Владимира Васильевича Норенко) представить спектакль по пьесе Теннесси Уильямса «Стеклянный зверинец» в постановке режиссёра Максима Михайлова.
Пьеса, написанная более полувека назад, продолжает привлекать внимание театров и в наши дни. Наверняка сказывается социальная проблематика, которая сконцентрирована преимущественно не вокруг конкретных примет времени и места действия, а рассматривает более широкие вопросы существования героев-аутсайдеров в обрекающем их на жалкое прозябание мире. Такие герои всегда заставляют аудиторию невольно сопереживать им, даже если события, приводящие их к одиночеству, мало коррелируют с судьбой зрителя, так как важны тут не столько причины, сколько последствия, как правило, много более универсальные, чем причины, и попытки героя преодолеть собственную обречённость. С профессиональной точки зрения пьеса интересна также свободой интерпретации, заложенной в пьесе: хотя она во многом автобиографична, Уильямс в ремарках подчёркивает, что происходящее на сцене не должно быть излишне реалистично, поскольку это лишь воспоминание и размышление о минувшем, из которого человеческая память выхватывает отдельные и далеко не всегда самые значимые фрагменты.
В спектакле воспоминание и размышление героя-рассказчика получают собственные физические воплощения: Авдий Слабый представляет Тома в те годы, когда он работал в обувном магазине и жил в крошечной квартире в обществе склонной к неврозам матери и сестры с инвалидностью, а Глеб Борисов воплощает героя, который уже спустя годы пытается осмыслить собственную жизнь. Впрочем, создатели спектакля не называют второго персонажа по имени, скрывая его за многозначительным словом Он. Есть и Она (Ксения Ольховская) — лишённый собственной истории образ, назначение которого сводится к тому, чтобы быть, даже скорее пытаться быть, поскольку это невероятно трудно, Его собеседником. С введением в спектакль двух дополнительных персонажей в нём как бы появляется два измерения времени — тогда и сейчас — которые разделены в том числе и в сценическом пространстве. Он и Она располагаются на переднем плане по углам сцены, почти не двигаясь, тогда как члены семьи Уингфилдов занимают заднюю её часть. Мостики между временными периодами перебрасываются лишь с помощью отдельных реплик, которые намеренно повторяются, герои же разных сюжетных линий никак не обнаруживают существования друг друга.
Веронике Рудневой досталась очень сложная роль Аманды — женщины, которая по сюжету много старше актрисы, да ещё и далеко не всегда находится в состоянии психологического равновесия. Для передачи этой нервической неуравновешенности актриса использует главным образом мимику, крайне редко повышая голос, совершенно обходясь без резких движений руками или суетливых перемещений по сцене. Это художественное решение довольно нетипично, и поначалу кажется, что актриса попросту переигрывает, но со временем становится понятно, что это режиссёрская задумка, которая исполняется максимально правильно и точно. Роль Лоры, дочери Аманды, исполняет Анастасия Закачурина, чья актёрская работа является, возможно, самой органичной в этом спектакле. Теннесси Уильямс в своих многочисленных ремарках предлагал, в частности, уделить особое внимание тому, как на героиню падает свет: «Освещение Лоры отличается от освещения других героев необыкновенной и ясной чистотой, свойственной портретам ранних святых или мадонн». Создатели спектакля поработали со светом довольно минималистично (возможно, тут сказалось влияние показа на неродной площадке), но у актрисы и без дополнительных визуальных эффектов, не скатившись в неуместную в этой роли мелодраматичность, получилось передать образ внешне блаженной девочки, в глубине которой спрятаны самые благородные и искренние человеческие чувства, которые могли бы раскрыться гораздо раньше и объёмнее, если бы не жестокость окружающей её действительности, если бы не беззащитная хрупкость её тонкой натуры. Наконец, было бы большой несправедливостью обойти вниманием и работу Сергея Пантелеева, которому выпала меньшая по объёму роль обаятельного и в то же время несколько отталкивающего своим поведением ирландца Джима О’Коннора.
Кстати, помимо первого плана, где ведут свой диалог Он и Она, и плана второго, доставшегося семье Уингфилдов, есть ещё и экран на заднике сцены, на котором то и дело возникают эпизоды голливудских кинолент. Кинохроника, равно как и лёгкая ностальгическая музыка, периодически звучащая в спектакле, позволяют сохранить если и не жизнеутверждающую атмосферу, то, по крайней мере, ощущение, что из порочного круга безнадёги, окружающего героев, найдётся какой-то выход.
И всё же судьба Тома глубоко трагична, причём в спектакле ещё более, чем в пьесе. Сначала он каждый вечер ходил в кино, чтобы не находиться в одной комнате с мамой и сестрой, а посмотреть фильмы про приключения, которых была лишена его собственная жизнь и которые, как ему казалось, в принципе доступны простым людям лишь тогда, когда начинается война. Потом Том решился сбежать из семьи, но это, кажется, не сделало его жизнь счастливее… Он отрешённо рисует на стене чаек, море, какие-то надписи, потом рвёт эти рисунки, говорит странно и путано, а то и вовсе молчит, наконец, ударяется в воспоминания о лице сестры и бессильно признаётся в собственной глупости.
Зрителю нередко свойственно наивное желание после просмотра спектакля непременно сделать выводы. Но только какие тут могут быть выводы… Это жизнь. Точнее, «у каждого из них была своя жизнь. И у всех была общая судьба».
Текст: Егор Куликов
Фото курса Норенко