9 и 10 декабря сцена Театра на Литейном стала отправной точкой для множества лифтов, поднимающих пассажиров вверх по социальной лестнице, чтобы впоследствии некоторых из них спустить прямо в ад. Такую метафору выбрал режиссер-постановщик и художественный руководитель Театра на Литейном Сергей Морозов для постановки комедии «Мудрецы». Премьера по пьесе А.Н.Островского «На всякого мудреца довольно простоты» - стильная, современная, символическая постановка, в которой эстетическая и нравственная позиции, прошлое и настоящее, реальность и фантасмагория, ум и глупость, обман и проницательность органично сочетаются в одной красно-черно-белой картине о распаде личности.
Спектакль начинается до третьего звонка. Пока зрители рассаживаются по местам, Егор Глумов (Вадим Степанов) в клетчатом халате и голубых носках лежит на диване с зеркалом и книгами, записывая в свой дневник эпиграммы под звуки включенного телевизора. Вадим Степанов создал образ прямолинейного и одновременно лицемерного Глумова, способного как на гениальные перевоплощения, лесть и фальшивый флирт, так и на откровенность. Егор осознает, что «умен, зол и завистлив». Он жаждет мести, а также расчетливо продумывает план по соблазну Клеопатры Мамаевой (Наталья Ионова) и женитьбе на богатой невесте Маше (Аглая Гершова).
Мамаева Натальи Ионовой - элегантная, стройная, современная, шикарная, ласковая, снисходительная и соблазнительная женщина «сангвинического темперамента» в дорогих нарядах и широкополой шляпе. Ее нимало не заботит, что она замужем. Она с удовольствием принимает ухаживания и подарки всех окружающих мужчин, включая Глумова с его лживыми признаниями в любви. Красота для Мамаевой имеет сверхценность. Она готова помогать красивому, молодому Глумову до тех пор, пока не происходит самое для него страшное, о чем его предупреждали еще в начале: «Женщины не прощают тому, кто не замечает их красоту». Месть Мамаевой открывает в Глумове ту самую откровенность, которая делает его образ гораздо более глубоким, чем он кажется до этого момента.
Тандем Мамаевой и Глумова – центральный в постановке. Оба персонажа ведут игру, наподобии игры Маркизы де Мертей и Вальмона в «Опасных связях» Ш. Лакло. Они похожи своим цинизмом, жаждой власти и мести.
Поразительно, как тонко Вадим Степанов показывает перевоплощение Глумова. «Желаю подражать во всем», - произносит он и снимает халат, под которым оказывается футболка с картиной Рене Магритта «Учитель». Эта картина символически открывает дверь для нового персонажа – мужа Мамаевой – Нила Федосеича (Михаил Разумовский). Ахиллесова пята властного учителя-«самоучителя» - любовь раздавать советы. Притворившись глупцом, Глумов легко находит путь к его сердцу. Таким же ключом к получению помощи от Крутицкого (Вячеслав Захаров) становится лесть. А вот для взаимопонимания с тетей будущей невесты приходится приложить больше усилий, воспользовавшись услугами экстравагантной гадалки Манефы (Полина Васильева) и блондинок-приживальщиц, напоминающих то ли близняшек из «Сияния», то ли роботов.
Оживший портрет Магритта, роботоподобные служанки, инфернальный дым по всей сцене, зеркала и лифты – это те символы, посредством которых Сергей Морозов увеличивает драматический эффект постановки. В той осовремененной реальности, которую зрители видят на сцене, возникает гармония противоположных начал: дионисийского и аполлоновского, религиозного и сверхчеловеческого, трагического и сатирического, театрального и личностного. Люди падают на колени и кричат от душевной боли в лифте, цифры над которым меняются с невероятной скоростью. Дым окружает, дурманит и подавляет волю к сопротивлению, искажая зрение даже самых проницательных, опытных людей, таких как, например, Софья Игнатьевна Турусина (Ольга Самошина), которая под действием гипнотического голоса Манефы готова полюбить первого встречного. Зеркала усиливают иллюзорный эффект, превращая все происходящее на сцене в некий новый фантастический мир, в котором текст Островского звучит под электронную музыку и трогательную песню Анны Герман «Эхо любви». Только в этой новой реальности любви нет и не было, есть только память.
При этом постоянный сатирический контекст не позволяет уйти в лиризм. Комизм создают сцены в бане, хоровые представления роботоподобных блондинок, нападение охранника и даже легкое движение бровью Натальи Ионовой. Иронический эффект достигает пика во время диалога прекрасного дуэта мэтров сцены - Вячеслава Захарова и Ольги Самошиной.
Еще одно достоинство постановки – цветовая гамма. Все костюмы и декорации выполнены в красных, черных и белых тонах. Стильные, яркие костюмы кажутся особенно элегантными во время второго действия, в котором артисты постоянно замирают, позируя фотографу.
Красота и изощренность делают постановку «Мудрецы» спектаклем о форме с жутким содержанием. Там, где ценности – деньги и верхние этажи социальной лестницы, нет места таким романтическим идеалам, как человеческое достоинство и любовь. Остается только превозносить интеллект, стараясь не думать о том, что и у него есть границы возможного.
По случаю премьеры мы взяли интервью с режиссером-постановщиком спектакля «Мудрецы» Сергеем Морозовым
ОКОЛО: Поздравляю вас с премьерой! Благодарю за стильную, современную и символическую постановку. Почему вы решили ставить «Мудрецов»? Чем вас заинтересовала эта история?
С.М. Мне кажется, пьеса «На всякого мудреца довольно простоты» - особенная. В творчестве Александра Николаевича Островского я не знаю ни одной пьесы, которая могла бы так остро и современно говорить о проблемах не только молодого поколения, но и, вообще, целого среза общества; и говорить о взаимоотношениях со своей судьбой, карьерой, благополучием, и о тех жертвах, которые мы должны приносить, чтобы что-то получить. И это неминуемый закон жизни. Для меня это вопрос этой платы и вопрос продвижения наверх, продвижения к мечте. Наверное, это и есть та тема, которая, как мне показалось, сейчас волнует или может волновать зрителя практически любого поколения. Я очень рад тому, что после первого показа 9 декабря сегодня у меня раздавались звонки, и зрители, которые были на первом показе, притом, что это были люди возраста 60+, 40+ и 15+, по-разному, но все они были очень разгорячены тем, что происходило вчера на сцене. Для меня это очень важно, ценно и радостно. Значит, спектакль попадает в сердце, в думу, в голову и в душу зрителя. Текст некоторых пьес Островского труднее перекидывается на современные реалии. А в текст «Мудрецов» мы ничего не добавляли. Все существует, как написал Александр Николаевич, кроме нескольких сокращений, которые были сделаны, потому что так сейчас не говорят, чтобы это не отвлекало зрителей. Этот текст сегодня звучит, как речь людей, которые сегодня вот так пульсируют и каким-то образом пробиваются к самим себе или удаляются от самих себя.
ОКОЛО: Как вы считаете, с какими мыслями должны уйти зрители после спектакля?
С.М.: Мне кажется, что по большому счету сейчас, если не все, то большая часть нашего общества поставлена перед вопросом: «Быть Глумовым, или не быть Глумовым?» И куда каждый из нас должен развиваться? Наверное, Глумов – это антипример для меня. Хотя, безусловно, это талантливый человек, которого время заставляет пробивать себе дорогу такими способами. Если говорить о мыслях, то это отрезвляющий взгляд на то, что происходит вокруг нас и, наверное, попытка достаточно жесткого взгляда, направленного в самого себя и то место, на котором каждый из нас сейчас находится.
ОКОЛО: Не могли бы вы раскодировать некоторые символы, которые были в постановке. Например, лифты, дым, зеркала?
С.М.: Лифты – идея художника-постановщика Александра Орлова, за которую я просто схватился. Отсюда пошло решение к пространству мизансцены и т.д. Это не только социальный лифт, но и определенная кастовость, определенный допуск на следующий уровень своего развития. Недаром персонажи расположены в определенном осознанном порядке, кто и на каком этаже этого небоскреба в городе N-city живет. Поэтому лифт – это движение или выстрел наверх. У кого-то случается перегрузка при этом движении, и он не выдерживает этого вектора. Кто-то выдерживает путь до… я не хотел бы сравнивать с нашумевшими сериалами «Игра в кальмара» или «Игра на выживание», но по сути дела, та жизнь, которую выбирает Глумов – это игра на выживание. Здесь действительно побеждает и выживает сильнейший. Другое дело – какую цену ему приходится за это заплатить. Зеркала – это очень важный момент, потому что зеркальное пространство всегда иллюзорно, это всегда правда и неправда, это не совсем правда, но и не неправда, это иное измерение. Если мы говорим об определении «Что такое Глумов?», то, наверное, это зеркало. Поэтому в каждой сцене он в определенном смысле зеркалит того персонажа, рядом с которым находится. Дым… Мне хотелось, чтобы лифты появлялись не неизвестно откуда. Этот подъем, возможно, начинается из преисподней. Некое инфернальное начало, недаром и Манефа здесь играет или представляет из себя посланника из других миров. Этим огромным небоскребом мир не ограничивается. Что-то есть над ним, что-то – под ним. Недаром в финальной сцене во время монолога Глумова по сцене ходит и гуляет некий луч. Можно воспринимать это как камеру слежения, а можно как некий луч того, кто смотрит на нас сверху, только это не начальство. Это некий глаз, который все видит, гуляет и рассматривает каждого из нас – еще один из символов, которые существуют в спектакле.
ОКОЛО: У вас великолепный актерский состав. Вы поставили более 60 спектаклей. Есть ли у вас уникальные принципы работы с актерами?
С.М.: Есть способ. Я всегда стараюсь дать актеру достаточно определенный коридор, из которого он не имеет права вываливаться, но всегда в этом коридоре есть воздух для его импровизации, для его предложений, дыхания его, как артиста. Если говорить о двух исполнителях роли Глумова – Виталии Гудкове и Вадиме Степанове, это два разных решения одного характера в рамках одного сценического и мизансценического рисунка. Для меня очень важно личностное предъявление артиста. И поэтому о каких-то вещах Вячеслав Захаров и Ольга Самошина говорят не от лица Турусиной или Крутицкого. Они говорят от имени себя: от Вячеслава и Ольги. Именно это предъявление тех или иных принципов актерской работы для меня очень важно. Мне кажется, в каждом хорошем спектакле должен быть выход в пространство над персонажем, не отрицание его, а высказывание. Это самый кропотливый процесс, который сначала идет в погружение в персонажа, а потом в определение некого пространства за пределами персонажа.
Текст: Инна Зайцева
Фотографии в интерьерах Дома Мертенса авторства Сергея Рыбежского