11 мая “Невидимый театр” под предводительством режиссера Семена Серзина сыграл в Москве первый спектакль большой формы по произведению Алексея Иванова “Общага на крови”. История о 90-х, молодежи и безрассудстве, цитату из которой мы вынесли в название нашего материала. Вместе с премьерой театр решил попробовать играть спектакли на два города. Зачем артистам ездить из Питера в Москву и какие творческие перспективы дает столица, а также о мечтах и планах поговорили с художественным руководителем театра Семеном Серзиным.
Семен, почему вы с театром перебираетесь в Москву? Из-за дополнительных перспектив или в Питере так сложно делать независимый театр?
Независимый театр, мне кажется, везде сложно делать.
Отчасти новость о переезде театра – это была первоапрельская шутка, честно говоря. Мы стараемся использовать любой пиар, особенно негативный – он всегда срабатывает. Вот видите, сколько вопросов. Всем интересно, что мы куда-то переезжаем, хотя это не совсем так. По сути, я живу в Москве, всё время езжу в Петербург, но хочется и здесь что-то тоже делать. Невидимый театр он на то и невидимый – неважно где он в общем-то существует. В данный момент история такая: хочется, чтобы он был в двух городах – в Москве и Питере. У нас нет своей площадки, мы ни от чего не зависим. И можем где получается, там и играть. А если говорить по-чесноку, то в Петербурге никаких перспектив нет.
А какие перспективы вы хотели бы видеть в Петербурге?
Нет такого ощущения, что вообще городу необходим театр. Артисты должны сниматься в кино, мне кажется. В Питере, к сожалению, в этом отношении ничего нет. Ленфильм уже по сути загубили, только какие-то сериалы остались. Я про это говорю: приходится существовать в таком бесконечном сведении концов с концами – ну хорошо, можно, наверное, так, но хочется чего-то ещё, куда-то дальше идти.
Мы выпустили в Москве спектакль большой формы. Тоже эксперимент для театра, потому что ресурса у нас никакого нет, для того чтобы продавать большой зал или вкладываться в большую постановочную команду, но мы пробуем это сделать. Вот как-то получилось, что делаем это в Москве.
А как у вас происходит определение репертуара, есть ли какая-то общая идея?
В нашем спектакле по книге Алексея Иванова «Общага на крови» у одного героя есть фраза: «Не будем относиться к жизни серьёзно, пусть всё будет как попало».
Не знаю, насколько у нас есть репертуарная политика. Всё складывается вокруг современной драматургии. Есть какое-то количество спектаклей-квартирников, про людей, которые отражали свою эпоху. Хочется делать актуальные тексты, чтоб оставаться современным театром. Такой как бы узкой направленности, что мы делаем только новую драму, нет. Мы делаем то, что нравится, то что хочется, то что вдохновляет. Можно со стороны посмотреть на репертуар: у нас, по-моему, 11 спектаклей — какая-то картинка, наверное, складывается.
Вот вы определили: «современная драматургия и современные актуальные темы». Вы поставили спектакль «Общага на крови» – скоро выйдет на экраны полнометражный фильм по этому произведению. С «Человеком из Подольска» была такая же история: когда вы снимали фильм, одновременно многие театры поставили спектакли по этой пьесе. Как вы относитесь к тому, что произведения, которые вы берете в работу, одновременно ставят ещё другие театры или кто-то снимает по ним фильмы? Это для вас плюс или скорее сложный момент?
Да нет ничего сложного, больше скажу: я узнал про эту книжку от своего брата, который снимался в этом фильме, и он мне рассказал, говорит: «Я вот сейчас снимаюсь». А я потом увидел эту книгу и решил купить, прочитать, мне стало интересно. То есть тут вот такая прямая взаимосвязь.
Не кажется вам это недостатком или узким взглядом на современность, когда все ставят одно и то же?
Я думаю, что нет. Тем более: где тут все? Одно дело, с пьесой «Человек с Подольска»: она разлетелась по всем театрам в стране. Это суперкрутой, суперактуальный материал, мимо которого невозможно пройти. Но я не думаю, что ажиотаж каким-то образом уменьшает его крутые качества или говорит о недостатке тем. Мне так не кажется.
Вы себя определяете больше как режиссёра или как актёра?
Мне интересно и то, и другое. В первую очередь, я режиссёр. Думаю так: мне когда интересно, я готов много чем заниматься. Одно другому не мешает.
Подсматриваете, когда работаете как актёр, режиссёрские фишки?
Ну конечно, но это огромная редкость, когда есть режиссёр, у которого можно что-то подглядеть. Это единичные случаи в моей жизни.
Почему?
Выдающихся режиссёров очень немного. Это логично, мне кажется, что их не должно быть много.
Кого вы для себя определяете как выдающегося режиссёра?
У кого я могу лично подсмотреть что-то? У Кирилла Серебренникова, конечно, у Евгения Марчелли, у Юрия Бутусова, у Люка Персеваля. Вот наверное.
А есть ли какие-то личные вопросы и задачи, которые вы для себя решаете с помощью творчества?
Да все, наверное, личные. А какие я могу не личные решать?
Мне интересен человек, и я сам в том числе. Но так чтобы что-то этим конкретно продиктовывать или в чём-то конкретном разбираться – наверное, нет.
То есть творчество для вас – инструмент по изучению себя, человека, окружения. Почему именно театр выбрали, а не, например, рисовать картины или писать стихи?
Я не умею рисовать и не умею писать стихи, поэтому, наверное. Вот сейчас кино попробовал – тоже мне интересно.
Есть ли у вас какие-то творческие мечты? Посотрудничать с кем-нибудь или поставить какую-нибудь пьесу особенную?
Нет, я раньше, может быть, «роль мечты» или что-то такое выделял. А сейчас мне кажется, когда так далеко задумываешься, этого никогда не будет в жизни. Хотел я, например, всегда поставить «Пьесу без названия» – я так раньше отвечал на этот вопрос. Сейчас понимаю, что в этом нет никакого смысла. То есть я сам определяю это как несбыточное «когда-то». Да когда? Надо вот уже сейчас делать. Я сейчас собираюсь снимать кино, не могу сказать пока какое – это и есть моя мечта, его снять. Самая ближайшая – то, что я могу уже ухватить и пощупать.
Я единственное знаю, чего боюсь: бывает такое (много примеров), что у очень выдающихся людей (я не про себя) что-то клинит в голове, и один человек превращается вообще в другого, кардинально меняется. Это вот то, чего бы мне не хотелось: чтобы замкнуло что-то в голове. Творческой деменции.
Да, это действительно страшно. Семён, большое вам спасибо за честность и за лёгкость этой беседы.
Спасибо вам.
Беседовала: Елена Свиридова
Фотографии Георгия Кардавы