В рамках фестиваля «Золотая маска в Петербурге» на сцене БДТ им. Товстоногова 23 ноября состоялся показ спектакля “Костик” Московского драматического театра им. Пушкина.
“Костик - уменьшительное имя Константина Гавриловича Треплева, который, сидя на даче, написал пьесу про людей, львов, орлов и куропаток, которой хотел порадовать маму. А ей не понравилось..”. Постановка Дмитрия Крымова - по мотивам чеховской “Чайки”. Режиссёр полностью переписал текст, оставив лишь персонажей и основные сюжетные ходы. Получилась современная история о болезненных отношениях с родителями, тотальном одиночестве и растерянности поколения, которое пытается высказываться честно и смело, но власть режет им крылья и топит в луже, бывшей когда-то “озером надежды”.
Сцена усыпана жухлой осенней листвой (а издалека ощущение, что это обрывки забракованных произведений), в глубине - застекленная веранда, на которой “люди чай пьют…а судьбы рушатся!” (художник Валентина Останькович).
Постепенно обитатели дачи спускаются на сцену вместе с огромным чёрным псом и выстраиваются в ряд, давая зрителям возможность угадать, кто есть кто. Выглядят они... как все мы на даче, в резиновых сапогах, трениках. Хм, ну допустим, Аркадина - Вика Исакова (номинация на “Золотую маску”-2023) в шали и камуфляжной куртке, это мы узнали из программки. Она в спектакле - вышедшая в тираж эстрадная певица, помесь “примадонн” русской сцены, пробивная бой-баба, которая выгрызла себе место под солнцем и ещё греется в остывающих лучах популярности.
Следует длинный вдохновенный монолог Шамраева (Борис Дьяченко) об особом историческом пути России-матушки и о попытках Запада очернить нашу страну - бессмысленный и беспощадно патриотичный, он навевает стойкое ощущение, что сидишь на заседании чиновников-пропагандистов.
“Тригорин - мой краш!” - вопит наивная девчонка в барби-парике, розовых колготках и задранном платье. Это Нина (Мария Смольникова), и ей всего 15 лет. А влюбленно смотрит на неё парень с ампутацией обеих рук, совершенно инопланетного вида зеленоволосый интеллигент Костик Треплев (Александр Дмитриев). В самом начале спектакля он сбегает с веранды и неловко пытается стрельнуть сигаретку у зрителей. Видно, как ему не хочется возвращаться в обманчиво тёплую родственную компанию. Треплев - представитель андеграундного искусства (сразу думаю о независимых партизанских театрах), и знаменитые “Львы, орлы и куропатки” перерастают в читку на актуальную тему в духе Театр.doc. “Не кринжово? - волнуется Нина. “Трушно!” - успокаивает Треплев.
“Россия - первая в мире по количеству самоубийств. Россия исчезает — минус 400 тысяч человек в год…Кем мы стали? Пытки, колонии, избиения.. откуда же взяться любви?” пытается через текст докричаться беспомощный увечный Костик до матери. А Аркадина в ответ размашисто поет “Москва - златые купола” и “Виновата ли я” и харкает кровью своих несбывшихся юных мечт.
Тригорин (Александр Матросов) - пошленький поэт-бард, который соблазняется Лолитой-Ниной, и она не сопротивляется, а лишь пронзительно, по-чаечьи, вскрикивает, когда он домогается её. Аркадина же сама кидает подростка в объятия любовника - чтобы так удержать его. Из лужи (читай - пересохшего “озера надежды”) Тригорин ловит рыбу, и та ещё долго, задыхаясь, подпрыгивает на помосте. А он под этот страшный бит гибели страны пытается искать новые формы искусства и читает рэп.
Через два года Нина превратится в вульгарную пьяную девку в мини и пайетках с сумкой-челночницей, которая растрачивает себя в электричках с шоу мыльных пузырей. Она по-настоящему “пропадает” под песню Любови Успенской в окружающей грязи и разврате, уносимая огромным механическим волком в черноту. А на фоне этой страшной русской хтони оглушительно звонко и слепяще смотрится кипенно-белый, почти хрустальный танец. Треплев, бессильный перед пошлостью узаконенных деятелей культуры, просто не видит возможности продолжать жить. И, кажется, по нему скучать будет лишь огромный чёрный ньюфаундленд.
Перед спектаклем думала, “Костик” - уменьшительно-жалостливо или пренебрежительно-иронично? Всё же, как и во всех спектаклях Крымова, в “Костике” и сквозь деградацию и безнадёгу мерцают нежность и сочувствие ко всей нашей жизни. Как к безрукому малышу-Костику на программке, который пытается приспособиться и самостоятельно держать вилку ножкой.
“Я больше не буду бояться!” - хочется вскрикнуть, как протестовал Костик в начале постановки. Но мы безмолвны, будто загипнотизированы взглядом демонического волка, который тащит нас на дно. И продолжаем зачарованно наблюдать за катастрофой расчеловечивания вокруг нас.
Текст: Наталья Стародубцева
Фотографии Театра имени Пушкина