«И в музыке, и в доме мужа, во всех романах — везде, одним словом, я была только эпизодическим лицом... Нет мне счастья на этом свете!» - жалуется Елена Андреевна в пьесе А.П.Чехова «Дядя Ваня». Устранить эту несправедливость и сделать Елену главной героиней решил режиссер Роман Габриа в новой постановке "Моя дорогая Helene". Премьера состоялась на сцене Театра имени Комиссаржевской 15 января. В другом спектакле - «Онегин. Сны Татьяны» (на площадке «Приюта Комедианта») Габриа тоже осовременивает русскую классику, смещая акценты с главного героя на Татьяну Ларину. Есть там и новый персонаж — Хандра, воплощение тоски Онегина. И в премьерном "Моя дорогая Helene" будет новый загадочный герой — стрелочник, а ещё появятся призраки.
«Сцены из загородной жизни» разворачиваются в усадьбе Серебряковых — единое пространство включает гостиную, где герои общаются, смотрят телевизор и собираются за большим столом, и спальню, в которой параллельно отдыхает профессор с молодой женой. Таким образом зрители могут как бы подглядывать за героями, как это тайком делает дядя Ваня, замерев перед нагой Еленой, принимающей душ. В этой бытовости, обыденности скрывается та сама чеховская тонкая, неуловимая поэтика, которую Габриа бережно сохраняет. Он не меняет текст пьесы и порядок сцен, лишь смотрит под другим углом зрения на происходящее — с позиции женщины, которую окружают сплошь никчемные мужчины. Они притягиваются к ней как пчелы к яркому экзотическому цветку и не приносят счастья ни ей, ни себе.
В сценографии преобладают холодные безжизненные тона — стальной, молочный, черный, пудровый. Временами сцена трансформируется — как в кошмарах человека, страдающего клаустрофобией, пространство сжимается, возникает ощущение тесноты и безысходности. Серебряков жалуется, что он задыхается — как в склепе или лабиринте. Порой герои «проваливаются» в зыбкие сны-миражи - галлюцинации у Астрова, любовные фантазии у Сони, видения у дяди Вани и Серебрякова. Звучит гипнотическая музыка и гулкое эхо, мерцают канделябры, нежно дрожит за спинами героев тот самый русский лес. «Когда нет настоящей жизни, то живут миражами» — вздыхает дядя Ваня.
Костюмы персонажей вдохновлены прошлым — «обломовский» халат у дяди Вани, платье в пол и чулки у Елены (которые она будет кокетливо стягивать), сюртук Серебрякова, шляпа Астрова. Единственная, кто носит современные наряды — пижаму с Микки Маусом, комбинезон, джинсовую куртку — это Соня (София Большакова). Она трезво смотрит на мир, любит трудиться и не подпадает под разрушительно-праздное влияние Елены. Безответно любящая Астрова, Соня вымещает отчаяние в танцах — нервных, тревожных, с рваными резкими движениями. В противовес ей Елена (Елизавета Фалилеева) - плавная, женственная, предмет вожделения всех мужчин в пьесе, с виду не сильно умная и ленивая. Но в спектакле её образ гораздо объёмнее. Она — воплощение современной женщины, мятежной, склонной ошибаться, в её жилах, по словам дяди Вани, «течет русалочья кровь». Временами она кричит как чайка и хочет вырваться и улететь «вольною птицей».
Интересен персонаж Астрова (Богдан Гудыменко). Он холоден и отстранен, будто странник из другого мира, его мучают призраки погибших пациентов, он говорит механически заученные фразы и не замечает влюбленных взглядов Сони. Елена вдохнет в него жизнь и тепло, и Астров на время очнется.
Несмотря на смещение акцентов на историю Елены, трагизм фигуры дяди Вани (Денис Пьянов), слабого, безвольного, раскрывается в полной мере. Грустный клоун, которого никто не воспринимает всерьез, с букетом осенних роз застывает перед опустившимся занавесом. "La commedia è finita"! Его уже ждёт баночка морфия и сладостный покой. «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов» - обещает ему Соня.
«Моя дорогая Helene» получилась волнующая и смелая. Через оптику чеховского языка Габриа вдумчиво исследует души современников — таких же трусливых, склонных к саморазрушению, неспособных что-то изменить в жизни и бесконечно ждущих лучших времен.
Текст: Наталья Стародубцева
Фотографии Олега Стефанцова