Константин Плотников – актёр театра и кино. Мы встретились с ним в один из декабрьских вечеров и поговорили о его творческом пути: позднем поступлении в театральный институт, сотрудничестве с театром Цехь, Городским и Плохим театром, судьбоносной главной роли в сериале «Король и Шут» и о том, почему он до сих пор работает дворником.
ОКОЛО: Костя, насколько мне известно, у тебя два высших образования и актёрское – второе?
К.П.: Это поворотная история в жизни, потому что в восемнадцать лет я не знал совершенно, чем я хочу заниматься. Вот эта классическая штука, когда ты закончил школу и не знаешь, что делать. Первое образование у меня экономическое, и была уверенность такая, что экономисты зарабатывают много денег и поэтому, наверное, нужно идти учиться на экономику. Не знаю, откуда это было у меня в голове, но огромное количество моих друзей училось на абсолютно неинтересных факультетах типа экономики. И я туда пошёл, потому что нужно высшее образование. После школы нет времени подумать, а сразу нужно идти. И я отучился в институте кино и телевидения – в самом злачном месте, которое только можно придумать для получения экономического образования (смеётся). И после этого я пошёл работать в офис, работал в четырёх разных офисах года три-четыре. Примерно раз в год я менял офис, потому что через полгода уже мне не хватало просто того, что я там нахожусь, а первые полгода были неплохими, так как ты знакомишься с людьми, у тебя новые обязанности. Я был менеджером по работе с корпоративными клиентами, ездил в Москву постоянно, то есть какой-то движ был. И когда я уже просто не мог сидеть в том своём последнем офисе, я сходил к своему другу Беке (актёр Бекарий Цулукидзе – примечание «Около») на дипломный спектакль, и мне очень понравилась театральная академия. И это был просто Хогвартс, я захотел учиться в Хогвартсе. Я впервые в жизни узнал, что у нас в городе вообще есть такая академия, я до 24 лет не подозревал о её существовании. И меня настолько впечатлила эта атмосфера места и спектакля – это была постановка «От красной крысы до зеленой звезды», что я нашёл курсы при академии и попал к Ларисе Вячеславовне Грачёвой, которой сейчас уже нет. Это преподаватель, который меня познакомил с актёрским мастерством чуть-чуть, – меня, парня, которому двадцать четыре года, в пиджаке, из офиса. Потом я пошёл ещё на одни курсы и попал тоже к хорошему педагогу, к Серебряному. И он мне уже сказал, что можно попробовать поступить, потому что это неплохой экспириенс – просто само поступление, сам факт прохождения этих этапов даёт такой клёвый заряд, ты для себя потом что-то открываешь. Меня настолько впечатлило само поступление, что я решил точно поступать. Потому что до второго тура я говорил себе «я пробую и если мне говорят «да», то я говорю, что на самом деле, извините, но я не могу учиться, потому что я уже работаю и прочее. И в итоге меня настолько затянуло, что начал поступать и поступил. На очное, на платное, так как это второе высшее образование. Мы учились с девяти утра до одиннадцати вечера семь дней в неделю на самом деле. То есть, ты приходишь домой, спишь и едешь на учёбу. И так четыре года. Ну, летом время есть чуть-чуть. Я знал куда я иду, что деньги на обучение мне будет неоткуда брать, и я честно сказал своему мастеру, что мне хватит средств только на первый год, но он сказал, что давай попробуем. Он очень хотел, чтобы я учился бесплатно и пробовал меня перевести на режиссуру, чтобы я отучился бесплатно хотя бы пару лет по специальной программе, но в тот момент, когда я поступил и учился, тот закон, что на режиссёра можно учиться бесплатно на втором высшем, убрали. А потом снова приняли, когда я закончил учиться (смеётся). Ну, и я работал уборщиком в «Zara», по утрам пылесосил магазин.
ОКОЛО: Ты поступал целенаправленно к Бызгу? (Сергей Дмитриевич Бызгу – заслуженный артист РФ, доцент кафедры актёрского искусства в РГИСИ – примечание «Около»)
К.П.: Да, мой друг Бека заканчивал его курс. Но, вообще, я хотел или к Бызгу или к Козлову, потому что на спектакли Козлова я ходил, и это было для меня что-то заоблачное и невероятное. А про Бызгу я очень много слышал от Беки и понял, что он тот мастер, к которому я точно хочу. Так что я поступал к двум мастерам.
ОКОЛО: Какие у тебя воспоминания о годах учёбы? Какие студенческие спектакли вспоминаются с особым теплом?
К.П.: Я очень люблю все наши работы, правда. Каждая из них – часть чего-то большого для меня на тот момент. Например, спектакль «Немое кино» мы делали в конце первого или в начале второго курса, и это была первая работа. Она была такая большая, такая красивая, с невероятными декорациями. Сергей Дмитриевич нам потрясающий свет сделал, что это действительно напоминало кино. Способ существования был как в немом кино. Однако, самоё тёплое воспоминание сейчас – это «О мышах и людях». Этот спектакль я обожал, мы его потом и кровью добивали, мы ездили в пригород, жили какое-то время в загородном доме всем курсом, там репетировали все вместе, в том числе в лесу. Я играл старика Плюма, который был уже без руки, у которого есть очень старая собака, она еле ковыляет, а я такой же старик, ковыляющий за ней. Персонаж с невероятной судьбой, очень интересный. Плюс это было наблюдение за пожилым человеком, который всю жизнь работает на ранчо, которому на этом ранчо отрубило руку, и он старается здесь выживать и очень любит единственное близкое ему существо – свою собаку, своего друга. И, вообще, это произведение Стейнбека меня сильно потрясло.
ОКОЛО: Давай поговорим про проект «Вернувшиеся». Как ты туда попал?
К.П.: Мои друзья, которые там уже играли, сказали, что будет кастинг. Я туда пошёл и по счастливейшей случайности оказался в проекте, чему очень рад. У меня были две роли – Олаф и Карл. А потом уже появилось шоу «Письма». Актёров готовили к таким шоу, проводили много тренингов. Когда я пришёл туда, то одним из первых тренингов у нас был такой, где нас было около тридцати малознакомых людей в зале, и мы ходили в броуновском таком движении, и Мигель называл имя, например, «Костя». И я останавливаюсь и смотрю в одну точку, а задача остальных меня каким-то образом сбивать – смотреть в глаза, подходить близко, нюхать меня, делать что угодно кроме прикосновений и каких-то совсем вызывающих действий. Такие многочисленные тренинги научили особому способу существования – отключаться, идти по своей истории, играть своего персонажа, «держать» его, не отвлекаться.
ОКОЛО: А были какие-то форс-мажорные случаи?
К.П.: Конечно. Бывало, что люди приходили туда в нетрезвом виде. Или, например, в самом начале ты моешь руки в тазу, а кто-то мимо проходит и специально пинает этот таз, вода разливается, и ты с этим работаешь, ты должен решать конкретно эту задачу – у тебя опрокинулся таз с водой. Такие похожие случаи были. Но больше воспоминаний у меня не о каких-то курьёзах, а об атмосфере, которая там создавалась за счёт музыки, декораций и всего остального. И люди включались в историю, этого было гораздо больше. Зрители создавали очень крутую атмосферу. Когда вокруг тебя огромное количество народу включено в историю, ты играешь свою сцену, а они вокруг тебя, а не сидят где-то там. В этом смысле было тяжело сначала переключаться с обычного театра на иммерсивный. То есть, когда ты выходишь на сцену и зритель там, ты его не видишь, а тут все близко. Да, все в масках, но ты видишь глаза! Очень много глаз, которые вокруг тебя постоянно.
ОКОЛО: Как выбирал себе зрителя для personal experience, для личного взаимодействия?
К.П.: Чаще всего по погружённости в историю. Если я понимаю, что человек идёт за мной хотя бы с предыдущей сцены или, вообще, давно. Соответственно, у него в голове полнота моей истории больше, чем у того, кто только что подошёл, «с мороза». Такого, если я заберу, – о чём мы будем говорить? Суть же в том, что personal experience продолжает твою роль, это эмоциональный скачок, взрыв. Ты приводишь человека и ему конкретно продолжаешь историю. Как правило, это не отдельная какая-то штука, а продолжение.
ОКОЛО: А расскажи о своём моноспектакле «Белый клоун» (он же «Мир не идеален»). Что тебя подтолкнуло к выбору такого материала? И какова на данный момент его судьба?
К.П.: Я интересовался разными формами театра, и на выбор такого материала меня натолкнула череда событий, вылившаяся в «Белого клоуна»/«Мир не идеален». Когда-то меня в театральном мире поразил Джеймс Тьерре (акробат, танцовщик, мим, скрипач, актёр и режиссёр – примечание «Около»), внук Чарли Чаплина, ставящий свои спектакли в Европе, и к нам он привозил «Красный табак». Этот спектакль меня поразил настолько, что я потом сел и все его спектакли пересмотрел в записи, потому что их невозможно никак больше посмотреть. Это синтез цирка и театра. И это то, что на меня произвело глубочайшее впечатление, потому что там создан универсальный и уникальный язык, который мне очень близок. Ты выходишь со спектакля Джеймса Тьерре и выносишь с него что-то своё, нет конкретики – он был про это и про это. Но при этом картина цельная. Потом я как-то шёл в театральную академию утром и видел эти «живые статуи», которые стоят на улице... Когда ты учишься, ты находишься постоянно в какой-то рабочей гонке «академия-сон-академия-сон», ты в каком-то колесе и не понимаешь, что по итогу-то будет? Вот я выпущусь из академии, и что? Нам часто со всех сторон говорят, что нет у актёров будущего, всё очень плачевно, государственные театры забиты, никуда не берут, что нужны связи, а в кино вообще не пробиться. И я это всё иронично воспринимаю, что вот я закончу учиться в двадцать восемь, и что? И проходя по Невскому проспекту и видя этих людей в красивых костюмах, которые со шляпой просят деньги, я думаю – ну, вот наверняка они учились, вот путь актёра, вот будущее восьмидесяти процентов тех, кто со мной сейчас учится. И мне пришла такая идея, сделать костюм этой живой статуи, записать аудиодорожку, сделать озвученную пантомиму и для начала выступить на кубке смеха «Гертруда» в академии. Я такого нигде не встречал, и мне это было интересно. Захотел сделать ироничное высказывание на тему своего будущего и будущего всех актёров. Что вот я выпустился и машу вам ручкой на Невском проспекте. И этот номер сработал, на кубке я получил отклик. Я сделал ещё несколько номеров и начал эту статую, этого персонажа – Белого клоуна – озвучивать по-разному: начал писать философские размышления, какие-то поздравления близким людям, в частности своему мастеру. И так у меня набирались какие-то тексты, которые потом образовались в историю. Получился такой абстрактный сюжет, и мне очень захотелось сделать часовую программу. Задача была в том, чтобы я мог сыграть её где угодно, чтобы я мог прийти, поставить колонку большую, включить аудиодорожку, надеть костюм и играть. Меня всегда привлекали эти площадные театры, когда актёру условно ничего не нужно, не нужны декорации, помещение и даже свет. Ты можешь играть вот здесь. И я загорелся сделать площадную историю и собрал «Белого клоуна». Я её дорабатывал перед каждым спектаклем, что-то дописывал. Это что-то постоянно трансформирующееся, где-то я начинаю видеть другие смыслы и редактирую. У меня есть в планах сейчас сделать второй акт и играть его как полноценную постановку. Мне очень этого хочется, это то, над чем я сейчас работаю. Мне хочется, чтобы это был первый акт, потом люди идут пятнадцать минут отдыхают от увиденного и затем погружаются во вторую часть истории. И я планирую её играть, просто я ещё не знаю, буду ли я ещё просто первый акт отдельно делать. Потому что после того, как я играл в театре «Легенда», я получил такой отклик – дорога занимает час, спектакль идёт пятьдесят минут, а смотрится как тридцать, и час человек едет обратно. То есть, хотелось бы ещё немного (смеётся). Хочется расширить её, хочется самостоятельную работу. Поэтому придётся делать второй акт.
ОКОЛО: Расскажи про сотрудничество с Плохим театром? Как ты попал в такую «плохую» компанию?
К.П.: Мы с Димкой Крестьянкиным (режиссёр, художественный руководитель Плохого театра – примечание «Около») и с Леоном Словицким (актёр – примечание «Около») учились на параллельных курсах, а с Богданом Гудыменко мы однокурсники. И мне всегда было интересно то, что делают Дима и Леон, мы между собой как-то общались, но все их спектакли проходили мимо меня. И однажды, я тогда уже играл в близком мне по духу театре «Цехъ», работал с курсом Праудина, Дима меня просто позвал. Он собрал ребят, именно тех, с которыми я бы очень хотел поработать. В частности, с Богданом, который уже был театре Комиссаржевской, мы не выходили вместе на сцену с академии, а мне очень хотелось. Никиту Виноградова я не знал, с Леоном и Сашей Худяковым я очень хотел поработать, как с людьми из Такого театра, о котором я наслышан. Дима прислал мне пьесу «Квадрат», он подбирал людей, которые как-то по его внутреннему ощущению похожи на его друзей, и важно было возрастное совпадение, потому что ему были нужны люди около девяностого года рождения, чтобы они чувствовали эту историю так же как и он. Мы в одно время проходили то, что в спектакле. Я прочитал пьесу и подумал, что мне это очень близко, это про меня сто процентов и точнее не скажешь, но у меня было ощущение, что это никто смотреть не будет. Мне показалось, что это на такую узкую категорию людей. Ну, маленький круг людей, у которых было то же самое. Ты же когда читаешь пьесу, ты же не слышишь треков в голове, они там не написаны. Это просто текст, который мне понравился, никакой чернухи нет как в пьесах про девяностые. Я не очень люблю девяностые в театре в принципе, у меня к ним было такое отторжение. Но я думаю, ладно, я очень хочу поработать с этими людьми, поэтому мы встретимся, тем более Дима сразу оговорил, что репетиций будет немного, и ты, прочитав текст, понимаешь, что мы выучим текст и, в принципе, мы практически готовы. Что мы между собой быстро сговоримся. Так и получилось – несколько репетиций, с музыкой собралось всё, и потом мы сыграли один спектакль, второй спектакль и я увидел, что у такого количества людей есть отклик от этих историй! Что у такого количества людей было то же самое, что люди воспринимали действительность так же, как и я. Для меня это было открытие очень приятное. И потом, когда мы начали с «Квадратом» ездить, я увидел, что в других городах ещё более ярко реагируют, у них половина из всего этого есть и сейчас – «Мы живём в межвременьи, в девяностые». В этот спектакль ребята приходят из разных театров, и когда мы встречаемся на «Квадрате», моё личное ощущение, что мы так рады просто встретиться, поиграть в мяч, проговорить этот текст, потом переодеться, встретить зрителя. Мы такое удовольствие получаем от этого, что «Квадрат» теперь в моём сердечке очень плотно засел.
ОКОЛО: Роль Бороды изначально предназначалось тебе? Возникало ли желание сыграть не его, а кого-то другого из парней?
К.П.: У Димы я изначально ассоциативно сложился с Бородой сразу. Мне очень близка эта роль, и я очень рад, что именно я Борода (смеётся).
ОКОЛО: Ты участвовал в благотворительном проекте «Чудомобиль детям». Расскажи о нём.
К.П.: Это история, которую создали Бека и Женя Санников. Они вдвоём придумали такую классную благотворительную штуку. У Беки на тот момент уже был этот автомобиль (ВАЗ 2106 – примечание «Около»), который он купил на грант за заслуги в учёбе, он срезал у него крышу, спаял двери, чтобы он не развалилась на ходу, и он на нём ездил как на «Бека-мобиле», такое, знаешь, веселье. И дальше случилось то, что рифмуется с площадной историей, – ты приезжаешь, здесь же играешь и уезжаешь. «Белый клоун» тем же похож. И это классная придумка, что решили сделать такой детский проект, который срежиссировала Саша Манкаева. Решили ездить по хосписам, больницам, детским домам и играть для детишек.
ОКОЛО: Сложно было выходить вот так к детям из хосписов? Как-то себя готовил?
К.П.: Честно, не знаю как себя готовить, надо просто выходить. У меня было волнение в первые разы, были очень смешанные чувства. Помимо того, что я волновался в принципе как человек, который всегда волнуется перед каждым спектаклем, перед каждым выходом на сцену, всегда, тут волнение было вдвойне, потому что ты ещё выходишь перед детьми, которые самые строгие зрители. А я до этого не играл толком детские спектакли никогда. Ещё и в хосписе, в особых условиях. Но после первых спектаклей, после первых выездов – они были в 2018 году где-то, я тогда только закончил академию – я получил такое впечатление! На первом показе я так переволновался, что даже ничего не понял, а потом я увидел, что эти дети тебя слушают, слушают очень внимательно, и включаются в эту двадцатиминутную историю. И они так рады. Они в конце тебя очень тепло провожают. И тебе хочется вернуться, приехать ещё. Меня это очень затянуло. Ты получаешь этот опыт, отдаёшь что-то, и такое тепло взамен получаешь! Это очень здорово, потому что это просто так. И с Плохим театром, кстати, схожая история. Вокруг меня было много бывших студентов, разочаровавшихся в профессии, которые очень любили говорить, что актёр – это гнилое дело, и зачем это нужно, а мой мастер меня учил, что актёры – счастливые люди, что это профессия счастливых людей на самом деле, несмотря на все сложности. И, делая такие вещи, они тебя приближают к тому, чтобы быть счастливым. Я до сих пор работаю дворником. По утрам встаю и еду в Александро-Невскую лавру, там убираю возле музея – сейчас снег, осенью листья. Я там работаю более трёх лет. И возможность получать какие-то деньги есть, их можно получать условно в другом месте. У меня после окончания академии была сразу такая установка, что я в любом случае хочу играть где-то спектакли, хочу иметь возможность располагать своим временем так, как мне это удобно. Я себе на следующий месяц ставлю спектакль в Цехе, в Городском, в Плохом, ставлю «Белого клоуна», и я понимаю, какая часть времени за месяц у меня свободна, например, для того, чтобы дальше делать тот же моноспектакль. И какой-то дополнительный заработок я могу получать за счёт работы дворника. А дворник – это не только заработок, но и классная медитация. Работая дворником, я придумал огромное количество всего! Говорят же, что читать лучше стоя, и что придумывать что-то лучше прогуливаясь, чем когда ты садишься за белый лист бумаги и сидишь с ручкой как дурак. Выйди на улицу, и мысль сама собой появится. В этом смысле работа дворником, монотонный труд даёт такой опыт.
ОКОЛО: Как ты пришёл в театр Цехъ?
К.П.: Режиссёр Ринат Кияков сделал со мной спектакль «Как я стал», мы его не играем уже достаточно давно. Мы участвовали в режиссёрской лаборатории и из наброска потом сделали полноценный спектакль. И так как в этом театре приходящие режиссёры, какой-то плавающий состав… Потом я ввёлся в спектакль «Любовь к трём апельсинам». И как-то с театром Цехъ у меня начали развиваться взаимоотношения. Некоторых ребят я оттуда знал, и режиссёра Володю Юрова, с которым я учился в параллели. И вот этот курс Праудина, я его обожаю. Я видел их на сцене, это были мои самые сильные впечатления в академии. У них был спектакль по Брехту, были «Мёртвые души» – это два моих, наверное, самых сильных потрясения, что студенты могут вот так работать! Эти спектакли нравились мне намного больше, чем огромное количество тех, что я видел в государственных театрах. Это другой мир, другой язык. Поэтому я был очень рад, когда Володя Юров меня позвал в спектакли «Кукольный дом» и «Немой официант». Над последним мы работали огромное количество времени, это долгоиграющая сложная постановка. Пьеса непростая на слух, я люблю такое, мне нравится, когда такой абсурдизм. Я бы стопроцентно рекомендовал всем читать Пинтера перед тем как приходить на спектакль, чтобы люди знали к чему готовиться, что примерно они услышат. Потому что, если они приходят совершенно не знакомыми с его текстами, то я не знаю, что бы я сам понял из спектакля.
ОКОЛО: Ты сотрудничал с Плохим и Городским театром, с театром Цехъ, то есть с негосударственными театрами. Было желание работать в государственных? Приоритет негосам – это выбор или сложившиеся обстоятельства?
К.П.: Это к тому, что я говорил про своё время и «актёр – счастливый человек» – это туда. Я не к тому, что в госах работают несчастливые люди, нет. Но в государственном театре ты сильно привязываешься к репертуару, сложно куда-то отпрашиваться сниматься, делать свои работы. У тебя это в любом случае отодвигается на второй план, у тебя есть свой дом. Вот это то, кстати, о чём я жалею, что мне нравится в государственных театрах – у тебя есть дом, в который ты приходишь, есть постоянная команда, с которой ты делаешь разные работы, это классно, это то, чего не хватает иногда. Но минусы для меня, что ты сильно привязан и не так хорошо распоряжаешься своим временем, тебе сложно что-то поменять, что-то отменить. А так ты больше принадлежишь себе. Я закончил учиться в двадцать восемь, а многие закончили намного раньше, и у меня в голове была такая установка, что уже немножечко поздно. И я хотел в двадцать восемь уже больше принадлежать себе.
ОКОЛО: А какие у тебя отношения с кино, со съёмками?
К.П.: Начал я сниматься в сериале «Король и Шут». До этого были какие-то проекты. Например, на втором курсе мне позвонили и предложили роль наркомана в сериале. Я тогда подумал: «Вот это да!» (смеётся). И это был первый мой опыт, я всё себе продумал в этой роли, всю его судьбу, а у этого наркомана даже имени не было. Подготовился к роли. И когда пришёл, режиссёр мне говорил: «Вот ты садишься в это кресло, сидишь, потом заходит главный герой в кадр. Ты на него голову справа налево поворачиваешь медленно и произносишь текст». Я говорю: «Хорошо, но я же себе придумал…» «Нет, вот ты одно слово сказал и сидишь, ничего не делаешь. А потом, когда он берёт чемодан, ты вскакиваешь и хочешь ударить его ножом». Почему? Где? Откуда? Я так был расстроен, что не понадобились все мои приготовления, потому что мне надо было повернуть голову и сказать одно слово. И я подумал, что этого как-то маловато что ли… И я стал с таким сталкиваться. Для меня был очень важный проект, в который я хотел попасть, – это «Общага» Романа Васьянова. Когда я туда прошёл кастинг с Ксюшей Плюсниной (актриса – примечание «Около»), и мы играли пару, это был совсем другой уровень – роль не просто наркомана без имени, а роль Жени Горохова. Прочитав сценарий, у нас с Ксюшей было ощущение, что наша история там чуть-чуть выделяется из черноты, такая светлая история Жени Горохова, его жены и ребёнка. И за четыре дня до первого съёмочного дня у Романа Васьянова мне сломали нос на съёмках в одном сериале. Мне его сломали настолько, что вечером, когда я садился в машину после Мариинской больницы, где мне его вправляли, – причём, мне его хотели на следующий день вправлять, но я настоял сейчас, – он у меня был похож на огромную картофелину. На следующий день я поехал к врачу советоваться, что мне предпринять, чтобы за три дня убрать отёк. Врач посоветовал две мази мазать каждые два часа. Я мазал каждый час, я просто натирал ими лицо бесконечно. К вечеру ситуация ухудшилась, потому что отёк пошёл на глаза. И я не то что не выглядел, как Женя Горохов… Я был весь синий. По совету знакомых утром я поехал к платному хорошему врачу, который мог мне помочь. Он мне сказал идти в аптеку за лекарством, а потом в любую больницу, там мне поставят капельницу. Мне сделали три капельницы в оставшиеся перед съёмками дни, и у меня полностью ушёл отёк. Когда я пришёл на площадку, у меня были маленькие синячки под глазами, и мне гримёры сказали: «Ну, синячок – это ничего. У нас люди со сломанными носами приходят». Короче, я отснялся у Васьянова, а все мои сцены удалили (смеётся). Это была моя маленькая трагедия, потому что мне очень хотелось оказаться в таком проекте. Мне удалось совсем чуть-чуть познакомиться с Никитой Ефремовым, Ирой Старшенбаум. Команда мне очень понравилась, у нас было несколько совместных сцен, я увидел как работают ребята, и Никита меня поразил до глубины души.
ОКОЛО: Костя, как ты попал в сериал «Король и Шут» и получил главную роль Михаила Горшенёва?
К.П.: Я давно увидел кастинг на платформе Casting Place, и сразу безумно захотел, чтобы просто посмотрели мои пробы. Я записал самопробы, выложил на платформе, их пару месяцев не смотрели. Понятно, что огромное количество заявок и всего остального, плюс для меня до сих пор загадка, смотрят ли вообще Casting Place. Я написал агенту, с которым на тот момент работал, она тоже отправила эти самопробы – всё равно не смотрели. Потом у меня поменялся агент, но ситуация не изменилась. И я понимал, что для таких вот самопроб это классическая история. И тогда я написал режиссёру Рустаму Масафиру в Фейсбуке. Составил письмо не «возьмите меня сниматься», а просто гляньте пробы, потому что мне это близко, что я это могу сделать, что я похож. И так сложилось, что после моего письма пробы посмотрели, а потом я случайно оказался в Москве, и меня позвали на очные пробы. Утверждение шло долго, я не знаю, когда меня утвердили. Когда я начал приезжать в Москву седьмой, восьмой раз, то в какой-то момент заметил, что меня вроде бы даже уже не снимают, что я приезжаю на пробы, и мы пробуем с разными партнёрами, но объект камеры уже не я. Но мне при этом никто долго не говорил, что меня утвердили.
ОКОЛО: Мне казалось, что ты не был фанатом группы и вся эта панк-история не совсем твоя тема.
К.П.: Я девяностого года рождения, и я дворовый пацан, я себя отношу скорее туда. Я рос на Васильевском острове, и когда вокруг меня были все эти субкультуры – панки, скинхеды, рэперы – я не мог сказать, что относил себя куда-то конкретно. У меня были знакомые фанаты «Короля и Шута», но у меня никогда не было какой-то такой фанатской привязанности ни к чему. Сама фанатская тема у меня вызывала некое не отторжение… Но это было не моё. У меня был в плеере «Король и Шут» наряду с другими композициями. Я был меломаном.
ОКОЛО: Ну, это тогда «попса» была. В какой-то момент очень многие носили атрибутику «Короля и Шута» и слушали их песни.
К.П.: Да, когда все вокруг тебя увлечены чем-то, тем больше ты хочешь быть не как все. И когда тебе семнадцать лет и вокруг слишком много кричат «Король и Шут», я сразу думаю «стоп», я разберусь самостоятельно с этой историей. Поэтому я любил отдельные композиции – «Лесник», «Проклятый старый дом», «Мёртвый анархист». Когда объявили, что меня утвердили в сериал, мне позвонил один друг детства, которого я ассоциирую как ярого фаната группы, как человека, который в семнадцать лет был полностью одет в атрибутику группы. Он мне позвонил и спросил: «Ты помнишь, что это ты меня подсадил на «Король и Шут»?», а я не помню этого совершенно. Но, что были эти «петелька-крючочек», у меня в голове не вязалось. А он сказал, что я к нему подошёл и дал послушать «Мёртвого анархиста», мы обменялись кассетами или дисками, и с тех пор он подсел и ходил на все концерты, не пропуская. И я от него только питался этими впечатлениями, потому что сам на их концерт я, к сожалению, не попал. Однако, что касается персонажа, Горшка, мне всегда он очень импонировал. Он точно тот, кто мне был ближе всех из группы ещё в семнадцать лет.
ОКОЛО: Правда, что все актёры сильно впечатлились отдачей и энергией актёров массовых сцен на съёмках?
К.П.: Да, я хорошо понимал, что многие из них были на концертах группы, они знают, что это такое, у них это в сердце. И это ещё одна причина, по которой мы не можем себе позволить выйти, сыграть сцену, как будто бы мы здесь поём, а потом уйти пить чай. Нет, мы должны соединиться с залом и попробовать прикоснуться к настоящей атмосфере концерта. Несмотря на то, что будут говорить «стоп», «дубль», «снято», мы должны оставаться в этом на протяжении всего дня, и делать большой условно двенадцатичасовой концерт. Я понимаю, что будет огромное количество тех, кому наша работа понравится и тех, кому не понравится. Для нас было важно подойти к этому честно, а не просто сняться в кино, мы понимали, что это намного большее и выходит далеко за съёмочную площадку. Весь процесс съёмок, вообще, для меня был невероятным.
ОКОЛО: Когда ты готовился, ты же общался с семьёй и друзьями Михаила Горшенёва?
К.П.: Конечно, они очень помогали. Было короткое знакомство с мамой Михаила, по поводу которого я, естественно, очень сильно переживал. Алексей (музыкант, брат Михаила Горшенёва – примечание «Около») огромное количество мне всего полезного рассказал. С Князем, вообще, была отличная встреча. Это всё меня хорошо погружало.
ОКОЛО: Подводя итог нашему разговору, поделись творческими планами? В какой плоскости сейчас лежит сфера твоих интересов?
К.П.: Я хотел бы сниматься, естественно. И я не хотел бы отпускать театр из своей жизни, потому что, мне кажется, я театральный человек. И я продолжаю играть спектакли, которые у меня есть. Плюс работа над «Белым клоуном». А дальше будем смотреть.
ОКОЛО: И последний вопрос – какие у тебя увлечения вне области театра и кино?
К.П.: Интересный вопрос. Меня всё ведёт в театр и кино, так или иначе. Мне нравится писать, я пробую написать сценарий. Я выступал в Stund up на Открытых микрофонах, но немного. Я люблю хороший юмор и мне это близко – человек, микрофон, сцена, зритель и всё. Мне нравится посещать открытые микрофоны и смотреть. А так одно из увлечений – сноуборд. Ещё бокс, но это для профессии актёра опять же не лишнее. Всё в список навыков. Поэтому я и люблю профессию – ты всё в итоге применяешь.
Беседовала Дарина Львова
Фото: Наталья Тютрюмова
Константин очень талантливый актер и хочется пожелать ему пусть эта роль откроет ему двери в киноиндустрии для новых интересных ролей.
А за работу дворника и проект о чистоте улиц отдельная благодарность!