Двадцать четвёртый год идёт в НДТ (Небольшой Драматический Театр) спектакль «В Мадрид, в Мадрид!» режиссёра Льва Эренбурга. Он создавался как дипломная работа студентов его курса ЦФ СПГАТИ «ИТЕРСТУДИО» в далёком 1999 году и до сих пор с большим успехом идёт на сцене театра.
Постановка по мотивам пьесы Мильяна «Цианистый калий… с молоком или без?» повествует о маргинальной испанской семейке из города Эстремадур, где каждый будто соревнуется с другими на звание самой главной неприятной и мерзкой личности. Вашему вниманию предлагаются: парализованная испанка Адела (Татьяна Рябоконь), её дочь Лаура, старая дева (Хельга Филиппова), глухонемая дурочка Хустина (Ольга Альбанова), которая прекрасно слышит и, если считает нужным, даже отвечает, и всё никак не собирающийся в мир иной 92-летний дедушка Дон Григорио (Сергей Уманов). Среди этой кунсткамеры он, кстати, выглядит самым адекватным и симпатичным. Дедуля не появляется на сцене почти весь первый акт, его стенания – не всегда предсмертные, кстати, а иногда и игривые, и бодрые, – зрители часто слышат из-за кулис.
Все остальные дальние родственники и ближний круг знакомцев семьи, кружащие как вороньё над домом Дона Григорио, тоже не вызывают чувство симпатии. Муж Хустины Гильермо (Евгений Карпов), почему-то считающимся бесплодным, хотя ему не предоставили ни одной попытки доказать обратное; незадачливый жених Лауры Марсиаль (Артур Харитоненко), мнящий себя детективом; его нервный отец Дон Венеранд (Кирилл Сёмин) и Сокорро - нимфоманка и алкоголичка (Мария Семёнова). Все они, перед тем как войти в роль, представляются публике, называют своё настоящее имя и поверхностно рассказывают о своих персонажах.
Три часа на сцене переливается всеми своими гранями стремительный и смертельный калейдоскоп эскизов. Каждая сцена – отдельный спектакль в спектакле, сыгранный в разных жанрах – танго на инвалидных колясках, доводящий до истерики номер с доставанием лупы, номер с расчленёнкой, обязательная любовная линия и так далее… И всё вместе – это адский коктейль Кровавая Мэри, главный компонент которого – желание домочадцев отравить надоевшего и не желающего никак умирать главу семейства, и не слышать, наконец, его душераздирающих предсмертных криков, преследующих всех обитателей дома многие недели, сводящих их просто с ума. И возникает вопрос – а были ли они когда-нибудь в адеквате до агонии деда, или были предпосылки такого поведения, и есть основания полагать, что с сильной придурью они были задолго до этого скорбного дня. И отравление совершилось бы удачно, но в день Икс в гости к эстремадурцам приезжает племянник Энрике (Вадим Сквирский) с любовницей Мартой (Анна Шельпякова), в чемоданах у которых лежат драгоценности и что-то страшное и дурно пахнущее в пакетах.
Движущим центром постановки – какая горькая ирония – является инвалидка Адела. Хоть она и лишена возможности ходить, её бешеная страсть к жизни, природных гнев и ярость заставляют всех домочадцев делать то, что ей нужно. Она похожа на Бабу-ягу – Костяную ногу из страшных сказок, только костяные ноги у неё обе. У неё такая активная мимика – по её лицу проходит едва заметная рябь, и вот она на несколько минут превращается из злобной карги в трогательную испуганную несчастную женщину… Но вновь по лицу прошло волнение – и от былого проблеска нежности не осталось и следа. Такой характерной внешности в равной степени спешишь верить и в сценах с криками, драками, употреблениями, и в трагических эпизодах.
Для меня спектакль вышел слишком «в лоб», слишком «чернушным» и чересчур физиологичным. Все эти отправления естественных потребностей организма чуть ли не на сцене, рвота, стекание жидкостей по подбородку…
Какой-то отчаянной безнадежностью веет от всех персонажей этой чёрной во всей жёсткой красе постановки. Надежд нет – никакого Мадрида или Москвы в их жизни не случится. Дед оказался не умирающим, а вполне себе бодрым. Сбежал чуть ли не из гроба, обворовал Марту и скрылся в неизвестном направлении. Тут впору всем выпить яду, что некоторые эксцентричные герои постановки с блеском и исполняют. Оставшиеся в живых персонажи как тараканы, как крысы с тонущего корабля разбегаются во все двери. «Свобода…»,- говорит довольная Хустина, поднёсшая родственничкам кофе с отравой, и устремляется на мадридские танцы. Марта бросает уже отравленного Энрике, даже не смотря в сторону его распластанного на полу тела. Она говорит страстную речь, что должна вернуться к законному мужу, он поймёт её и простит. И Марта стремительно выбегает вон из дома, не зная, что её супруг уже здесь, рядом с ней в чемоданах – коричневом и розовом – распилен на равные куски, упакован в черные мешки и аккуратно перевязан верёвками.
От всей постановки так и веет мертвечиной, несмотря на попытки скрыть её за душистыми ароматами в виде танца страсти на инвалидных креслах, за похоронной процессией, за дракой или за демонстративными засовываниями пальцев в чужой рот… Спектаклю перевалило за двадцать лет, и он уже не выглядит бойкой студенческой заявкой, какой, наверное, и была дипломная работа курса Эренбурга «ИТЕРСТУДИО». «В Мадрид…» сейчас – это манифест о несвободе выбора и невозможности жизни, но не истовый и горячий, а разложенный на сюжетные куски, завёрнутый в мрачные смыслы и застывший во времени.
Текст: Дарина Львова
Фотографии НДТ