26, 27 и 28 сентября у необычного и обаятельного петербургского актёра Жени Анисимова ("Сталкеры", "Смерть Тарелкина", "Человек из Подольска") состоится премьера моноспектакля "ПолКовник" в катакомбах Петрикирхе, намоленных на театральные шедевры. Поэтому в осеннее утро вторника мы встретились у него на кухне, чтобы пообщаться о Зоне, улитках, Байкале и роли мечты. В процессе разговора к нам присоединился актёр Игорь Устинович ("Жизнь за царя", "Крысолов"), и беседа стала ещё более тёплой, смешной и дружеской. Это интервью дышит любовью и свободой. Когда мне начнёт казаться, что в мире слишком мало добра и света, я буду к нему возвращаться.
Алла: Расскажи про премьеру.
Женя: Мы с Леной Трифоновой и Ромой Хузиным сидели, репетировали "Пьесу" для Александринки, и стали обсуждать, можно ли в Петербурге театром заработать бабки? Рома говорил, что нет, а я в порыве страсти кричал: да. В итоге мы сошлись на сумме в 300 тысяч, которые я должен заработать до конца сентября. Потом я уехал в Москву, а после в Улан-Удэ. Когда вернулся, было уже 18 число, и осталось 12 дней этого сентября. Я решил, что нужно сделать моноспектакль и заработать денег.
Алла: И ни с кем не делиться.
Женя: И ни с кем не делиться. Пьесу "ПолКовник" я написал давно, лет десять назад, причем быстро: за два-три дня. Она лежала у меня, в какой-то момент её напечатали в сборнике Российской государственной библиотеки искусств. Я подумал, почему бы не сделать спектакль, тем более, в пьесе есть отголоски нынешней современности, какие-то вещи стали особенно актуальными в свете событий последнего полугода. При этом она вне контекста, хотя называется "ПолКовник". Это просто название, персонаж, на его месте мог быть любой другой: лётчик, слесарь. Я выучил текст, который десять лет не мог запомнить, поехал к Игорю Устиновичу, моему однокурснику, и сказал: "Помоги мне с музыкальным оформлением". Он ответил "Давай". Я нас называю авторами спектакля, не режиссёром и актёром. 26, 27 и 28 сентября у нас премьера.
Алла: Был ли у тебя опыт моноспектаклей?
Женя: В 2003 году, когда я ещё учился, мой мастер Зиновий Яковлевич Корогодский придумал фестиваль моноспектаклей, потому как решил, что это сложный материал, который может помочь актёру очень сильно развиться. Я написал пьесу и пару раз её сыграл, потом потерял текст. Делал потом поэтические вечера, а моноспектаклей у меня не было.
Алла: Какая продолжительность у премьеры?
Женя: "ПолКовник" будет час десять-час пятнадцать идти.
Алла: Здорово, не люблю длинные спектакли. Ты любишь длинные спектакли, Наташа?
Наташа (фотограф): Нет, если больше полутора часов спектакль идёт - я устаю.
Алла: Никто не любит длинные спектакли.
Пришёл Игорь.
Женя: Мы с Игорем делали вместе спектакль без слов "Быть ангелом". Каждая новая постановка была для меня, как для актёра, новым испытанием. Поэтому закономерно, что сейчас возникла моноработа, это моё движение вперёд. Недавно на "Сталкерах" был случай: мы сыграли, спектакль хорошо прошёл, и я думаю, куда он дальше может пойти? Видимо, я в стену упёрся и нужно двигать самого себя. Вот, кстати, кот Фауст пришёл. Если я проиграю марафон, придётся поцеловать его в жопу. Он толстеет, дородный становится. Готовится, видимо, к выступлению.
Алла: В "Сталкерах" вода настоящая, а в "Полковнике" будет воображаемая. Это важная для тебя стихия?
Женя: В моем тексте есть это: вода, ванна. Большая часть жизни моего персонажа прошла в отеле. И я сейчас неделю был в Улан-Удэ, жил там в отеле, ходил по нему. Здорово, что всё так сложилось и у меня получилось съездить. Ну а вода - это красиво.
Алла: Игорь, скажи тоже пару слов.
Игорь: Я вообще поражаюсь Жене. Он эту пьесу написал много лет назад, я его спросил недавно: "Ты что-нибудь с ней делал?". Нет, ничего не делал. "ПолКовник" - замечательная пьеса, рядом с вами сидит драматург настоящий - думаю, у него есть будущее в этом плане. Я вижу, как прекрасно сложена эта пьеса, какая она фантазийная, сколько в ней пространства для действия. Здорово, когда драматург даёт тебе конструктор, который можно и так сложить, и по-другому. У пьесы острая форма, граничащая с фарсом, а внутри происходит трагедия простого человека: тебя, меня, его - каждого. Женя пьесу как написал, так и не исправлял ничего, а теперь она стала для нас актуальна. Наверное, мы просто повзрослели - нам же к сорока уже.
Женя: Про премьеру скажи.
Игорь: Мы стараемся хорошо дурачиться во время репетиции, много смеяться. Мы оба фантазёры и нам нравится придумывать всякие штуки. Думаю, это будет смешно и про человека, несмотря на то, что пьеса связана в какой-то степени с армией, войной. У всех нас есть соблазны, и чаще всего это мейнстрим, а не то, что мы узнаем про жизнь по прошествии лет, когда приобретаем опыт. То, что нам казалось конфеткой, оказывается совсем не сутью того, зачем мы здесь. Даже приблизиться к вопросу о том, в чём наше предназначение, у нас не получается, потому что мы живём в суррогате желаний и стремлений. Трагедия пьесы лежит в понимании того, что путь, который ты проделал, был совсем не твоим, и в осознании того, что назад не повернуть.
Женя: Полковник - это не тот человек, который ничего не добился в жизни. Он состоялся, исполнил каждую свою мечту, получил всё, к чему стремился, но, обретя это, задался вопросом, а нахуя?
Игорь: Он мог бы быть блогером, коучем.
Женя: Полковник - баловень судьбы, но все его желания искажались до невозможности.
Игорь: Он интересно и смело прожил жизнь, стал успешным бизнесменом по параметрам сегодняшнего дня. Но невозможно пройти мимо себя по этому пути.
Женя: Вопрос в том, сталкиваешься ли ты с реальностью, которую вокруг себя выстроил или до конца жизни пребываешь в состоянии сна? Он столкнулся. Мне недавно сон прикольный приснился, что женщина заходит в исповедальню, садится в кабинку, открывает занавеску, а там вместо окна зеркальный диск покоцанный. Она поворачивается и видит только своё отражение в этой исповедальне. В голове начинает звучать её же голос, задавать вопросы, и она по сути исповедуется сама себе. В спектакле такая же история: в какой-то момент полковник столкнулся с зеркалом. Не знаю сколько раз мы сыграем, пока три показа планируются. До конца сентября останется 3 дня, может быть, где-то ещё спектакль покажем. В сентябре я хочу ещё сделать квартирник-вечер стихов с Сашей Кошкидько. Нужно площадку под это найти и время. Всех приглашу, расскажу о премьере, денег соберу.
Игорь: Историей о заднице кота я не очень увлечён, она меня не трогает. Но этот спор стал офигенным поводом для Жени сделать моноработу, хорошим пинком под зад.
Женя: Для меня наш спор - социальная история. С кем бы я ни говорил в Петербурге из актёров, все при сумме в 300 тысяч немножко вздрагивают, и мне стало интересно: почему у всех в моём окружении такой блок стоит? Даже если мне сейчас марафон не удастся, хотя бы кот порадуется.
Алла: Кот и подписчики.
Игорь: Подписчики больше, чем кот.
Женя: Да, у кота психологическая травма может быть. Если не в сентябре, а хотя бы в октябре мне удастся заработать 300 тысяч, это позволит психологически переломить всю эту ситуацию, сломать барьер, который много в ком сидит.
Игорь: Я очень радуюсь за Женину смелость.
Женя: Может быть, благодаря моему опыту жизнь актёров в Петербурге изменится к лучшему. Хотя в Москве я тоже с этим сталкивался. Вообще самостоятельное действие, создание моноспектакля становится серьёзным препятствием для творческих людей. Они говорят: "Я не могу". А это талантливые, прекрасные актёры, которые всё могут.
Игорь: Как раз самые прекрасные и талантливые страдают этой ерундой. Женя воюет за сердца людей.
Женя: За сердца и души. Попробуем, это интересно и весело.
Алла: "Сталкеры" - мой самый любимый спектакль этой галактики. Что он значит для тебя?
Женя: Он для меня значит очень много. "Сталкеры" и "Смерть Тарелкина" случились сразу после того, как я вернулся из Москвы после учёбы у Васильева. Четырёхмесячное обучение у Анатолия Александровича, то, что я там наработал, смогло реализоваться в этих двух спектаклях. Опыт постановки "Сталкеров" удивителен, потому что это спектакль, который сам себя поставил. С "ПолКовником" у нас сейчас происходит то же самое, но не настолько, мы всё-таки работаем, ищем какие-то вещи. А "Сталкеры" были поставлены за три дня. Драматурги написали пьесу и прислали нам, мы встретились за три дня до премьеры, втроём стали очень быстро работать и учить текст. Получилось классно, поскольку все работаем с умом, головой и талантом: Саша, Боря и я, и текст крутой - его говоришь, а он даёт мощные результаты, и фильм есть, и пространство, которое было придумано Сашей, сделано Светой (Светлана Черкашина, прим. Около). Когда ты попадаешь в это пространство, оно меняется само, не по твоему желанию, и ты меняешься. Ты просто берёшь актёров, создаёшь пространство, в котором они могут существовать, помещаешь их туда и даёшь текст. Шесть лет мы играем этот спектакль, и он сам себя ставит, мизансцены формируются такие, какие нужны именно «Сталкерам», а не придумываются. Сейчас форма спектакля достаточно плотная. Если смотреть его несколько раз, то в одних и тех же местах мы будем находиться на одних и тех же местах. Но в то же время там свободно себя ощущаешь, я могу в любой момент встать, подойти к бутылке, поиграть, разбросать гайки, собрать гайки, не брать гайки и это очень круто: форма сама себе поставила, но осталась живой. Вот и сейчас хочется добиться примерно такого же результата, чтобы пространство для смысла оставалось подвижным, хотя вещи будут происходить очень жёсткие, как и в "Сталкерах".
Алла: Похож ли ты сам на Сталкера?
Женя: В какой-то степени, наверное, похож, особенно когда побреюсь. Я пытаюсь двигаться в пространстве, в котором проще существовать, чем в реальной жизни. Хотя в отличии от него я не бегу от реальности. И мой болевой порог всё-таки немножко повыше, я не так сильно переживаю жизнь, как он, и ощущения радости и света у меня побольше, чем у него. Но мы оба прокладываем определённые пути и очень похожи в этом.
Алла: Что для тебя Зона? Когда я пересмотрела спектакль в августе 2022, у меня было ощущение, что это тюрьма, и ничто уже не могло его перекрыть.
Женя: Да, на последних спектаклях у меня это тоже возникало: приход в Зону и погружение в себя - это больная история. Но в то же время, когда я прихожу на спектакль, для меня это невероятная радость, возможность спокойно сесть и посмотреть на Борю, например, и сказать ему какие-то слова. Меня это очень радует. Поэтому, с одной стороны, это зона, а с другой - порой единственное место, где мы можем оказаться свободными от тюрьмы. Зона у нас придуманная, искусственная как в рассказе про киносъемку, но в то же время она живее реальности, в которой мы существуем. Для меня, конечно, театр - это общение, не только спектакль, а в первую очередь репетиция. Я люблю общаться с людьми, но в театре есть возможность вынести это общение на какой-то новый, одухотворенный уровень. Тогда мы говорим поэтическим языком, просто в жизни, во время репетиции, и мне это очень нравится. Одна из причин, почему я сейчас этим занимаюсь - возможность невероятно крутого общения.
Алла: Монолог про улиток как появился?
Женя: Он был в тексте. Вот, кстати, улитки соседские. Большие такие, открываешь дверь, а они ползают по ванной. Про улиток - это я не про себя рассказываю, хотя все так думают. Просто я монолог талантливо говорю, он близкий и понятный, с ним легко взаимодействовать. Все его факты могут быть рядом, и у зрителя не возникает сомнений, что эта история моя. Она действительно могла и со мной быть, я много снимался в сериалах, с которых хотелось уйти на 200 метров и смотреть, как ползут улитки, вместо того, чтобы входить в кадр. Но несмотря на то, что порой хочется уйти, процесс всегда затягивает. Даже на съёмках не очень прикольных сериалов ты находишься в очень приятном самочувствии. Такое происходит и в кадре, и на сцене, и на репетиции. Это как с Зоной - даже вход в финале спектакля в процесс, который может завершиться непонятно чем, и существование в этом пространстве всегда доставляет в основном удовольствие. Улитки просто ползают себе и всё, и иногда мы на них даже обращаем внимание, как сейчас. Но вокруг происходит ещё много того, чего мы не замечаем.
Алла: Где тебе в целом комфортнее работать: в независимых или государственных театрах?
Женя: Понимаешь, я в государственных театрах не работаю. В государственным театре, который тогда ещё не был государственным, я отработал три месяца - в театре "Суббота" в 2006 году. Там была классная команда, прикольные вещи. Потом мы с Игорем работали в Театре Поколений, с 2007 по 2009. Это тоже негосударственный театр. И всё, это весь мой опыт.
Алла: Это выбор или стечение обстоятельств?
Женя: Сейчас хочется думать, что это выбор. У меня нет ни одного спектакля, который мне не нравится, понимаешь? Это удивительно. Нет спектакля, перед которым я бы думал: "Блин, сегодня придётся выходить на сцену". В "Человеке из Подольска" я в основном сижу за решёткой, и после премьеры люди писали: "Как так, почему Женю Анисимова посадили за решётку? Он должен двигаться.". Но это тоже было очень круто, интересный опыт, ты просто в одном зажатом пространстве находишься. Но в "Человеке из Подольска" я хотя бы хожу, что-то делаю. В "ПолКовнике" мы придумали, что я вообще не буду вставать, это новый этап.
Игорь: Жене вообще нравится, когда рамки есть. В "Быть ангелом" два очень эмоциональных актёра надевали маски, и приходилось придумывать, как выразить тонкости.
Женя: Мы сделали белые маски, а под них ещё маски, в которых не было прорезей для глаз.
Игорь: Женя любит рамки, потому что они рождают условность, а из условности появляется новая реальность.
Женя: Да, рамки для меня - это испытание, движение вперёд, работа с самим собой. Есть только образы, мой голос и текст, и с ними я работаю.
Игорь: Женя - тот человек, который всегда работает над собой, каждый день. В творчестве не может быть по-другому. Если в кино будет какая-нибудь большая роль, ради которой нужно похудеть на 20 кг, то это его, это пожалуйста.
Женя: Поэтому со мной режиссёрам порой тяжело работать, и они работают только один раз. Я всё время придумываю что-то, порой даже больше, чем нужно. А ещё люди считают, что я постоянно лезу в режиссуру и как будто занимаюсь не своим делом, хотя это как раз моё дело – создание образа, определение его в спектакле. Когда я работаю, мне очень важно, чтобы он был четкий, понятный и спектакль мне нравился. Тяжело было бы так существовать в государственных театрах. Приют комедианта государственный, но схема работы в нем - это пришёл, отыграл спектакль, ушёл. Ты не сидишь там, не варишься в этой кухне, не должен никого подсиживать, вводиться срочно, если нет какой-то реальной необходимости, но у меня не было такого. Мне реально интереснее такая история, но она рождает свои плюсы и минусы. Когда ты работаешь в театре, в штате, то защищён материально. Можешь рассчитывать, что, если ты всё-таки работаешь и вас там не 700 человек, значит, режиссёр взял тебя по каким-то причинам, хочет с тобой работать, есть надежда, что-то кроме тебя может подумать о твоём росте. Но в нашей ситуации только ты сам думаешь о своём росте. Хочется порой познакомиться с режиссурой, с которой ты никогда раньше не сталкивался, и, может быть, через неделю уйти, сказать "До свидания", а, может быть, и доработать (шутка).
Алла: Поговорим о спектаклях Приюта комедианта. "Человек из Подольска" - твой самый любимый спектакль?
Женя: У меня нет любимых спектаклей. Мне нравится встреча со зрителем, персонажем и партнёрами. Я, конечно, очень люблю "Тарелкина" и "Человека из Подольска". Я вообще мало играю, мог бы и больше. Раневская в конце жизни написала: "Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар". Как раз из-за этого ты уходишь в моноспектакли, хочется хотя бы громко своё имя назвать. Поэтому нет ощущения, что есть любимые и нелюбимые спектакли, только осознание, когда удаётся или не удаётся сказать в моменте что-то важное для меня. Что ещё в "Человеке из Подольска" прикольно - там в какой-то момент возникает просто гигантская Зона, когда у персонажа нет текста. У меня там настолько много жизни, что мне говорят: "Женя, хватит", и после спектакля я иногда спрашиваю: "Я не очень перетягивал одеяло на себя?". Нет, говорят, всё хорошо. А мне всегда было проще создать пластическое решение персонажа, чем работать с его речью. По-настоящему только последний год мне стало легко и свободно существовать в этом спектакле. Родить что-то физическое через какие-то вещи для меня важно.
Игорь: Женя стал профессиональнее на уровень после "Сталкеров".
Женя: У меня никогда столько текста не было, как в "Сталкерах". Всё, что было нужно - это 4 месяца делать этюды, на обучении в Москве. Как правильно говорил Зиновий Яковлевич, этюды - это тренажёр, ты прокачиваешь определённые мышцы, и они начинают работать. Я сейчас ехал и думал: опять хочется учиться чему-то новому, в чем-то разобраться. 1-4 октября будет мастер-класс Олега Жуковского ("Октябрята", прим. Около). Я закончу марафон сентябрьский и пойду потренить, поискать вещи интересные.
Алла: Есть у тебя роль мечты?
Женя: Гамлет, конечно, это если в театре. Мы недавно говорили с подружкой, и она сказала: "Не знаю в чём хочу сниматься". А я ответил, что знаю. Мне очень интересны всякие истории про спортсменов, хочется сыграть экономиста. Я смотрю фильмы с ДиКаприо и знаю, что тоже могу такую роль сделать, потому как много знаю на эту тему. Недавно я посмотрел сериал про врача-акушера "Будет больно" - хочется сыграть такого же странного персонажа, у которого всё не вяжется, но при этом он очень круто делает свою работу и спасает людей. Ещё хочется сыграть что-нибудь неострое, характерное, потому что в театре у меня в основном острые какие-то истории. Нас таких немного в городе, острохарактерных мощных актёров: я, Игорь, Илюха Дель и Саша Кошкидько.
Алла: На вас держится Петербург.
Женя: Ну да, стараемся. Мы как четыре слона.
Игорь: Четыре слона, которые об этом не знают.
Женя: В каждом моём спектакле Приюта комедианта мы с Ильёй стояли на одной роли, и в "Тарелкине", и в "Человеке из Подольска". Когда нас ставят на одну роль, Илюха потом отваливается, и я фигачу один. В "Приюте" скоро премьера "Идиота", я недавно встречаю в метро Петра Шерешевского, и говорю ему: "А что такое, почему вы меня не взяли?". В этом спектакле Илюха играет просто. Он отвечает: "Ну, я вас не знаю". Я говорю: "Приходите на спектакль, узнаете". Видимо, Пётр Юрьевич решил не рисковать, чтобы Илью не потерять потом.
Алла: В сентябре мы спрашиваем актёров про их студенческие года. Расскажи про своё обучение.
Женя: Крутое время было, угарное. Несмотря на мои сложные сейчас отношения с Университетом профсоюзов, для меня это прежде всего люди: мастер и педагоги были классные, команда хорошая. В начале нас поступило 49, в итоге выпустилось 21, но это нормальная история. Там был мощный заряд, который не все понимали. Когда говоришь: "Я учился в Университете профсоюзов", многие сейчас ведут носом, но там было что-то такое, чего не найти больше нигде. Как минимум, мы очень круто одеваемся.
Игорь: Мы были исключительными, особенными, последними, это как ощущать кровь голубую. Ещё так сложилось, что мы все очень разношёрстные, уникальные.
Женя: Круто, что у меня были очень талантливые однокурсники. Не все из них остались в профессии, но я смотрел на этих людей и просто удивлялся: "Как так? Как они такие прекрасные и замечательные?". Смерть Зиновия Яковлевича в 2004 году, конечно, стала очень грустным событием. Но в то же время это был последний урок мастера, потому что он, конечно, всё понимал и умер, когда грубо говоря надо было. Взял нас В.Б.Пази, и на базе, которая была уже построена, выстроилась ещё какая-то структура. Выпускной спектакль "На дне" мы сделали очень классный, подвижный и живой. Я делал Актёра, Игорь играл Костылёва, и в какой-то момент, так как это был студенческий спектакль, была возможность появляться в сценах, где тебя нет.
Игорь: Я играл три роли: Татарина, Горелого и Костылёва.
Женя: Я играл чувака по имени Гусь, мы так его назвали, потому что у меня ноги были замотаны красными тряпками. Если Актёр был седой, то этот выходил в конопушках. Мы веселились и это не разрушало структуру спектакля.
Игорь: Я хочу про уникальность Женину рассказать. Он трудяга и очень работоспособный, выдаёт офигенные объёмы работы и такие же объёмы прожигания жизни. Женя прекрасно относился к делу и много работал, и при этом мощно отдавался молодой жизни. Это был пример всем нам.
Женя: В 2001-2002 году появилось движение ретро, и оно не вышло еще на стадионы, а в клубах было. Денис Медведев играл диско в клубе "Грибоедов", и мы каждую среду ходили туда. Даже в какой-то момент смеялись: "Если в среду ночью мы не идём в Грибоедов, то в университете в четверг получим выговор от проректора, почему нас не было". Студенчество было временем свободы, и нулевые ощущались как время свободы и радости, мы знали, что всё только началось, у нас новый президент, старик ушёл. Я вижу параллели с фильмом "Страх и ненависть в Лас-Вегасе". "Сан-Франциско в середине 60-х был весьма особым местом и временем, и нам казалось, что все возможно, но прошло 5 лет, и весь этот мир, все дети цветов превратились в прах, в ничто". То, кто я есть в творческом плане, сформировано именно местом моей учёбы, поэтому я благодарен. Многие жалуются, что их в театральном институте ломали. Меня не ломали, всё было замечательно. Я пассивно учился в школе, не чувствовал её, а вот учиться в универе мне очень нравилось. У нас в университете было много других предметов: психология, педагогика, философия, экономика, политология - то, про что актёры говорят: "Нахера нам это надо?". А мне всё это нравилось. Я не очень любил профсоюзное движение, но мы получали большой крутой гуманитарный объём знаний. А всё потому, что у нашего мастера запрос на знания был шире, чем давали специальные предметы.
Игорь: Он всегда говорил: "Я не актёра, а человека воспитываю".
Женя: Есть такое понятие - человек театра. Он выпускается, устраивается на работу в государственный театр, продвигает его. Мы по ходу дела не люди театра в этом смысле.
Алла: Расскажи про спектакль "Пьеса", какова его судьба?
Женя: Он игрался два раза 4 года назад, потом поменялся весь состав, в конце февраля мы его опять дважды сыграли, декорации стоят в комнате у меня. Когда мы выпустим "ПолКовника", я буду искать возможность играть "Пьесу", потому что для меня это важный спектакль, пьесу сам написал. Мне нравится, что это была коллаборация с Ниной Штеренберг, мы перенесли в театр повседневную моду - одежду, которую можно носить. Таких спектаклей раньше не было в Петербурге. На нашей премьере вещи продавались, сшили коллекцию для этого. Спектакль мы обязательно ещё будем играть. Сейчас у Театра Поколений строится новая площадка на Курляндской улице, говорят, там будет прекрасное невероятное пространство, которое должно открыться в конце сентября. Возможно, мы туда перенесём спектакль. Премьера последней редакции состоялась в начале марта, после февральских событий, и показ спектакля был сопряжен с определённым внутренним выбором: всё свернуть или продолжить работу. В том кругу людей, которые со мной остались, нужно было создать комфортные условия работы, жизни и максимального духовного и душевного здоровья, но без информационной блокады. Моя пьеса называется "Пьеса", и я подумал, что неплохо было бы её сделать в театре "Театр". Периодически я пишу пьесы - это как у Летова было: 3 года ничего не писал, потом ты быстро что-то пишешь, потом опять ничего не пишешь, не делаешь. Иногда я в интернете стихи коротенькие сочиняю.
Алла: Когда-то я ходила на твой рэп-концерт в баре "Поправка". Продолжаешь ли ты свою музыкальную карьеру?
Женя: Да, это были "Добрые Люди Злые Песни", я хочу, чтобы мы ещё хотя бы разочек собрались всей командой. Получилось так: я принес свои стихи, мы с Максом (Диденко, прим. Около) и Ваней Кушниром за один день записали 14 треков. Наш первый концерт состоялся в баре "Утка" на Моховой. Это была крутая открытая энергия непосредственного общения, которую я не получаю в театре. Момент мощного выхода на зрителя, на его глаза - это кайф. Поэтому сейчас появляется много групп: "Шуба Леонтьева" из "Мастерской", например, актёры хотят сумасшедшего выхода эмоций. Если ты видишь, что у тебя в театре актёры таким занимаются, то нужно спектакль похожего уровня сделать, чтобы они качали зал. Художественным руководителям и режиссёрам театров нужно приглядываться к таким ребятам, это крутая история.
Алла: Расскажи про Байкал.
Женя: Байкал - история про то, что нужно делать то, что ты хочешь. Я в свой День рождения зашёл посидеть к Даниле Корогодскому, у него мы познакомились с Ирой Кузьминой из СТД. Потом я приехал к Саше Кошкидько, он в Выборг ехать собирался, на лабораторию областных театров, мы вместе поехали. Наташа Шурганова там показывала эскиз с актёрами Театра на Литейном. Мы с ней познакомились, а потом она мне звонит и говорит: «Женёк, мне в СТД предложили поехать в Бурятию, я не могу, дала им твой телефон». Мне позвонила Ира и предложила поехать в Бурятию по программе "Специалисты театра". Я давно туда хотел, ждал этого. Весь опыт, который был накоплен за мои 38 лет, а мне 38 лет, несмотря на то, что я очень молодо выгляжу, хочется кому-то отдавать. Я некоторое время преподавал в университете актёрское мастерство, сценическую речь, и отсутствие педагогической процесса сейчас меня не радует. Поэтому я иногда начинаю преподавать там, где лучше этого не делать, что-то рассказывать, объяснять людям, когда это не нужно. Театр принял мою заявку, и я на неделю съездил в Бурятию. Мы с ребятами из Бурятского театра драмы, из Молодёжного театра, Театра кукол «Ульгэр» 3 дня офигенно потренили. С 11:00 до 14:00 мы занимались, а всё остальное время у меня было забито разными мероприятиями: ходил в музеи, дацаны. 17 сентября мы прыгнули в машину и поехали на Байкал. Началась неделя, которая называется Риха, когда вода, как на нашу Пасху, становится целебной, священной, нужно совершать омовения. Мы приехали на Байкал, был жуткий ветер, волны накатывали, но при этом солнце светило. Мы решили искупаться и выбрали не очень удачное место, каменистое. Мы с Костей, артистом кукольного театра, зашли в воду и в какой-то момент я уже не чувствовал ног, Байкал был ледяной. Но мы всё-таки поплавали. Так что сейчас можно достаточно прикольно искупаться в Байкале и классно себя почувствовать. Это крутое место силы и энергии, я рад что у меня получилось съездить. Я там учил текст, сейчас вернулся и мы с Игорем начали плодотворно работать над спектаклем. Сегодня к нам присоединится, возможно, Вадим Бродский, художник по свету, мы с ним что-нибудь напридумываем. Меня с ним тоже связывает продолжительная совместная работа. Мы с ним познакомились, когда возили балет "Записки сумасшедшего", который мы с Володей Варнавой делали, в Китай. С тех пор он мой хороший друг.
Алла: Этот спектакль ведь уже не существует?
Женя: Да, но стол из него я перенесу сейчас в "ПолКовника". Это был классный спектакль, результат трёхмесячной тренинговой работы. Володя Варнава давал свои тренинги, я свои, и тех людей, которые с нами работали, мы очень хорошо прокачали. В "Записках сумасшедшего" мы соединили балет и драматический спектакль, то есть по форме это балет был, но в нём образы возникали какие-то странные. Я практически везде, во всех своих работах, ещё как художник выступал, и мне очень нравится, хотя с профессиональной точки зрения это может выглядеть странно.
Игорь: Он по сути художник.
Женя: Да, мне нравится всё, что с красивой одеждой связано, формированием каких-то образов. Я думал даже поучиться на художника, но с другой стороны зачем, если можно просто делать спектакли и заниматься тем, чем ты хочешь. Хочется сделать спектакль и оставить в нём все придумки, то, что даже кажется несуразным, странным, ничего не убирать. Мы с Игорем из-за этого спорим, но я такой принцип давно уже хотел попробовать.
Алла: Расскажи про гвоздестояние.
Женя: Гвоздестояние - очень крутая история. Я придумал тренинг "От видимости к сущности", в котором мы со Славой Киньшиным и Катей Анисимовой соединили телесно-ориентированное актёрское мастерство, гвоздестояние и групповую терапию. 2 часа мы прокачкой тела занимались, потом люди вставали на гвозди и работал психолог. Мне кажется, это очень хорошая практика внутреннего роста, прогресса и движения. Сейчас я меньше стою на гвоздях, но, когда мне это удаётся, происходит успокоение и отречение боли, понимание того, что ты - не только тело, но и что-то большее. Ты встаёшь на гвозди, тебе очень больно, разум кричит, что ты умираешь, но приходит понимание - это не может тебе навредить. Это осознание потом в жизни очень круто использовать, потому что вещи, которые доставляют тебе боль, зачастую не могут тебе навредить в действительности, если ты сам этого не позволяешь.
Алла: И финальный вопрос: какую последнюю книгу ты прочитал?
Женя: Если не ошибаюсь, это была книга "Пройти сквозь стены" Марины Абрамович. Прикольное произведение и интересный художник, любопытные вещи она пишет. Я параллельно читаю несколько книг: "Пиши, сокращай" Ильяхова, "Книгу медитаций" Кришнамурти и "Разумный инвестор" Бенджамина Грэма. Но сейчас я вообще ничего не читаю, только текст "ПолКовника" и в основном вслух.
Беседовала Алла Игнатенко
Фотографировала Наталья Тютрюмова