Помню, когда прочла “Калигулу” Альбера Камю, первым желанием было увидеть это в театре. Помню, как меня потряс главный герой, в меньшей степени текст содержал описание внешнего мира империи и по большей части описывал внутренний мир безумного императора. Одновременно я отмечала изящество и лаконичность его суждений, одержимость, страсть и логичность, которая делала поступки страшными, но понятными мне.
“Для чего мне это неслыханное могущество, если я не могу изменить миропорядка, не могу сделать так, чтобы солнце садилось на востоке, чтобы страдание исчезло или люди больше не умирали. Я хочу перемешать небо и море, красоту сплавить с безобразием, из страдания высечь брызги смеха”.
Читая, я забывала, что текст не имеет исторической точности и написан современным автором - с такой легкостью он уносил в мир воображения. Я знала, что текст экранизирован. Сам Камю пять раз становился сценаристом к фильмам о Калигуле в разных странах, плюс известная скандальная картина Тинто Брасса, которая не имеет отношения к Камю, но идея сходна - император представлен кровавым безумцем. Фильмы демонстрировали имперский размах - обилие украшений, еды, богатой мебели, костюмы, статуи, лошади, то же самое происходило с известными театральными постановками, а мне же была интересна личность и ее внутреннее устройство.
Поэтому меня привлекла работа Своего театра. Театр молод, не располагает площадкой, для спектакля 20 июня заручились партнерством с театром “ЦЕХЪ”. Своей труппой тоже не располагает, режиссер Егор Корнилов объединил в спектакле актеров разных петербургских театров. При таком положении дел явно не стоило ожидать костюмов, лошадей и мебели, рассчитывать можно было только на режиссерский талант и актерскую харизму, которая бы вывезла все на себе. И я не прогадала.
Костюмы в спектакле минималистичны - все одеты в черное, по наличию украшений или обилию дырок легко понять, какого социального статуса герой. Из мебели - пара стульев, стол, белый плащ на вешалке, пара тазов на ножках, но с приложением актерского таланта этот нехитрый реквизит превратился в фонтан, статую, алтарь, трапезный стол, трон, сад, и можно было не отвлекаясь следить за развитием событий. Большое белое полотно к концу спектакля застилает сцену полностью, как символ безумия Калигулы, а в конце опрокидывается таз, и все расцвечивается брызгами красного - эффектный кровавый финал.
На первый план режиссер вывел психологические портреты персонажей, расставил акценты на причинах их поступков. Зрителю не предлагается какой-то однозначной оценки, а дается возможность самостоятельно составить мнение о происходящем.
“Попробуйте вспомнить, о чём Вы мечтали в детстве или даже пять лет назад. Что считали для себя важным? Какие принципы были непоколебимы? Вспомнили? Уверены, что сейчас Вы остались верны своему идеалу? Не дали слабину и не свернули? Я не уверен. Никому и никогда не удавалось быть последовательным в чем-либо. Но может быть, просто достаточно до конца оставаться логичным?”
На выходе из зала подташнивает, то ли от небывалой для Петербурга жары, с которой не справились все театральные вентиляторы, то ли от обилия пережитых эмоций.
В восприятии спектакль ожидаемо труден - один за другим мучаются и умирают герои, в то время как при должном уровне честности успеваешь найти себя и в трусливом Муции, и в жестоком Геликоне, восхититься грацией и изяществом Цезонии, ужаснуться и сжалиться над Калигулой.
Каждому из актеров спектакль позволил выйти за рамки: Никита Петросян (Калигула) пишет, что спектакль для него стал “высвобождением внутренних демонов”, Анастасия Смоляниченко (Цезония) добавила после спектакля в свою копилку “образ хорошей женской сексуальности”, для Екатерины Щуко (Друзилла / Луна) - это знаковая работа, потому что первая после переезда в Петербург, Георгий Азарсков (Керея) признается, что спектакль поднял внутри него “необдумываемые ранее грани жизни, вопросы - о свободе, о жестокости, о любви и привязанностях. Новая грань приоткрыла новые смыслы”. На мой взгляд, именно поэтому юный возраст не мешает восприятию - эти люди в процессе создания спектакля открыли в себе нечто несвойственное им раньше и теперь с удовольствием это исследуют на сцене.
Посмотреть и составить свое мнение о спектакле можно уже осенью в следующем сезоне. Вдобавок режиссер планирует сделать его частью трилогии-палиндрома ДРЕВНИЙ РИМ || МИР, и для этого в следующих частях обратится к произведениям Шекспира и Дюрренматта. Дальше будет еще интереснее.
Текст: Катерина Егорова
Фотографии Анны Даниловой