6 декабря в розовой гостиной Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии состоится премьера: кабаретные песни композитора Андрея Тихомирова на стихи Николая Агнивцева в программе «Когда вся жизнь была иной» исполнят солисты театра в сопровождении небольшого оркестра. Постановка приурочена к 110-летию открытия в здании, занимаемом сегодня музкомедией, первого театрального зала – роскошного театра «Палас», при котором все время его существования функционировало артистическое кабаре. О поэзии одного из интереснейших авторов Серебряного века, о создании кабаретных песен и, конечно, о музыке рассказывает Андрей Тихомиров.
– Как возник цикл на стихи Агнивцева?
С творчеством Николая Агнивцева я познакомился благодаря Юрию Томошевскому, артисту Ленинградского Большого драматического театра. Ему понадобилась музыка для его новой программы, нечто вроде аккомпанемента для мелодекламации, и он искал композитора, который бы взялся за эту работу. Томошевский вручил мне стопку листков папиросной бумаги, на которых «самиздатом» были отпечатаны стихи, а на первой странице стояло незнакомое мне имя: Николай Агнивцев.
Поэзия Агнивцева меня увлекла – лёгкая, наполненная юношеским весельем и ностальгической тоской, дерзкой эротикой и едкой иронией… В результате Юрию пришлось искать другого композитора, а у меня появился первый альбом «песенок» (так называл свои стихи, предназначенные для театра-кабаре, сам Агнивцев).
Искусство русского «Серебряного века» вообще всегда было мне близко: по духу, и по стилю, по темам и по способам их выражения. Но Агнивцев – это нечто особенное. Будучи очень закрытым и, по сути, одиноким человеком, он создал множество поэтических текстов, в которых его «я» выражается не напрямую, а через ироническое «комментирование» особенностей человеческой природы и событий текущей жизни. Я стал целенаправленно искать его стихи, и через некоторое время у меня появился второй альбом. За тридцать с лишним лет я написал тридцать с лишним вокальных миниатюр на тексты Агнивцева. В каком-то смысле весь этот цикл – мой личный дневник.
– Какие стихотворения первыми произвели впечатление? Читаете ли их по памяти?
Стихотворения, которые сразу же произвели на меня сильное впечатление, вошли в первую тетрадь: «Мариетта и мак», «Маркиз Франциз», «Две сестры», «Кролик и крокодил», «Белой ночью» и некоторые другие. По памяти я эти стихи не читаю, но иногда пою то, что у меня получилось. Не со сцены, конечно, а так, для себя и для друзей.
– В некоторых номерах вашего цикла встречаются текстовые расхождения с напечатанными стихами Агнивцева. Почему так произошло?
Отдельные несовпадения придирчивый взгляд действительно может кое-где обнаружить, но в этом нет ничего страшного. Прежде всего, у самого Агнивцева, как поэта кабаретного жанра, тексты стихов, что называется, не были отлиты в бронзе. В живом исполнении какие-то детали менялись. Да, его стихи издавались в эмиграции, а после Перестройки выходили в сборниках. Сейчас их можно свободно читать в интернете и узнать оттуда же, что в дореволюционной России стихи Николая Агнивцева пользовались большой популярностью. Но в то время, когда они впервые дали толчок моему вдохновению, мне были доступны лишь ходившие по рукам машинописные перепечатки. С каких оригиналов их снимали – бог весть. Я уже не говорю о том, что стихотворение в своём первозданном виде – это одно, а написанная на стихи вокальная миниатюра – это несколько другое. Здесь рождается новый художественный образ, и некоторые «вольности» в обращении композитора с текстом не только возможны, но даже необходимы. Так бывало всегда, во все времена.
– Агнивцев сам выступал со своими произведениями. Кто для вас идеальный исполнитель – музыкант или артист? Или в этом качестве вы видели себя?
Всё-таки, пока была такая возможность, со стихами Агнивцева выступали артисты, прежде всего – артисты «его» театра, где он был единственным автором. Для исполнения моих музыкальных миниатюр, написанных на его стихи, требуются профессиональные вокалисты, но, что очень важно, владеющие техникой актёрской игры. Первым таким исполнителем, и очень ярким, стал Виктор Кривонос: в своё время мы сделали с ним концертную программу, в которую были включены самые ранние вещи из моего агнивцевского цикла. Позднее к миниатюрам стали проявлять интерес московские артисты, молодые и талантливые.
– Создавая цикл, какого слушателя вы представляли – возраст, социальное положение, уровень «подготовки»?
Любого, кто готов вместе со мной (и с Николаем Агнивцевым) смеяться, грустить, иронизировать, думать о том, что волнует нас сегодня.
– Важна ли для вас оценка аудитории, или главное – высказаться, а «имеющий уши – услышит»?
Музыка всегда была для меня языком общения. Музыка способна говорить о том, что не всегда выразишь словами. «Мысль изреченная есть ложь» – но в музыке лгать невозможно. То есть солгать-то можно, конечно, но вот обмануть слушателя вряд ли получится.
Выступая с Виктором Кривоносом, я видел реакцию совершенно разной публики. И убедился, что в данном случае ни возраст, ни уровень подготовки особого значения не имеют. Каждый поймёт и почувствует своё.
– Порекомендуйте произведение для первого знакомства с вашей музыкой.
Опера «Дракула». Считаю это произведение своей главной композиторской работой. К сожалению, пока эта опера не поставлена в театре, нет возможности услышать её в полноценном исполнении.
– Профессия композитора в начале XX века и в начале XXI века отличаются?
Профессия композитора – нет. Профессия музыкального оформителя – да, во многом изменилась.
– Какой жанр выбрали бы, если бы получили сегодня карт-бланш на создание нового произведения для музыкального театра?
У меня есть большая «романтическая» опера (хотя эта жанровая характеристика условна, потому что в «Дракуле» хватает и комедийных моментов, и иронии).
Есть у меня и камерная опера «Последние дни»: «маленькая трагедия» о гибели Пушкина.
Есть детская опера-зингшпиль «Небылица».
Пожалуй, сейчас я бы хотел написать комическую оперу. Время для многих из нас настало трудное и, я бы сказал, нездоровое во всех смыслах. А смех – это лекарство. У меня даже давняя задумка есть, сюжет по мотивам пьесы, вернее, оперного либретто Михаила Кузмина. Опять Серебряный век, да.
– Готовы ли вы писать «прикладную» музыку, например, для рекламы или так называемую «фоновую» музыку? Или свобода творчества – превыше всего?
Дело не в свободе творчества. Настоящее искусство настолько же свободно, насколько и не свободно. В самом слове «искусство» заложена несвобода: от требований жанра, до высоких требований, предъявляемых мастером к самому себе. Так что дело не в этом. Просто «фоновая» музыка – это другая специальность. У моего сына это получается лучше, чем получилось бы у меня.
– Где бы вы хотели слышать свою музыку: в академических залах или небольших заведениях?
Я полагаю, что симфониям место в филармоническом зале, операм – в оперном театре, а мои вокальные миниатюры на стихи Агнивцева могут звучать везде, где есть слушатели и тёплая, интимная атмосфера. В салоне, в гостиной или даже в театральном зале – главное, чтобы там можно было создать такую обстановку.
Андрей Тихомиров от первого лица:
Родился в Ленинграде в 1958 г. Уже в раннем детстве увлекся музыкой, но в музыкальную школу поступил только в одиннадцатилетнем возрасте, с разученной самостоятельно «Патетической» сонатой Бетховена и несколькими пьесами собственного сочинения. Занимался фортепиано в классе К. К. Рогинского и композицией в классе Ж. Л. Металлиди. В 1974 поступил в Ленинградское музыкальное училище им. Н. А. Римского-Корсакова, которое окончил с отличием через три года, занимаясь одновременно как пианист (у А. М. Сердюка) и как композитор (в классе Г. И. Уствольской), а также факультативно как вокалист. В 1982 окончил Ленинградскую консерваторию по классу С. М. Слонимского. Автор трех опер, детской оперы-зингшпиля, трех симфоний, нескольких инструментальных концертов, большого количества камерно-вокальных сочинений и музыки для различных инструментов и камерных составов. Написал ряд статей и эссе по проблемам современной музыки и оперы.
Текст предоставлен пресс-службой Театра Музыкальной комедии
Фотографии из открытого доступа