Пётр Шерешевский уже семь лет возглавляет Камерный театр Малыщицкого в Санкт-Петербурге. Это театр авторский, интеллектуальный, эстетский, где ставят пьесы современных драматургов и по-новому звучит классика. Но до поры до времени Пётр Юрьевич был больше известен и востребован в регионах - он ставит спектакли по всей России, ежегодно получая номинации на Золотую Маску.
Мы поговорили о премьерах в Санкт-Петербурге и Москве (1 и 2 октября - “Идиот” в Приюте Комедианта, 22 и 23 октября - “Опера нищего” в Театре Суббота), о разных подходах к постановке классики, специфике работы в регионах, наконец разобрались, почему в спектаклях Петра Юрьевича всё время едят, а в каком-то ещё и танцуют!
ОКОЛО: Петр Юрьевич, хочу поздравить вас сразу с четырьмя премьерами - две уже прошли в Москве (“Исход”, театр Шалом и “Мария Стюарт” в МТЮЗ), две ожидаются в Петербурге в октябре. Расскажите подробнее о премьерах. Начнём с обновленного московского театра Шалом?
П.Ш.: Олег Липовецкий получил театр Шалом прошлой осенью, но окончательно был утвержден в должности в декабре. Он и режиссер хороший и, как выяснилось, талантливый художественный руководитель - строитель, чутко чувствующий время. Он приглашает режиссеров, говорящих на очень разных театральных языках, и дает им свободу. И команду собирает живую, профессиональную. Актеры, цеха - все собраны «поштучно». Он отыскивает людей своей театральной веры, одержимости. Олег умудряется из театра, которого на карте театральной Москвы фактически не было, сделать живой и очень осмысленный художественный организм. На первую постановку он позвал меня.
Мне сложно было придумать материал для Шалома, потому что, с одной стороны, это еврейский театр, каким-то образом он с национальной идентичностью должен взаимодействовать. С другой стороны, нет большей пошлости, чем ставить там бесконечно Шолом-Алейхема. И из современного мира, космополитического и расширяющего границы, сжиматься. Я предлагал что-то мучительно, и тут Олег говорит: “А как тебе “Исход”? Я помнил пьесу и сразу за эту идею зацепился. Вроде бы у Полины Бородиной в пьесе про еврейство нет ничего, кроме аллюзий с библейской историей исхода да имени главного героя Моисея. Но в “Исходе” есть тема изгойства, бегства, избранного пути. Это понятно представителю любой национальности, но это проблематика, которой пронизана еврейская идентичность.
Я пьесу “Исход” читал, когда был ридером на драматургическом конкурсе “Старый конь”. Любимовка и Ремарка прекрасны, они нацелены на поиск новых имен, нового языка, но в результате зрелые драматурги уже не попадают в конкурсную программу. А конкурс в сегодняшнем мире – главный инструмент популяризации драматургии. И несколько лет назад Юля Тупикина и Олег Михайлов придумали «Старого коня», условием участия в котором были опыт и востребованность драматургов. Ты мог прислать пьесу, только если у тебя уже есть не меньше 10 постановок. И это получился очень содержательный конкурс. Прошел он, к сожалению, только один раз. Я из него кроме «Исхода» Бородиной еще три пьесы уже поставил. (“Дания тюрьма” Аси Волошиной, “Тайм-аут” Марины Крапивиной, ”Герб города Эн” Светланы Баженовой - ОКОЛО).
ОКОЛО: Вы пришли в Шалом со своей командой?
П.Ш.: Нет, первым делом, я знакомился с артистами, которые на тот момент служили в еще старом Шаломе. На собеседовании было человек 40, кто-то из них был в штате, кто-то в театре когда-то мелькнул. И фактически все артисты, занятые в «Исходе», родом из старого Шалома. «Со стороны» я пригласил только Антона Ксенева, который у меня работал в КТМ, а потом сбежал в Москву.
Смешная история с поиском исполнителя главной роли. Мы с Олегом оба понимали, что в центре спектакля должен стоять актер-личность: умный, харизматичный, опытный, профессиональный. И ломали голову, где же нам найти такого, кого пригласить. И вдруг Олег на собственном сайте обнаруживает фотографию Димы Уросова. Чуть ли не 10 лет назад Дима эпизодически появился в Шаломе, его фотографию повесили на сайте и, по счастливой случайности, убрать забыли. Олег Липовецкий Диму знал как прекрасного и тонкого актера и посоветовал его мне. И я счастлив, что эта творческая встреча состоялась.
[caption id="attachment_166789" align="aligncenter" width="1080"]
"Исход", театр Шалом. Фото Ланы Павловой[/caption]
ОКОЛО: В будущем планируете сотрудничать с Шаломом?
П.Ш.: Пока не вели переговоры, но если будут звать, постараюсь найти время. У нас сложились очень нежные отношения. Сейчас выпускают спектакли Галя Зальцман и Филипп Гуревич, ещё Роман Каганович должен поставить “Магду”, но премьера перенеслась на весну. Живой складывается театр. Пока помещения нет, ремонт здания длится уже 7-8 лет, неизвестно когда кончится. Сначала мы играли “Исход” на Симоновской сцене театра Вахтангова, а сейчас весь репертуар переносят в Центр Высоцкого. Идея в том, что хотя бы на время возникнет место притяжения. Временный, но дом. Я с тревогой думаю, что будет, когда наконец отремонтируют родную сцену Шалома. Чтобы пойти на спектакль в спальном районе, не близко от метро, надо очень любить не просто театр, а именно этот театр. Но Олег, энтузиаст и оптимист, надеется, что зритель дойдет.
ОКОЛО: А как МТЮЗ позвал ставить спектакль?
П.Ш.: Меня сосватала Влада Куприна. Она работает завлитом в МТЮЗе, а мои спектакли знала, потому что два года была в экспертном совете «Золотой маски», поездила по стране и видела мои провинциальные постановки. Для меня огромная радость - сотрудничество с крупным московским театром. Пусть это амбиции, но амбиции в природе режиссерской. Я очень люблю свой КТМ, люблю провинциальные театры, с которыми сотрудничаю. Но давно хочется встреч со столичной публикой на больших площадках. Я нескромно считаю, что дорос до этого. Встреча же с МТЮЗом – радость вдвойне. Я вырос на режиссуре Камы Гинкаса и Генриетты Яновской. Это одна школа - товстоноговская. Малочевская, которая нас учила (Петр Юрьевич в 1996 году окончил Санкт-Петербургскую академию театрального искусства по кафедре режиссуры, мастерская профессора И. Б. Малочевской - ОКОЛО), 3 курса подряд была третьим педагогом у Товстоногова, наш курс набирала после его смерти самостоятельно. Когда мы учились, странное было время. Может быть, это очень субъективно, но у меня было ощущение мертвого театра вокруг, не было острых интересных впечатлений. Вдруг приехал Гинкас с большими гастролями, в Театре на Литейном играли “Пушкина и Натали”, “Записки из подполья” и «Играем "Преступление"». Он и Някрошюс на фестивалях "Балтийский дом" – вот два глотка живого настоящего театра, которые я помню по своей молодости.
ОКОЛО: Это какой был год?
П.Ш.: Примерно 1992-1994. Помню, это был глоток осмысленной режиссуры. Это сформировало не только меня, но и моих однокурсников. Потом была “Гроза” Яновской, “Иванов и другие”, которые тоже на меня очень повлияли. Встреча с профессиональными кумирами юности - радость большая. Театр у них живой, несмотря на то, что они уже пожилые люди.
И труппу в МТЮЗе они собрали из личностей, больших актеров. Я считаю, что в сегодняшнем театре уже не интересны сыгранные роли. А важно, чтобы личность артиста - настоящая, живая - через текст каким-то образом реализовывалась, чтобы я общался с личностью, а не с придуманным персонажем. Это очень тонкая грань, почти неуловимая разница, но она реальна, она существует. Век назад Станиславский говорил: «Роль нужно строить «от себя», но как можно дальше от себя». Цепочкой предлагаемых обстоятельств роли как бы отдаляя создаваемый образ от своей личности. Я считаю, что сегодня это уже не работает. Сегодня необходимо, наоборот, «подламывать» роль, обстоятельства роли под конкретную личность актера. Живые люди и их ощущение времени, рефлексия на современный мир вокруг нас – вот то, что мне интересно в театре.
Поэтому когда встречаешься с актером - крупной личностью, это счастливая возможность говорить о более сложном. Ну, строго говоря, я считаю, что актеров - "не-личностей" не существует. Нужно только дать человеку свободу, и он раскроется. Но все равно в любом деле существует иерархия. И испытываешь счастье, если доводится работать, «со-творчествовать» с талантом от Бога, актером со сложным способом мысли, совестью, эрудицией, кругозором. И вот такова, например, Вика Верберг, которая играет Елизавету. Всерьез большая актриса. Но я как будто отделяю ее от остальных… Вся команда «Марии Стюарт» сложилась, именно ансамбль сложился. А спектакль мы сочинили хулиганский по духу, с огромным количеством актерских импровизаций. Но тема, тема болезненная. Про то, как разлагает любая власть, про расчеловечивание человека, когда он становится всевластным. Про потерю всяческой морали и сосредоточение на собственных желаниях, но при этом попытке облечь все это в красивую форму и повесить на этот разврат какой-то блестящий фасад.
ОКОЛО: А вы сами подбирали материал?
П.Ш.: Обычно да, предлагаю я: несколько названий на выбор. А театры соглашаются или не соглашаются. И тогда поиск продолжается, пока не найдется что-то, что устраивает всех. Но я открыт и для встречных предложений, как случилось, например, с «Исходом», который предложил мне, как я уже говорил, Олег Липовецкий. Главное, что я уже давно, тьфу-тьфу-тьфу, могу позволить себе роскошь работать только над тем материалом, который мне всерьез интересен.
С Генриеттой Наумовной я сначала предлагал одно, она согласилась на пьесу современную, потом я понял, что погорячился, что пьеса эта мне не нравится. И вспомнил, что давно хотел над “Марией Стюарт” поработать в другом московском театре, а там не срослось. И счастье, что Генриетта Наумовна и Кама Миронович сочли это предложение интересным.
ОКОЛО: А в Камерном театр Малыщицкого премьера будет в этом сезоне?
П.Ш.: Должна быть в конце декабря - “Профессор Сторицын” по Леониду Андрееву. Планировали давно, распределение артистов сделали заранее - на гранты подавались, а это условие любого гранта – все должно быть продумано заранее. И распределение, и пространство. Это немного мешает реальной практике, потому что театр - штука живая, и многое меняется и придумывается в процессе. Хотя грант мы в итоге не получили. Есть надежда на дополнительный грант, он совсем недавно открылся. Но что будет дальше, я не знаю, пока денег нет.
ОКОЛО: Вы часто говорите, что КТМ - это “бесплатный” театр. Нет ли желания привлекать больше внимания, устраивать активности - читки, лекции, обсуждения?
П.Ш.: Да черт его знает. Любая активность - это все равно деньги. У нас очень скромный способ жизни - даже если получаем гранты, их едва хватает на постановки. Мы пытались несколько лет назад что-то делать в эту сторону. Но как-то руки опустились… Готовишься, устраиваешь прекрасную лекцию или фестиваль читок… А приходят 10 человек. И что это дает? У меня на это, честно говоря, нет ни энергии, ни желания. Я люблю спектакли ставить, я через это живу, мир познаю. И хочу, чтобы у нас была возможность приглашать на постановки других интересных режиссеров. Чтобы репертуар был разнообразным, чтобы артисты осваивали разные театральные языки.
Сейчас бум театральный, народ пошел в театры. Наверное, попытаемся побольше играть в ноябре. Я в Субботе репетирую, смотрю - там каждый день аншлаг. Понятно, они государственные, у них есть деньги, но по весовой категории мы примерно в одном и том же сегменте и можем себе позволить больше играть и продавать.
ОКОЛО: “Конформиста” (спектакль – лауреат «Золотого софита» сезона 2014/15 по роману Альберто Моравиа) вы сняли, но промелькнула информация, что будет новая версия?
П.Ш.: Его не сняли, я решил просто на время заморозить его, с творческой точки зрения необходимо обновить состав немного.
ОКОЛО: Это ещё из-за того, что один из актеров - Андрей Жилин - уехал в Москву?
П.Ш.: Да, надо было делать ввод. Ну и исполнитель главной роли Рома Ушаков играет своего героя почти 9 лет. Проблема 35-летнего - это одно, а 45-летнего - другое, поэтому, мне кажется, недостоверность возникла. Хочу ввести нового исполнителя на эту роль, чтобы оставалась проблема молодого человека, а не зрелого дядьки.
ОКОЛО: А какова судьба спектакля-кабаре “Мата Хари”?
П.Ш.: Изначально играли Леша Бостон с музыкальным образованием и Ванечка, композитор этого спектакля, сам в нем играл. Заменить их очень сложно. Чтобы его восстановить, нужно найти трёх артистов, которые были бы при этом музыкантами. Актрисы, занятые в спектакле, ищут себе партнеров, может, найдут.
ОКОЛО: Как решили ставить “Идиота”, чем вас привлекает произведение?
П.Ш.: Работой с материалом-мифом. Когда берешь “Гамлета”, “Идиота”, “Чайку”, которые образуют чуть ли не религию, с ними всегда интересно взаимодействовать, потому что это разглядывание времени сквозь время, каких-то одних культурных тенденций через другие.
У нас будет не вполне “Идиот” Достоевского. Это пьеса по мотивам, которую написал я при участии артистов. Там есть тексты Достоевского, сохранена проблематика, но многое изменено и погружено в сегодняшний день. Даже на уровне сюжета - например, Настасья - приемная дочь Епанчиных.
ОКОЛО: В описании указано, что авторство Семёна Саксеева&Kо, как в “Доне Хиле” в КТМ?
П.Ш.: Это мой псевдоним. Я давно его придумал, под его именем выигрывал в 1990-х - начале 2000 гг. конкурсы. Решил, что если буду писать, то пусть будет не Пётр Шерешевский, а Семён Саксеев. Саксеева у меня была бабушка, а Семён - дед. Так что “Идиот” будет за авторством Семёна Саксеева и ко, а “Опера нищего” - без ко, потому что «Оперу нищего» я сам писал, артисты не принимали участия в сочинении текста.
ОКОЛО: А как подбирали актёров для “Идиота”?
П.Ш.: Есть большой плюс в антрепризном устройстве Приюта Комедианта. С одной стороны, это государственный театр, с бюджетом, который может позволить себе позвать любого артиста, с другой стороны, весь город тебе открыт, ты можешь выбирать. Я давно мечтал с Ильей Делем поработать, и вот эта мечта осуществилась. Есть артисты, которые уже в команде Приюта. Гена Алимпиев - прекрасный артист, такой живой, как кошка, и умный. Издалека поглядывал на него раньше, и когда Виктор Михайлович (директор-художественный руководитель театра «Приют комедианта» Виктор Минков - ОКОЛО) предложил его, я очень обрадовался возможности встречи. С Татьяной Владимировной Самариной мы работали в Приюте Комедианта 20 лет назад, в «Собачьем вальсе» 1998-99 гг., и я очень по ней соскучился, люблю ее с той поры, а встречи все не случалось… Остальных артистов притащил из КТМ, хотя мы вроде договаривались - “не веди мне целиком театр сюда”.
ОКОЛО: А есть какие-то условия, что определенный процент актеров может быть своим?
П.Ш.: Нет. Просто понятно, что Приют Комедианта заинтересован в том, чтобы спектакль можно было поставить и собирать. КТМ ведь фактически тоже полуантрепризный театр, возникает конфликт интересов. Но фактически я привел только Сашу Худякова, потому что Антон Падерин и Аня Саклакова у нас в КТМ в нескольких спектаклях заняты, но служат в Театре Комедии.
Таня Ишматова - прекрасная актриса, с которой я знаком с Южно-Сахалинска, мы с ней работали в Каменск-Уральском. Когда заходили первые разговоры о распределении на “Идиота” и я думал, кто же будет Настасья, она мне пишет: “Я собираюсь переезжать в Питер”. Я понял, что она – это тот человек, который мне нужен, что это судьба! Отвечаю: “Давай, я тебя на Настасью возьму”. Я её и сюда взял, и к себе в театр. Недавно она дебютировала в роли Маши в “Чайке”.
ОКОЛО: Она в дубле с Дашей Змёрзлой будет?
П.Ш.: Да, Олег Липовецкий после «Исхода» пригласил моего композитора Ванечку (Оркестр приватного танца). И Ванечка теперь штатный музыкальный руководитель Шалома. А Даша с Ваней пара, они на два города будут жить. Но она попросила оставить себе “Заводной Апельсин” и “Дона Хиля”.
[caption id="attachment_166795" align="aligncenter" width="1280"]
"Чайка", Камерный театр Малыщицкого. Актриса Даша Змёрзлая. Фото Александра Коптяева[/caption]
ОКОЛО: Интересно, у нее в обоих спектаклях такие классные роли - мужские, характерные. Люблю эту актрису. А Роман Мамонтов, который недавно появился в КТМ, тоже вам был знаком раньше?
П.Ш.: Да, по Южно-Сахалинску, по “Экстремалам” в Чехов-центре. Актёр, который играл там главную роль, уехал, мы ввели Рому. Играли с ним “Экстремалов” на Золотой Маске (пять номинаций - ОКОЛО). Потом уже Рома сбежал из Южно-Сахалинска, а тот артист вернулся, и все вернулось на круги своя. Рома пришёл к нам в театр, это хороший оснащённый артист, он уже ввёлся в “Дона Хиля” и “Заводной Апельсин”, ещё введётся в “Герб города Эн” и в новой работе будет.
ОКОЛО: Чем современному зрителю будет близка балладная “Опера нищего”, по которой вы ставите спектакль в Театре Суббота?
П.Ш.: Забавная история: в 1728 году английский драматург Джон Гей, входивший в литературное общество вместе с Джонатаном Свифтом и другими писателями, написал сатирическую пьесу-оперу с куплетами. Причем куплеты на мотивы современных ему уличных песенок. Как если бы мы сегодня в пьесе зонги исполняли на мотив “Владимирский централ”, “Белый лебедь на пруду”. Собственно, это мы и собираемся сделать. Пьеса Джона Гея - это такая острая социальная сатира о времени дикого разгула преступности в Англии. Полиция не могла справиться, и был придуман способ борьбы: если преступник настучал на собрата, получает за это деньги.
Через 200 лет Бертольт Брехт взял эту пьесу и написал “Трёхгрошовую оперу”. То есть самая известная пьеса Брехта - не пьеса Брехта, а адаптация Джона Гея. Сохранены персонажи, сюжет, даже тексты в большом количестве. И еще через 100 лет мы сделали то же самое - не трогая Брехта вообще, Гея переписали, и получилась история про 90-е годы.
ОКОЛО: Будут актеры Театра Суббота?
П.Ш.: Да. Вообще у меня принцип такой - если уж я прихожу в театр, то нужно работать с труппой. Неприлично говорить: “Вы все прекрасные, но на главную роль мы сейчас приведем кого-то получше”. У меня большой опыт поездок по провинциям. И когда ты приезжаешь в Новокузнецк, Ижевск, Псков, у тебя нет опции “а ну-ка я сейчас позову на главную роль такого-то, у вас в труппе нет”. Когда ты с таким подходом смотришь на труппу, выясняется, что все актёры есть, и они прекрасные. Потом о них вспоминаешь и мечтаешь с ним поработать. В Субботе талантливые профессиональные артисты!
ОКОЛО: Вопрос, который меня волнует все эти годы, что смотрю ваши постановки: почему на спектаклях всегда едят? И даже готовят порой! Голодным к вам приходить опасно.
П.Ш.: На мой вкус театр - про телесность. Ведь дух проявляется через тело, поэтому у меня и едят, и голое тело порой очень важно, и секс. Дух не работает сам по себе.
Но это и вопрос языка. Иногда важен натурализм. Иногда хочется говорить на более условном языке, это зависит от темы, от поэтики текста. Мера условности у меня всегда разная. В “Чайке”, “Конформисте” пьют из пустых стаканов. В «Замке» едят бумагу. Это поиск языка каждый раз, что-то хочется вскрыть через жизнеподобие, а что-то, наоборот, отстранить.
"ГАМЛЕТ.eXistenZ", Камерный театр Малыщицкого. Фото Александра Коптяева
ОКОЛО: Еще вы часто используете видеопроекции в спектаклях.
П.Ш.: Да, я этим увлечен ещё начиная с “Ревизора” в Пскове, а может, и раньше. Мне нравится эта игра, я не могу заставить себя отказаться от неё, и последние несколько лет практически каждый спектакль решаю таким образом. Я оправдываю себя тем, что это всего лишь еще одно выразительное средство, способ воздействия на зрителя. Как зажечь театральный свет или включить фонограмму. Хотя, конечно, я немного лукавлю с самим собой. Потому что онлайн-кино, которое я использую в последних спектаклях, конечно, диктует многое, становится языком.
И еще я себя тем оправдываю, на уровне собственного восприятия, что когда я прихожу на чужой спектакль и сажусь дальше пятого ряда, для меня спектакля уже не существует. А с опцией онлайн-кино у меня возникает возможность разглядывать лицо артиста, вглядываться в психологические нюансы на крупном плане. И при этом эффект живого театра, рождающегося здесь и сейчас, на наших глазах, сохраняется.
“Идиот”, ”Опера нищего” будут киноспектаклями, премьеры в Шаломе и МТЮЗе тоже.
В Новокузнецке “Макбета” сейчас выпустил, это одновременно и камерный спектакль, он решен как новогодний корпоратив и происходит на сцене. Зрители приходят, рассаживаются за столы, пьют шампанское, едят мандарины. И одновременно это спектакль на большой сцене, то есть 50 зрителей на сцене, а остальные в зале наблюдают. Я думал, что я первый такой фокус придумал, но потом выяснилось, что до меня Иво Ван Хове что-то подобное уже делал.
ОКОЛО: То есть ты можешь купить билеты в зал или на сцену? И если ты на сцене, участвуешь?
П.Ш.: Да, можно поплясать, с тобой чокнутся бокалом. При этом многое происходит на видео. Ты - часть новогоднего корпоратива, в котором все друг друга поубивали. А с другой стороны, ты сидишь в зале и смотришь спектакль на сцене с массовкой, которой являются зрители.
[caption id="attachment_166792" align="aligncenter" width="1280"]
"Дон Хиль Зеленые штаны", Камерный театр Малыщицкого. Фото Александра Коптяева[/caption]
ОКОЛО: В ваших спектаклях музыка - один из важнейших элементов. Как началось сотрудничество с “последним великим русским композитором” Ником Тихоновым?
П.Ш.: Он отрекается от этого своего имени. Дело в том, что Ник Тихонов - это псевдоним. А родился он Иваном Соколовым. Но когда-то, когда принял решение о псевдониме, даже паспорт поменял… А теперь передумал. Но обратно менять паспорт - очень большая морока. Запутанная история. Короче говоря, теперь он просит, чтобы называли просто Ванечка, а в скобках приписывали на афишах (Оркестр приватного танца).
Ванечка пришёл, когда я начал репетировать “Гамлет.eXistenZ” и искал артиста. Репетировал Саша Кудренко, и вдруг у него случились съемки, от которых он не смог отказаться. И мы остались с Гамлетом без Гамлета. Надя Черных вспомнила про своего талантливого однокурсника. То, что он музыкант, я знал, но брал его как хорошего живого артиста, выпускника школы Вениамина Михайловича Фильштинского. Он у нас в КТМ после “Гамлет.eXistenZ” много играл: и в “Обыкновенном чуде”, и в «Замке», и в «Билли Каспере», и в «Мата Хари». Но всё равно у него были приоритеты музыкальные, он стал постепенно предлагать музыку свою. Кроме того, что он хороший композитор, у него есть редкий дар – «научить зайца играть на барабане». То есть он из актеров, из которых совсем не все знакомы даже с нотной грамотой, способен создать живой оркестр. И в спектаклях это очень работает. Сейчас Ванечка с актерской карьерой почти закончил, в КТМ мы всюду ввели других актёров на его роли. Он уходит в чистое композиторство, у него хорошо получается, это доставляет ему больше удовольствия, чем актёрство.
ОКОЛО: С какой драматургией вам интереснее работать? С классикой или современными произведениями?
П.Ш.:. Работа с классикой для меня - это всегда попытка осознать себя в какой-то культурно-исторической перспективе, время через время. Я всегда пытаюсь притянуть классический материал в сегодня, взглянуть на одно время через призму другого. И здесь возможны два подхода. Сейчас вот “Идиота” и “Оперу нищего” переписываю, это адаптация, то, что делал режиссёр Саймон Стоун с “Тремя сестрами”. Когда я делал “Чайку”, “Дядю Ваню”, “Марию Стюарт”, оставлял в неприкосновенности текст, через него с помощью режиссерского языка пытаясь понять, как одно время отражается в другом. Это разные игры, но обе меня увлекают.
А с современными текстами - обратная проблема. Без некоей дистанции ничего не работает. Если рассказывать про сегодняшний день впрямую, это превращается в тавтологию. Чтобы возник интерес, нужно всякий раз искать парадоксальный взгляд на эту драматургию. Как ее взломать, как посмотреть так, чтобы она зазвучала как некий миф, большее, чем бытийная история сегодняшнего дня?
Это игры про одно и то же, но с разных концов, и обе они интересны.
Беседовала Наталья Стародубцева
Фото: Наталья Тютрюмова