«Жмурки» в Техасе

Загнанный в угол наркоторговец задумывает убийство матери, которая застраховала свою жизнь на кругленькую сумму. Неожиданно найдя поддержку этой идеи в лице всей семьи - отца, сестры и мачехи, он приводит в дом профессионального киллера, а по совместительству полицейского местного участка. Киллер Джо не спешит исполнять свою работу, да и денег на оплату его услуг у семьи Смитов до получения заветной страховки нет. Зато есть несовершеннолетняя Дотти, которую Джо Купер и берет в качестве залога с молчаливого согласия отца и брата. Такова завязка криминальной и откровенно жутковатой истории, и она неизбежно предполагает еще более страшную и кровавую развязку. 6 октября премьеру "Киллер Джо" показали в Камерном театре Малышицкого. Как и текст одноименной пьесы Леттса, при всех ужасах сюжета, повествование Петра Шерешевского умудряется быть ироничным, черный юмор пугающе органично сквозит на протяжении всего действия. Спокоен добрый отец семейства Ансель (Андрей Балашов), невозмутима его неверная жена Шарла (Юлия Мен), которая регулярно брызгает на себя духами, мажет ароматным кремом, как будто пытаясь заглушить тем самым окружающую ее грязь. Хладнокровна в своей природной странности и несчастная Дотти (Карина Пестова), с энтузиазмом согласившаяся на преступление против собственной матери. Герои естественны и непринужденны в своих нечеловеческих пороках. Задуманное убийство и расчетливая жестокость по отношению к юной девушке не противоречит наивной и почти трогательной глупости членов злополучной семьи. Все они будто не замечают, как что-то идет не так, превращая историю в абсурд. Ненормальность происходящего с самого начала выдает лишь тело горе-наркоторговца Криса, заварившего всю кашу. Оно, переваривая реальность, бьется в эпилептическом припадке. Именно конвульсии и открывают действие, а сразу после Александр Худяков (Крис) медленно растекается в позу расслабленного мыслителя, то ли как античный философ, то ли как шекспировский Гамлет.   Актеры систематически отторгают персонажей от себя, сбавляют громкость и уводя сильные эмоции, превращают действие в читку. Подобные переходы иногда синхронизируются с геометричными передвижениями объектов по сцене - вот Андрей Балашов, отстраняясь от своего Анселя, передвигает пластмассовое кресло перпендикулярно предыдущему положению. В этот момент или с легкой задержкой в такт делает тоже самое Крис-Александр Худяков. К слову кресел всего два, и кроме них темное монохромное убранство сцены составляют лишь стол, унитаз и бесконечное море пустых пластмассовых пивных бутылок, в котором утопает передний помост (художник - Надежда Лопардина, свет – Юрий Соколов). В критические моменты, грозный треск этих, взбитых ногами героев, бутылок, выступает раздражающим акцентом, дополняя звуковое оформление спектакля. Синтез звуков, музыки и видеопроекций с действием (звук - Сергей Дробот, монтаж видеоряда – Евгений Фильштинский) оказывается одним из многих ключей к пониманию безвременья происходящего - лейттемой казалось бы американской семьи Смитов становится "Плот" Юрия Лозы, в купе с жестокими реалиями - прямая отсылка к "Грузу 200" Балабанова. Но и 90-е, закрепившиеся вроде бы песней Татьяны Булановой в караоке и приставкой Денди, скоро размываются - по телевизору у Анселя и Шарлы идут новости Первого канала сегодняшнего дня. Да и сам маньяк и садист Джо Купер оказывается собирательным образом именно нашего "мента" в самом его неприглядном варианте. Эстетика бандитского беспредела с русским акцентом более чем осязаема, и потому закономерным выглядит посвящение уже упомянутому Алексею Балабанову в финале. Люди здесь - люди в общем, без конкретики, и беспринципность их поступков и естественность этой беспринципности в спектакле Шерешевского не имеет отношения к определенной эпохе - ничего не изменилось кроме повестки дня в новостных выпусках.