3 мая в Театре на Васильевском сцена превратилась в зрительный зал, а среди кресел разгорелись шекспировские страсти на фоне танатологических диалогов в момент, когда время остановилось. В премьере театра по абсурдистской пьесе Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Гамлет – это своего рода Джокер, король и королева – големы, а самые живые персонажи постановки – бродячая труппа трагиков-акробатов, музыкантов и клоунов. Режиссер-постановщик Галина Зальцман создала синтез поэзии, пародии, цирка и трагедии, где за пределами вопроса «быть или не быть?» возникает новая игра-перевертыш, у которой в этом мире абсурда правил нет и быть не может.
Трупы на виселице и отрубленная голова вместо мяча, покрытые белилами искаженные злостью лица королевских особ и визжащая от ужаса Офелия, а также безумный, маниакальный Гамлет – вот то, что предстоит увидеть зрителям вместе с двумя персонажами пьесы Стоппарда Розенкранцом и Гильденстерном, роли которых великолепно исполнили Михаил Николаев и Артем Цыпин. Двое мужчин в черных классических костюмах расположились в зрительном зале в зеркальном отражении зрителей, сидящих на стульях прямо на сцене. Их задача - ждать, скучать, тревожиться, а также играть в игру, в которой есть «кровь, любовь и риторика».
Как только ни обращались драматурги и режиссеры с шекспировскими трагедиями. Джон Б. Пристли написал статью «Иск к Шекспиру», Гатри трактовал Гамлета по Фрейду, в постановках Брука в Гамлете жила «сосредоточенная энергия мысли, напряженная, гневная воля», а советский бард Высоцкий сделал этот образ максимально честным. В 1976 г. состоялась премьера пьесы Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», в которой «друзья» Гамлета превратились в обычных людей, ведущих диалоги с тонким подтекстом с брехтовским пафосом.
Повествование начинается в стиле пьесы Беккета «В ожидании Годо». Два человека в зрительном зале, такие же, как те, кто пришел на них посмотреть, убивают время за игрой в вопросы и подкидывают монету, которая постоянно поворачивается орлом. Абсурд начинает проявляться довольно быстро. В тумане, словно из фильмов Дэвида Линча, раздаются странные звуки, а затем пугающе громкий стук в дверь. И все-таки самый эффектный прием – это диалоги, которые благодаря виртуозной игре слов полностью стирают грань между сном и реальностью. В этом новом мире бессознательного, где «время остановилось», персонажи шекспировской трагедии, словно кот Шредингера, не живы и не мертвы, помнят и не помнят, взрослые люди и школьники с портфелями в руках.
Гамлет (Владимир Бирюков), в безумии которого они должны разобраться, показан неким клоуном из кошмара Стивена Кинга или Джокером в исполнении Хоакина Феникса. У него, как и у всей королевской семьи, – на лице белила, а на голове рыжий парик. Во всех движениях и поведении Гертруды, Клавдия, Гамлета – гротеск и метафора. Гамлет многозначительно ест банан и играет с танком. Его мать и дядя (Елена Мартыненко и Аркадий Коваль) выезжают на сцену под китайскую музыку в костюмах-саркофагах, делающих из них то ли големов, то ли кукол. Этот семейный триптих практически лишен чувств. Кажется, что их искусственность имеет несколько уровней: маски на лице, затем доспехи и, даже внутри этих доспехов не люди, а функции или символы, означающие роли.
Им противопоставлены артисты бродячей труппы во главе с невероятно обаятельным Тадасом Шимилевым. Это один из самых ярких персонажей спектакля. В его взгляде – смесь превосходства и отцовской нежности. В позе – нахальство и свобода. Он, словно дирижер, руководит своими артистами, у каждого из которых, если присмотреться к деталям, есть свой комический характер. Перед зрителями появляются и исчезают клоуны, способные сыграть все, что угодно: трагедию, философскую притчу или мелодраму. Они и артисты, и ловкие акробаты, и музыканты оркестра. Причем музыка – это отдельное пространство спектакля. Песня с акцентом на гласных у актеров – это шедевр, в котором сочетаются клоунада, сентиментальность и экспрессия. Встречи Офелии (Анастасия Зайцева) и Гамлета происходят под композицию, состоящую из хорового многоголосия вдохов и выдохов, что производит невероятно мощное впечатление.
В этом «мире интриги и иллюзии» артисты выглядят немного странными, но благодаря тому, что они могут посмеяться над всем подряд, включая смерть и совесть, им удается сохранить рассудок тогда, когда другие забывают свои имена. В этом хаосе, они понимают, что «смерть – это все, что нужно публике», а если у людей появилась совесть, «скоро конец света». Им позволено все – даже горько и иронично усомниться в ценности театра, который может «пробудить в человеке человека», а что может быть страшнее?
«Розенкранц и Гильденстерн» в Театре на Васильевском – это ироничная, многоуровневая постановка, в которой есть комизм, трагедия, абсурд, а в глубине – настолько мощный философский подтекст, что им хочется восхищаться. Здесь главная величина – зритель, который допущен в святая святых – на сцену, а главное действующее лицо – слово, каждая буква которого наполнена смыслом. Наконец, в этом спектакле сферическое пространство, в котором театр разыгрывается в театре, и это театр – оркестр, воздействующий на зрителя целым набором выразительных инструментов: от клоунады до трагедии, от ярмарочного свиста до выразительного молчания мимов. С первых же минут зритель максимально погружен в спектр впечатлений, в котором его пугают, удивляют, смешат и обучают видеть, слышать и думать по-новому.
Текст: Инна Зайцева
Фото Владимира Постнова