Спектакль “Проклятая любовь” был поставлен на камерной сцене Театра на Васильевском ещё в 2013 году. Тогда эта, вне всякого сомнения, потрясающая постановка по непонятным причинам была существенно обделена вниманием серьёзных театральных изданий Петербурга, а впоследствии пресса и вовсе перестала о ней вспоминать. Со дня премьеры много воды утекло, уже нет в живых режиссёра Владимира Туманова, но спектакль продолжает жить, несмотря ни на что. Этот текст — в первую очередь дань уважения его создателям.
В основе пьесы — история любви драматурга Николая Эрдмана и актрисы МХАТа Ангелины Степановой, продолжавшаяся с 1928 по 1935 год. Их отношения существовали не благодаря, а вопреки: к моменту знакомства она замужем за режиссёром Горчаковым, он же женат на балерине Воронцовой. Позже Эрдмана отправят в ссылку в Енисейск, и тогда их любовь продолжит жить исключительно в переписке. Степанова сначала приедет к нему в Сибирь, потом добьется пересмотра дела своего любимого и его перевода в Томск и тут… всё внезапно кончится. Он снова сойдётся с женой, а Ангелина родит сына от неизвестного, приёмным отцом которого впоследствии станет Александр Фадеев. Следующая встреча Степановой и Эрдмана состоится лишь двадцать два года спустя, а сохранившаяся переписка будет превращена драматургом Татьяной Москвиной в пьесу, которая и станет литературной основой спектакля “Проклятая любовь”.
В оригинальном тексте пьесы три действующих лица: помимо героев романа есть также и рассказчик, изредка дающий исторические справки. Спектакль оставил на сцене лишь Его и Её, но реплики-примечания сохранил (передав их самим действующим лицам). Эти, казалось бы, малозначительные ремарки на самом деле задают нерв всего спектакля: если, смотря условную “Варшавскую мелодию” даже в самом превосходном её исполнении, трудно не отвлекаться хотя бы изредка на мысль, что всё это лишь театр, выдумка, не было на самом деле никаких Гелены и Виктора, то здесь то и дело сквозь реплики сентиментальности и страха прорываются вполне реальные люди и события — и происходящее становится чем-то большим, чем просто спектакль.
Роль Ангелины Степановой исполняет Татьяна Калашникова, Николая Эрдмана — Михаил Николаев. Когда реальные герои познакомились, ему было двадцать восемь лет, ей же в момент расставания — немногим более тридцати. Актёры много старше своих персонажей, и зачастую такие подмены кажутся довольно спорными, словно свидетельствуя об отсутствии у режиссёра более удачного выбора. Здесь же всё совершенно иначе: история, которая раскрывается на глазах у зрителя, воспринимается максимально правдоподобной именно в исполнении людей среднего возраста. Такая глубокая пронзительность наряду с вполне осознаваемой жертвенностью кажется чем-то совершенно не совместимым с совсем ещё молодыми людьми. Как будто прав был известный поэт тех лет Николай Тихонов: “Гвозди бы делать из этих людей”...
Пол и задник стены выложены из бушлатов — неотъемлемых атрибутов жизни стынущих в зимних холодах сибирских ссыльных. Именно там, в Енисейске, проводит большую часть действия спектакля Николай Эрдман, там же почти непрерывно мысленно пребывает и Ангелина Степанова. Из прочих декораций — одно кресло посередине да деревянная лестница в углу — но этого оказывается более чем достаточно. Он садится в кресло, она же — вполоборота на его спинку. Герои вроде бы находятся рядом, но отделяющие их тысячи километров ощущаются почти физически. Чуть позже он уходит за лестницу, она встаёт перед ней и смотрит в опустевший проём между ступеньками — и снова между ними не только километры снегов, но и всё более проступающая отчуждённость: Степанова сетует, что он пишет много комплиментов, но ни разу не называет её любимой, он же лишь благодарит за свечи, под огнём которых он теперь может писать ночью. Или рассказывает про сгоревшую баржу с его письмом, иронизируя над тем, что пепел от сгоревшего послания вместе с этой баржей утонул.
Спектакли, в которых задействовано мало актёров, нередко отдают существенную роль световым и музыкальным решениям, здесь же об этом говорить не приходится. Музыкальное сопровождение возникает изредка, причём преимущественно в первой трети спектакля. Звучат записи со старых пластинок, ненавязчиво погружая зрителя в атмосферу уже довольно далёкой от нас эпохи. Свет лишь иногда сравнительно резко угасает, подчёркивая переход в следующую мизансцену, а потом едва заметно восстанавливает яркость. Отметим довольно непривычное для драматического спектакля обращение к поэзии: она возникает для создания особых эмоциональных пиков, сначала звучат строки Маяковского, потом уже самого Эрдмана в редакции Татьяны Москвиной:
И вот тогда, как хочешь, плачь и сетуй,
Что хочешь пей, как хочешь, прекословь,
Судьбой назначена весёлому поэтому
Расплатою за жизнь проклятая любовь.
Вопрос о правильном ударении в названии спектакля, к слову, исчезает сам собой. Никто никого не проклинал. Только если себя.
Единственно главное в этом спектакле — актёры. Героиня Татьяны Калашниковой проходит, кажется, все мыслимые и немыслимые состояния. Вот она актриса МХАТа, которая только начинает репетировать не слишком удачную на её взгляд пьесу Булычева. Стоит, сосредоточившись на себе и глядя в потолок. Ещё несколько мгновений назад она кокетливо отплясывала перед своим возлюбленным и менялась с ним шапками. Новая мизансцена — и она лежит на спине, свесившись с кресла, усталая, почти сломленная. Отчаяние невозможной любви, смешанное с попытками найти забвение в работе. А потом всё это повторяется вновь и вновь, на пределе надежды и боли… Роль Михаила Николаева несколько более скромная (да и на поклон он сначала выпускает Калашникову, а только потом становится рядом с ней), его задача — то дополнять её эмоциональное состояние, то контрастировать с ним, но и ему выпадает за полтора часа пройти путь от московского ловеласа до заключённого в Енисейске, а также полузабытого и бедствующего человека на склоне лет.
Вспоминая один из эпизодов своей жизни, Эрдман говорит: “Мы были почти счастливы. Для таких людей, как мы, почти счастье — это уже очень большое счастье.” Благодаря спектаклю два талантливых человека остались перед лицом будущих поколений не только разной степени успешности творцами высоких искусств, но и попросту людьми — с их трудной, противоречивой, но не оставляющей равнодушной судьбой.
А ещё под конец они спорят, “надо жить” или “положено хотеть жить”. И решив, что всё-таки первое, она решает с гастролей не ехать к нему на похороны.
Текст: Егор Куликов
Фотографии Олега Кутейникова