Лидия Гордеенко: творчество умирает там, где рождается страх

Поговорили с художницей Лидией Гордеенко о современном искусстве и образовании, боли и взрослении, о том, что значит быть художником в новой эпохе.

ОКОЛО: Ты пишешь картины, преподаёшь, учишься, поешь в хоре, танцуешь, но прежде всего ты - художник? Что это для тебя значит - быть художником?

Л.Г.: Быть художником — это как раз и есть сумма всех мыслей и действий, которые я внутри себя синтезирую и воспроизвожу. Я остаюсь художником, когда пою или веду занятие, даже когда выбираю утром свой дневной туалет и аксессуары к нему. Наверное, в этом плане мне нравится англоязычная версия слова "artist", такое собирательное понятие, которое не привязывает к определенной технике (художник в данном случае не обязательно должен использовать масло и холсты), а обозначает человека-творца. Но сразу хочу сделать ремарку: "творец" — условное обозначение, я, к примеру, вижу свою функцию в качестве ретранслятора. Всë, что я создаю, является симбиозом увиденного, услышанного и прочувствованного. Я не всегда могу отдать себе отчёт, откуда оно пришло, и претендовать на роль творца и подавно. Просто показываю, как вижу то или иное явление.

ОКОЛО: Когда ты впервые осознала тягу к творчеству? Как это проявлялось? Это был твой выбор? Хотелось ли тебе заниматься чем-то совершенно другим?

Л.Г.: Не могу сказать, что я была аутичным ребёнком, но то, что меня увлекало рисование и создание каких-то фигурок из глины или ткани больше, чем общение со сверстниками или родственниками — это факт. И я точно помню наваждение, которое не отпускало меня до тех пор, пока из безличных материалов не появлялся новый мир со своими персонажами. Значимым событием для меня стало обучение в изостудии, куда я отправилась в пятилетнем возрасте. Мне очень повезло с педагогом, она была «практикующим художником». Нам ставили задачи, не зависящие от возраста. До поступления в художественную школу я была знакома с цветоведением и перспективой. Я училась в немецкой школе и ездила на стажировки в Германию, логично было пойти в лингвистику. Но на тот момент меня воротило от языка, его было много и в обязательном порядке. А рисование стало моей отдушиной. Был ещё момент, связанный с биологией, у меня в начальной школе появился мощный домашний микроскоп. Меня увлекало всë внутреннее устройство всего. Но в конечном итоге краски одержали победу, и учёным я так и не стала.

ОКОЛО: Ты училась на факультете монументально-декоративного прикладного искусства и специализировалась на художественном текстиле. Почему ты выбрала эту кафедру? Каковы особенности этого направления? Чему и где ты учишься сейчас?

Л.Г.: Когда пришло время выбирать профессию, стало понятно, что мне нужен художественный ВУЗ. Я увлекалась модой, точнее, еë историей, и хотела осуществить мечту многих маленьких девочек — стать модельером. Но мне не хотелось создавать пышные бальные платья, я действительно очень серьëзно интересовалась костюмом и даже выпускную дипломную работу по немецкому языку защищала по теме: "Культ тела. Мода и индивидуальность". Я стала присматриваться к ВУЗам и так однажды попала в Штиглица на кафедру художественного текстиля. Меня осенило: если научиться создавать свою ткань, то шить из неë — дело наживное. Так прошли 6 прекрасных лет, выпустилась я с театральным занавесом в технике горячего батика. Выпустилась и поняла, что совершенно не представляю, куда применить все эти уникальные навыки в современном мире. Текстильные фабрики в своë время позакрывали, можно было отрисовать макеты здесь, а производить на территории Китая, например. Занавесы сейчас тоже не очень востребованы. Ткать гобелены — роскошь не для всех, это долго, и люди не понимают, зачем платить за человеческий труд, если можно купить ковëр массового производства. В прикладных профессиях сейчас царствует дизайн, а не искусство. Главная задача — симпатичная утилитарность. Я успела немного поработать декоратором текстильного оформления жилых и общественных интерьеров, но это быстро наскучило. В принципе для такой работы можно окончить месячные курсы, на которых расскажут, что и с чем сочетается, как рассчитать материал для римских штор и так далее. У меня был опыт работы с детьми, к ним я и решила вернуться. Так я стала преподавать художественный текстиль. Время шло, мне постоянно нужно было доказывать свою профпригодность. Чтобы от меня отстали, я решила получить педагогическое образование и поступила в магистратуру в Герцена на факультет изобразительного искусства. Абсолютно не жалею о своëм решении, потому что наконец попробовала там заниматься керамикой и лицевым шитьëм. Мне кажется, моя учëба благостно влияет на развитие нейронных связей.

ОКОЛО: Ты преподаёшь, работаешь с детьми. В чем отличие их творческого процесса от твоего? Ты считаешь себя взрослой? Что значит быть взрослым?

Л.Г.: Мне нравится работать с детьми, потому что до определенного возраста они феноменально гибкие в своих мыслительных процессах и не думают про можно/нельзя, правильно/неправильно. Они более открыты, хотя налëт цифровизации стал проявляться достаточно рано. Иногда мне приходится быть учительницей, но чаще всего я всë-таки компаньон. Мы вместе что-то придумываем, смотрим, узнаëм. Возможно, кто-то назвал бы моë поведение непедагогичным. Но мне кажется, что творчество умирает там, где рождается страх. Поэтому пусть они лучше считают меня своей подружкой, зато к моему мнению прислушиваются, и я как-то аккуратно влияю на вкус своих учеников.

Считаю ли я себя взрослой? Сложный вопрос. Иногда мне кажется, что я появилась на свет уже старой. Какие-то глобальные внутренние установки не поменялись с детства, просто укоренились. Возраст перестал быть индикатором взрослости, когда меня стали окружать люди лет на 15-40 старше, которые с детства тянут за собой незакрытые гештальты и обиды. Другая часть меня, которая дружит с детьми и учится у них, позволяет мне время от времени отрешаться от флëра взрослости, шалить и радоваться мелочам. Я трепетно берегу внутреннего ребëнка, чтобы не сойти с ума в этом мире.

ОКОЛО: В каких стилях/жанрах/направлениях ты работаешь? Как возникают твои работы? Как ты решаешь, что ты сейчас сделаешь коллаж, гобелен, рисунок, танец? Ты выстраиваешь какие-то творческие стратегии, планы, чтобы прийти к определённой теме с определённым опытом и набором опробованных техник или отталкиваешься от того, что даёт тебе жизнь? Насколько вообще ты контролируешь и планируешь свою жизнь?

Л.Г.: В творчестве я стараюсь давать себе свободу. В моей реальности царит равноправие для жанров: сегодня это может быть масштабный постер для улицы, завтра я с таким же удовольствием напишу акварельный пейзаж в квадрате 10х10. Мне скучно в рамках и нравится использовать разные техники. Всë зависит от темы, о которой пойдëт речь. Маслом я сейчас не пишу, потому что меня пленит прозрачность акрила и возможность создания многослойности. Думаю, работа с текстилем повлияла на мою живопись. Коллаж люблю за элемент игры, как будто у каждого фрагмента есть своë место, моя задача его найти и разгадать. Я всë-таки верю в определенное божественное начало во всëм и стараюсь усмирять своего внутреннего диктатора, это касается моего отношения к экзистенциальным вопросам и вопросам творчества. Перформанс хорошо помогает настроиться на внутренний голос и очиститься от информационного переизбытка, это чистое действо. Можно распланировать всë до мелочей, но в конечном итоге, дойдя до результата, столкнуться с разочарованием. Предпочитаю удивляться и наблюдать, как мозаика складывается, когда отпускаешь вожжи. Поэтому я, скорее, интуит, чем стратег. Одно знаю точно, если идея изначально вызывает сомнения, то можно за нее не браться.

Ты часто говоришь о травме и физической боли, которую испытываешь, как я понимаю, одним из результатов ее проживания стала серия голов-автопортретов. Расскажи о ней и о других способах взаимодействия с болью

Л.Г.: Боль, да, у меня с ней сложные отношения. В моëм сознании она наделена антропоморфными характеристиками. И она почему-то женщина. Я очень много и неистово раньше рисовала головы, и уже не в первый раз слышу от наблюдателей выводы о взаимосвязи изображений с моим состоянием. Возможно, это так, я не пыталась рефлексировать на этот счëт. Вообще, в периоды обострений я творчески не продуктивна и пытаюсь не заниматься гнилой арт-терапией и спекуляцией по средствам деструктивной энергии. Да, пожалуй, возвращаясь к вопросу про контроль, скажу про главное условие для своего процесса: мне важно быть в ресурсе. Во время создания своих работ я трачу много энергии, даже если их смысл не считывается с первого взгляда, и они воспринимаются как красивая картинка для интерьера.

ОКОЛО: Насколько важно для тебя, чтобы твоё искусство видели? Какие из существующих форм взаимодействия зрителя с арт-объектом для тебя приемлемы? Есть ли некая финальная точка при создании произведений искусства? Имеет ли автор право регулировать их существование? Что для тебя как для художника происходит во время выставок и перфомансов? Что, по-твоему, происходит со зрителем?

Л.Г.: Раньше я мало демонстрировала свои работы. Возможно, это было продиктовано неуверенностью в себе. Знаете, как качественно сеют подобные мысли некоторые преподаватели? С возрастом ко мне пришла мысль о том, что работы нужно демонстрировать, потому что в конечном итоге я не имею право до самого конца ими обладать. Когда зрители рассказывают о своих чувствах и мыслях после увиденного, я понимаю, что справилась. Моя задача делиться импульсом, а там уже как дальше пойдëт, выбор каждого: зритель может не заострить внимание, а может начать анализировать через призму своего восприятия.

ОКОЛО: Ты часто говоришь о том, что любишь писать обнаженных женщин. Почему именно эта тема тебя цепляет? Что для тебя сложнее написать портрет или автопортрет?

Л.Г.: Я редко сейчас взаимодействую с натурой, но женское тело не перестаëт от этого быть для меня привлекательным. Это удивительная совершенная по пластике форма. При этом мой глаз очень хладнокровен. Я смотрю на обнажëнное тело, лишая его всего личного, беспощадно мысленно препарирую модель, вижу все еë мышцы и кости.

Раскрою секрет: любой портрет является автопортретом. Каждое изображение содержит ДНК автора, который его производит.

ОКОЛО: Пыталась ли ты взглянуть на своё творчество чужими глазами? Какие критерии оценки применимы к художнику и его творениям и применимы ли вообще?

Л.Г.: Я часто смотрю на свои работы, растождествляясь с ними. Только в момент создания они мои, я любуюсь отдельными кусками. Когда работа завершена, я начинаю смотреть на всю композицию и могу вообще всë уничтожить, если результат меня не удовлетворяет. Вообще, я достаточно жëсткий критик и для своего творчества, и для коллег. Моментально считываю наличие или отсутствие школы. Хотя есть люди с врождëнным чувством композиции и вкуса. Есть вещи, которые невозможно подменить насмотренностью. Меня в любых работах возбуждает ум.

ОКОЛО: Какие основные тренды сложились в современном искусстве в прошлом году? Чего ты ждёшь от этого года? Что бы ты хотела сделать? Как, по-твоему, искусство влияет на реальность в моменте времени и в перспективе.

Л.Г.: Не очень люблю слово "тренд". Мне нравится искусство без времени, размышления на вечные темы. Сейчас, конечно, мир очень нестабилен, и, наконец, многие люди стали замечать что-то за гранью материального, об этом и пишут. Мы вошли в новую эпоху, интересное время, в котором можно делать всë что угодно. Единственное его требование — не зависать. Без лишних ожиданий, просто нам нужно быть ещё динамичнее и успевать вовремя реагировать. Стагнация не позволительна.

ОКОЛО: Что такое современное искусство? Как отделить его от несовременного? Какие направления в современном искусстве тебе интересны? Из каких институций состоит современная художественная индустрия? Как ты оцениваешь их состояние в России? Есть ли у нас цельная художественная среда в рамках государства или, скорее, каждый живет своим внутренним миром и небольшими анклавами, чьи ценности и интересы не пересекаются?

Л.Г.: Время — это уловка мозга. Я не могу делить искусство на современное и не актуальное. Есть просто сильное, а есть ни о чëм. Мадиа меняются разве что каждые лет 20. Не считаю себя достаточно компетентной, чтобы рассуждать на данную тему. Считаю, что это — удел искусствоведов. Мне кажется, что в эпоху глобальной цифровизации можно не привязываться исключительно к России. Хотя у нас много клубов по интересам.

ОКОЛО: Есть ли для тебя какая-то глобальная цель в жизни, к достижению которой так или иначе сводятся твои усилия? Что ты бы хотела рассказать, изменить или доказать своим творчеством? Хотела бы ты что-то изменить в уже прожитой жизни?

Л.Г.: Я— достаточно примитивный человек без глобальных целей. Мир менять не собираюсь, всë идëт своим чередом. Главное — слышать внутренний голос и не пытаться его затыкать, какие бы внешние факторы на это ни влияли. Менять в прошлом ничего бы не хотела, очень ценю пережитой опыт. Доказывать кому-то через творчество что-то тоже бессмысленно. Человек либо уже и так понимает, о чём речь, либо бисер метать надо в другом месте.

Блиц

ОКОЛО: Чёрный квадрат - что это и о чем?

Л.Г.: Черный квадрат — это квинтэссенция происходящего. Точка бифуркации.

ОКОЛО: История с бананом за 120000 долларов? Что круче - продать такой объект или съесть его?

Л.Г.: Я восхищаюсь людьми, которые способны проворачивать такие комбинации.

ОКОЛО: Топ пять ныне живущих художников?

Л.Г.: Марина Абрамович, Бен Вагин, Йорин Войт (не уверена в русификации), Ноэль Филдинг, остальные любимые уже умерли.

ОКОЛО: Топ пять ныне живущих художников в России?

Л.Г.: Ринат Валигамси, мне нравится то, что делают художники из объединения "Crocodile power", Иван Новиков понравился мне, а так очень много похожего, я теряюсь.

ОКОЛО: С кем бы ты хотела коллаборацию? Другой художник, бренд, город, движение, музыкальный коллектив?

Л.Г.: Можно помечтать? Тогда я бы с удовольствием посотрудничала с Николаем Комягиным, Владимиром Варнавой, Теодором Курентзисом и с брендом Nike.

ОКОЛО: Любимая музыка и любимая песня прямо сейчас?

Л.Г.: Боже, я - меломан, поэтому моя любимая музыка варьируется от русской духовной до Берлинского техно. Последние дни в голове вертится песня "Ancora tu" Lucio Battisti, возможно, вы слышали эту песню в исполнении Ройшин Мëрфи.

ОКОЛО: Три любимые книги и три любимых фильма?

Л.Г.: Я очень любила мистический реализм в детстве, поэтому назову сборник рассказов Маркеса "Другая сторона смерти", очень люблю Бредбери, пусть тоже будут рассказы, ну и Борис Виан "Сердцедëр". Выбрала этих авторов, потому что их видение мира наиболее приближено к моему. Фильмы... По той же причине люблю Гондри, пусть будет "Вечное сияние чистого разума", "Лобстер" Йоргоса Лантимоса, "Манифесто" Джулиана Розенфельда.

ОКОЛО: Если бы ты могла сейчас оказаться где угодно, ты бы оказалась в..?

Л.Г.: В лесу рядом с морем.

ОКОЛО: Если бы ты могла сейчас сделать что угодно без последствий, что бы ты сделала?

Л.Г.: Переехала бы в другой город.

ОКОЛО: Самый счастливый момент в твоей жизни связан с?

Л.Г.: Таких моментов было много, я вообще счастливый человек. Мне понравилось петь в составе хора на концертах "Shortparis", пленэр на вершине горы Янгузей, совместный перформанс "Очищение" с Нелли Акчуриной, встать утром на лыжи первого января и отправиться в лес на севере Финляндии.